Мирмухсин Мирсаидов - Зодчий

• Название: Зодчий
• Автор: Мирмухсин Мирсаидов
• Издательство: Иэдательство литературы и искусства имени Гафура Гуляма
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1979

Роман Мирмухсина «Зодчий» обращен к историческому прошлому узбекского народа. Действие происходит в XV веке, в годы расцвета литературы, искусства, зодчества в Средней Азии. Автор вводит нас в общественно политическую атмосферу, царившую в те времена в Мавераннахре и Хорасане — территории, расположенной между крупнейшими в Средней Азии реками Амударьей и Сырдарьей.

В романе много конкретных исторических лиц. Книга посвящена судьбе народных мастеров, их таланту.

---

Бадия спрыгнула со своей арбы и подошла к ним.

— Что тут происходит? — спросила она.

Зульфикар молча пожал плечами.

— Скажите арбакешу, — кричал Гаввас, — пусть поворачивает назад. Ой-ой-ой! Умираю!

Ничего не говоря родителям, Бадия перешла на вторую арбу. Они снова продолжали путь. Усевшись против Зульфикара, она обратилась к Завраку, сидевшему верхом на лошади:

— В чем дело?

— С самого утра блажит, госпожа, — объяснил Заврак, — вернуться, видите ли, желает.

— Ой, умираю! Будь прокляты эти пески, умираю! Поверните арбы! Вернемся в Герат! Ой…

— Господин Гаввас, что это еще за новости? — спросила Бадия, гневно глядя на Гавваса.

— Не поеду дальше, вернусь!.. — кричал тот.

— Но поймите, вернуться невозможно. Мы уже приближаемся к Джейхуну. И проделали долгий путь. Если вы не хотели ехать, могли сказать об этом еще в Маймане!

— Все равно не поеду. Вернемся!

Бадия растерялась. И, желая удержать сердитые слова, готовые сорваться с языка, она изо всех сил стиснула зубы.

— Да он для нас как нарыв на голове. Заврак-ага, растолкуйте вы ему, ради аллаха, ведь он же мужчина. Стыдно!

— А на него ничего не действует, госпожа!

— Ничего знать не желаю, везите меня в Герат!

— Что же с ним делать? — Взглянула на Зульфикара Бадия.

— Да он никого и слушать не хочет. Придется сказать зодчему.

— Зодчему хватает и своих огорчений.

Бадия снова обратилась к Гаввасу.

— Очень прошу вас взять себя в руки — сказала Бадия, и глаза ее гневно сверкнули. — Не то я накажу вас.

— Иди отсюда! — завопил Гаввас. — Не поеду я в Бухару! Я болен! Поверните арбы!

Сделав знак Зульфикару, Бадия сердито крикнула:

— Сбросьте его с арбы! — И выхватила из-за голенища кинжал. — Если вы сейчас же не сбросите его, я заколю эту свинью!

Зульфикар, уже знавший, что противоречить Бадие опасно, приподнялся, схватил Гавваса и столкнул его с арбы. Гаввас, мягко свалившийся на песок, вскочил и с криком кинулся за арбой. Это увидели и те, кто ехал на первой арбе. Все молчали. Арбы продолжали свой путь.

— Бесстыдный трус! — прошептала Бадия.

Гаввас Мухаммад снова упал на песок и опять начал стонать и охать. Но уже через минуту он в страхе бросился за удалявшимися арбами, однако, приблизившись и увидев кинжал в руках Бадии и ее гневно сверкавшие глаза, испуганно попятился. А Бадие, отныне считавшей себя причастной к делу хуруфитов, Бадие, поклявшейся отомстить за смерть брата, ничего не стоило воткнуть кинжал в сердце трусливого Гавваса и бросить его труп в пустыне.

Гаввас Мухаммад кинулся догонять первую арбу.

— Возьмите меня, возьмите, не буду больше, каюсь! — вопил он.

Никто не обернулся. Никто даже не поглядел на него. И он понял, что сейчас все подчиняются Бадие. Прекрасная молоденькая девушка казалась ему теперь страшнее Караилана.

— Спасите, спасите, не оставляйте меня одного!

Бадия молча стояла на арбе. Потом, по ее знаку, Заврак спрыгнул на землю, подошел к Гаввасу, который все еще продолжал вопить, схватил его, втолкнул на третью арбу, сам догнал вторую арбу, влез на нее и уселся рядом с Бадией. Видевшие это Масума-бека, зодчий и Харунбек облегченно вздохнули.

— Взобрался? — тихо спросила Бадия.

Устраиваясь поудобнее, Заврак кивнул:

— Сунул его поверх вещей.

— За столько лет я не сумела разгадать его, не поняла, какой это ничтожнейший человечишка. Настоящая скотина.

— Успокойтесь, резкие слова не помогут ничему. И спрячьте свой кинжал, госпожа. У Гавваса недуг похуже падучей, — проговорил Зульфикар. — Проста толстяк, просто пустышка, не видевший в жизни трудностей. Но ведь и такие тоже живут на свете.

— Да, теперь я в этом сама убедилась, — ответила Бадия. — А он себе на уме. Как бы снова не начал выкидывать свои штучки.

Три арбы углублялись в сердце пустыни. До самого вечера никто не проронил ни звука. Лошади вконец выбились из сил.

