Жоржи Амаду - Большая Засада

• Название: Большая Засада
• Автор: Жоржи Амаду
• Издательство: Астрель
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-271-41633-0

Один из поздних романов великого бразильца.

Одно из лучших его произведений.

Напряженный, увлекательный сюжет соседствует с изысканностью стиля, реализм — с мистическим реализмом, а жгучая чувственность — с философской глубиной.

История маленькой деревушки в засушливых степях Бразилии, за которые плантаторы в начале XX века ведут кровавые войны.

История бывшего бандита — сильного, отчаянного человека, рвущегося к богатству и власти.

История великой страсти и измены, беспредельности людской хитрости и благородства, неистовства любви, ненависти и мести…

---

О доме, который фазендейру приобрел и записал на имя любовницы со всеми надлежащими бумагами из нотариальной конторы и со всеми формальностями, сиа Эфижения и Сакраменту узнали от Натариу. Он был единственным, кто все знал об этом деле, державшемся в строжайшем секрете, — половник не хотел, чтобы новость распространилась. Сдача в аренду давала хороший ежемесячный доход — достаточный для беззаботной жизни матери и дочери. С этого момента сиа Эфижения только и думала о том, чтобы оставить работу на фазенде и открыть в Итабуне или в Такараше зеленную лавку, — там она торговала бы бананами, плодами хлебного дерева, перцем, жило и всем остальным, что можно употреблять в пищу и готовить.

Но пока полковник был в добром здравии и влюблен в девушку, ведунья оставила эти прожекты. Всем известно, какова любовь богачей: скоротечна, в любой момент может пройти, может — ночью, а может — днем. Но полковник заскучать не успел, умерев прежде: смерть пришла кровоизлиянием в затылке, и он упал, одеревенев, с перекошенным ртом. Продавая тыкву и машише в зеленной лавке всяким шишкам в Итабуне, Сакраменту вскорости нашла бы себе нового богача, который поставил бы ей дом и открыл бы счет в магазинах тканей и обуви. Такие планы вынашивала амбициозная и практичная сиа Эфижения.

Но дело в том, что дона Эрнештина унаследовала Сакраменту вместе со всей своей сельской и городской недвижимостью: латифундией, целыми улицами доходных домов в Ильеусе и в Итабуне и деньгами, вложенными под проценты, — несметным богатством. Мечты сии Эфижении о зеленной лавке откладывались бог знает до каких пор.

Наследство полковника Боавентуры Андраде — главная тема разговоров и пересудов на углах и в кафе, на улицах и в кабаках — не было предметом для описи и дележа. Днем раньше, днем позже, но все будет принадлежать ему — так решила вдова, заказывая службы падре Афонсу. Она вела речь о сыне. «Как только Господь призовет меня к себе!» Раз так, то зачем делить дома и плантации, большие и малые имения, капитал и проценты? Как только Вентуринья приехал из Европы с пересадками в Рио и Баие, мать передала ему бразды правления и предоставила право распоряжаться состоянием. А для себя, в своей личной собственности, дона Эрнештина оставила только одно — служанку Сакраменту.

7

Кому же принадлежала тень, которую капитан увидел в отблесках света от фонаря в доме покойного Тибурсинью? И что незнакомец делал в лачуге в отсутствие хозяев? Ничего хорошего — это уж точно. Левой рукой Натариу толкнул дверь, в правой сжимая револьвер. Лицом к лицу он столкнулся с Сакраменту, покрытой пылью. Увидев его, девушка легонько вскрикнула, но не от страха, а от удивления и радости:

— Ай, капитан! Как хорошо, что это вы! Мне сказали, что вы уже уехали.

— А ты? Что ты здесь делаешь? Дона Эрнештина рассчитала тебя?

Сакраменту опустила глаза и уставилась в пол:

— Из-за доны Эрнештины я бы никогда оттуда не уехала. Бедняжка, должно быть, думает обо мне плохо, считает меня негодяйкой. Я убежала, не сказав ей ни слова, но как я могла сказать?

— Ты сбежала из дома полковника? Какая муха тебя укусила?

— Доктор. Он хотел овладеть мною.

Капитан не казался удивленным. На губах заиграла пугающая, едва заметная улыбка.

— Вентуринья?

— Все так, как я вам говорю. Он ворвался в мою комнату — возбужденный, слюной брызжет, изо рта несет выпивкой. Это меня и спасло. Я его толкнула, и он повалился на пол как подкошенный. У него даже не было сил подняться. Он только повторял, что доберется до меня. Я так испугалась, что даже вещи не собрала. Так, похватала что-то наугад, пока не нашла платок, в котором хранила кое-какие деньжата, и побежала на станцию ждать поезда. А из Такараша я пошла пешком, чтобы повидать мать и поговорить с вами.

Капитан ничего не сказал, только глаза его прищурились, стали такими же, как улыбка. Сакраменту подняла взгляд и в упор посмотрела на него:

— Он схватил меня, повалил, побил и укусил. Если вы сомневаетесь, то взгляните. — Она показала руки в красных подтеках, а на шее были следы засосов и укусов.