И тогда, увидев, что товарищи его приуныли, Зульфикар негромко затянул песню:

Не прерывай, о грудь моя, свой звездопад:
Удары сердца пусть во мне всю душу раздробят!

Сидевшая рядом Бадия подняла голову, улыбнулась. А Зульфикар, увидев эту улыбку, запел громче. Ехавший на первой арбе Харунбек обернулся и весело воскликнул:

— Давно бы так, братец! Пой громче! Среди нас, оказывается, есть храбрецы, способные рассеять любую тоску.

Глава XXVII Участники «группы хуруфитов»

Ярко-желтые гряды песка, налезающие друг на друга, слепили глаза, их волны, которым не видно было конца, походили на бушующий океан. А над ними стояло огненное марево, и все же зодчему, несмотря на невыносимый зной, дышалось здесь легче. Ведь живут же чабаны среди кызылкумских песков, хотя их именуют адом. Но почему-то именно здесь зодчий почувствовал себя лучше, бодрее. Заметил это и Харунбек. И сказал зодчему, что воздух здесь хоть и накален, но прозрачен и чист и действует успокаивающе на человека, как бы погружает его в состояние блаженства.

— Верно, верно, — подтвердил зодчий, потирая руки, — здесь на редкость легко дышится. И вы правильно сказали, что человек не чувствует здесь душевного гнета, а, наоборот, становится бодрее. Уже позади горестный для меня Герат. Последнее время я чувствовал себя там больным, несчастным, а теперь я свободен, мне легко в этих забытых богом песках…

— Истинная правда, — подтвердил Харунбек, — вам действительно было там плохо, да еще доносчики Мухаммада Аргуна, точно водяные змеи, так и норовят влезть в нутро. Скажите мне, устад, вы доверяете всем своим ученикам?

— Да, среди моих учеников нет предателей.

— А мне? Я ведь вам чужой, мне-то вы верите?

— Верю. Вы хороший человек. Честный и справедливый. Это я понял сразу.

— Благодарю вас! У вас чистое сердце, вы истинный зодчий, и вы человек широкого кругозора. А ведь вы могли бы и не поверить мне. Будь я на вашем месте, я бы, кроме жены да дочери, никому не верил. Вас преследуют, вы потеряли доверие двора, мало того — стали для них опасным.

— Откуда вам это известно?

— Слухами земля полнится!

— Удивительное дело! Слухи о горе, постигшем меня, оказывается, дошли и до караван-сараев.

— Вашу боль разделяет добрая половина жителей Хорасана. И те, кто терпит несправедливость царского двора, тоже на вашей стороне. Я сам пострадал от этих тиранов, — как видите, я арбакеш, а мой дед и мой отец были ткачами. Я тоже, как и они, — ткач. Но я читал книги Саида Имадиддина Насими и Мир-Касыма Анвара…

— Вот как! — внимательно поглядел на Харунбека зодчий. — Выходит, нет на свете человека, не изведавшего горя!

Они долго молча смотрели на неоглядное море песков. Зодчий вспоминал Мир-Касыма Анвара и «властелина слова» Лутфи. Эти люди, эти талантливые поэты, были сдержанны, никогда ни на что не жаловались и на вопросы о здоровье неизменно отвечали: «Здоров, благодарю». «Хорошее пожелание — половина богатства», — говорят мудрецы. Так и слова человека о том, что он здоров, сами по себе сулят долгую жизнь. Любой человеческий орган имеет уши и, ежечасно слыша слова о том, что все тело здорово, действительно чувствует себя здоровым. Это великое открытие трех мудрецов дошло и до Шахруха-мирзы, который, прекратив военные походы, утвердился на троне Хорасана. И он тоже постоянно говорит всем, что здоров и бодр. Правда, это своего рода политика. Когда придворные, военачальники и беки слышат от государя; что он здоров, а вовсе не стар и слаб, им и в голову не приходит думать о том, кто сядет на трон после государя и на сторону какого царевича следует им склониться.

— Ну что же, — проговорил Харунбек, — воля аллаха проявляет себя во всем, и в большом и в малом. Наш духовный наставник, высокочтимый Фазлуллах, внушал нам, что слово «ваджх»— «причина или основание»— имеет четырнадцать цифровых выражений, а двадцать восемь букв нашего алфавита — «воплощение и основа всего сущего»[28].

Зодчий снова внимательно поглядел на Харунбека. Перед его глазами вдруг встал его мальчик, его Низамеддин, а также и Ахмад Лур. «Ну хорошо, допустим, молодые люди увлеклись учением хуруфитов, но вот вы, Харунбек, вы уже не такой молодой, почему же вы разделяете это учение и верите в него? Какой в том смысл?» Зодчий едва не спросил об этом Харунбека, но вдруг вспомнил поэта Мир-Касыма Анвара, изгнанного из Хорасана год назад. Тот тоже верил в учение хуруфитов. А поэт и мыслитель Саид Имадиддин Насими, с которого после жестоких пыток заживо содрали кожу в городе Халебе и затем умертвили?! Насими принадлежал к секте шиитов и точно так же, как Мансур Халадж, уподобил человека богу, то есть вступил на путь богохульства. Именно поэтому были они убиты. Слухи о богохульстве Фазлуллаха распространили люди Мираншаха. Но на самом-то деле этот достойный человек пекся лишь о благе народа и разоблачал все гнусности тирании.