Натариу молчал долго. Кто знает, подумала Сакраменту, может, эти следы не показались ему достаточным поводом для бегства. Она задрала юбку до бедер и продемонстрировала черные пятна в тех местах, где колени высокого и тучного Вентуриньи навалились на ее смуглую аппетитную плоть. Глаза капитана задержались, разглядывая. Сакраменту опустила юбку, но не взгляд:

— Как я могла захотеть лечь с его сыном? Боже меня спаси и сохрани! Когда он вошел, то предложил мне деньги, сказал, что я красивая и все такое. Я попросила, чтобы он оставил меня в покое, а он заговорил о полковнике, сказал, что знал обо всем и тоже хотел. Я снова взмолилась, ради блага его матери, ради души полковника. Но он уже стянул пиджак и брюки и схватил меня. Но он был таким пьяным, что на ногах едва держался. Это меня и спасло.

Капитан Натариу да Фонсека не произнес ни единого слова, лишь коснулся кончиками пальцев напряженного лица девушки и смахнул со щеки слезу. Сакраменту схватила ласкавшую ее руку и поцеловала:

— В поезде я думала о вас. Кроме матери, которая ничего не может сделать, у меня в этой жизни только вы и есть.

Она снова уставилась в пол:

— И еще однажды я о вас вспомнила. Так ясно вспомнила — будто увидала вас рядом и вы говорили мне, что я должна ответить доне Мизете.

Имя показалось капитану знакомым:

— Я знаю одну Мизете. Это хозяйка борделя на Змеином острове.

— Она мне отправила послание, приглашала пойти промышлять к ней в заведение. И вот тогда я вспомнила вас, и вы мне говорили, что полковнику бы не пришлось по нраву, если бы я занялась проституцией. Лучше уж быть служанкой в доме доны Эрнештины. Только это невозможно, раз доктор там живет. Я села на поезд, вышла в Такараше и направилась сюда. Я только-только пришла, даже не знаю, где мать. Но я увидела вас, и этого мне довольно.

Она снова посмотрела на него и сказала голосом твердым и спокойным:

— Никто меня не возьмет ни деньгами, ни силой. — Она улыбнулась сквозь слезы, посмотрела на свои руки, покрытые дорожной пылью, дотронулась до волос, затвердевших от грязи, и произнесла тихонько:

— Мне нужно помыться. Я просто ужасная. Когда мать придет, пойду на реку.

Натариу рассказал ей, где была и что делала Эфижения. Голосом, в котором смешались смущение и дерзость, Сакраменту заявила:

— Тогда я пойду мыться прямо сейчас, пока она не пришла. Я ужас какая грязная, такая страшная, что вы меня даже не замечаете.

— Грязная или чистая, ты все равное хороша, как никто. Если бы полковник глаз на тебя не положил, то именно я сделал бы тебя женщиной.

— Может, и так. Как бы я могла отказать, если только о вас и думала?

Она направилась к двери, прошла мимо него, пышные груди коснулись груди капитана.

— С вашего позволения, полковник! — И он проследовал за ней к берегу.

8

Фауд Каран, сидя за столиком в баре и наслаждаясь ароматным араком — своим любимым напитком, — улыбнулся Большому Турку, своему другу Фадулу Абдале, и заявил напыщенно:

— Над Итабуной, друг Фадул, разразился сексуальный катаклизм, и мы живем теперь под его знаком. Катаклизм этот откликается на поэтичное и загадочное обращение «Людмила Григорьевна Ситкинбаум» — ну просто стихи, так ведь? — Он повторил хорошо поставленным, округлым голосом, подкрепив свои слова высокопарным жестом: — Она пришла из сибирской тайги — Людмила Григорьевна Ситкинбаум!

На секунду Фауд Каран замолчал, слушая чистое эхо возвышенного имени и явно восхищаясь собственным голосом:

— Ты слышал о роковых женщинах, друг Фадул? Так вот, Людмила Григорьевна — это великолепный экземпляр, прототип, парадигма роковой женщины. Мы все покорились ее совершенствам, она обратила нас в рабов, счастливых в своем рабстве.

Фауд Каран отпил глоток арака, чтобы смягчить горло. Лицо его светилось от глубокого интеллектуального наслаждения. Фадул последовал его примеру. Он восторженно внимал лодырю — одному из двух своих корифеев; вторым был Алвару Фариа, живший в Ильеусе.

— Это пожирательница мужчин, о мой Большой Турок! И чем чернее, тем лучше. Чем больше в них африканской крови, тем глубже они западают ей в душу и тем сильнее у нее намокает между ног. По праву, но не фактически, она принадлежит нашему новому повелителю, доктору Боавентуре Андраде-младшему, наследнику Объединенного королевства Итабуны и Ильеуса. Мы теперь живем в царствование Боавентуры Второго Веселого, преемника Боавентуры Первого Вожака.

Фадула добрый Бог маронитов сослал на край света — в Большую Засаду. Оказываясь на оживленных улицах городов, куда он приезжал, чтобы пополнить запас товаров, погасить счета, подлежавшие оплате, и подписать новые, пройтись по барам, кабаре и борделям и увидеть, как пенные волны накатывают на берег, трактирщик пользовался случаем, чтобы побеседовать с двумя просвещенными эрудитами — Алвару Фариа в порту Ильеуса и Фаудом Караном в сертане Итабуны. У них было определенное сходство — оба презирали любую деятельность, кроме чисто интеллектуальной — такой как беседа, игра в покер или обсуждение местных происшествий. По мнению Фадула, Фауда Каран обладал скромным преимуществом перед партнером — он был арабом и говорил на языке пророка: ах, это мед и финики, анис и сахар! Будучи в курсе всех событий и сплетен, Фауд повествовал о них и подвергал их анализу с изяществом и знанием дела. Фадул восторженно слушал.