Гюнтер Хофе - Заключительный аккорд

• Название: Заключительный аккорд
• Автор: Гюнтер Хофе
• Издательство: Ордена Трудового Красного Знамени военное издательство министерства обороны СССР
• Жанр: О войне
• Год: 1976

Роман известного писателя Германской Демократической Республики представляет собой третью книгу тетралогии о событиях, развернувшихся в годы второй мировой войны.

Опираясь на богатый фактический материал, автор в художественной форме раскрывает решающую роль Советского Союза в разгроме фашизма, повествует о великой освободительной миссии советских воинов в Великой Отечественной войне 1941–1946 годов.

Читатель вновь, встретится с полюбившимися ему героями романов «Красный снег» и «Мерси, камерад», которые были изданы Воениздатом соответственно в 1966 и 1972 годах.

Роман рассчитан на массового читателя.

---

Вот дверь тюремного двора распахнулась, и круг арестованных, сократив дистанцию, застопорился На какие-то минуты узники оказались неконтролируемыми. В то время как головные подошли к лестнице, задние ещё толпились в коридоре. Некоторые поменялись местами, быстро-быстро зашептались. Крики надзирательницы доносились до них лишь обрывками…

Вдруг кто-то схватил Ильзе за левую руку и, немного оттеснив её в сторону, что-то сунул в руку, совсем-совсем маленькое. Ильзе, глядя прямо перед собой, сделала вид, что ничего не произошло.

— Быстрее, чёрт бы вас побрал! — орала надзирательница. Звенели ключи, со скрежетом открывались двери. — Встать у своих камер! Не шевелиться! Не разговаривать, а то изобью!

Справа слышится лязг открываемой двери. Вот арестованная входит в камеру, и дверь с ещё большим грохотом захлопывается. Поворот ключа — и к следующей камере…

Оказавшись в камере, Ильзе Хельгерт, не разжимая кулака левой руки, сняла с себя жакет. Затем села спиной к двери и только тогда медленно разжала пальцы. В руке её лежала бумажка, свёрнутая во много раз. Она осторожно развернула её. Крохотными печатными буковками на клочке было написано: «Зимородок раскололся. Предупреди Бобра! Необходимо спешить!»

Она с изумлением уставилась на записку, судорожно размышляя:

«Кто такой Зимородок? А Бобёр? Необходимо спешить! Боже мой, кто-то, видимо, очень ждёт эту записку. Но кто? Где? Меня с кем-то спутали. Но кто спутал и с кем? Быть может, тот, кто по ошибке дал мне эту записку, завтра на прогулке подойдёт ко мне и попросит вернуть ему записку? Хуже, если он не заметил своей ошибки. Как предупредить Бобра?»

Ильзе даже тихо застонала:

«Как бы узнать, кто такой Бобёр? До сих пор я ни с кем не разговаривала, да мне и незачем было. Женщины из столовой, по-видимому, всех знают по именам. Обе уголовницы, о чём они напоминают всякому, когда нужно и когда не нужно. Они наверняка наушничают начальству, лишь бы только сохранить свою должность.

Подследственная номер сто тридцать восемь, тебе ничего не остаётся, как ждать целые сутки, ждать и надеяться, что на следующей прогулке всё прояснится. За это время к тебе может зайти тюремный священник, адвокат или следователь. Священник за всё время был у меня лишь два раза. Семидесятилетний старик со свойственной его религиозному рангу добротой. Суть его утешения заключалась в том, что не всем политическим отрубают голову и не всех приговаривают к расстрелу».

Адвокат, выбранный из числа коллегии, был у неё всего лишь один раз. Он зашёл к ней, чтобы дать ей подписать бланк, который давал бы ему право защищать её, и одновременно объяснил ей, что не видит никакой возможности для её освобождения.

— Более чем вероятно, — продолжал он, — что вас ждёт тюремное заключение. Заключение в лагерь нормального режима, поскольку ваш супруг с оружием в руках выступил против рейха… Дезертирство, измена… Знаете, фрау Хельгерт, есть кое-что, осложняющее ваше положение. Я имею в виду вашу связь с неким Генгенбахом. Когда я получу для ознакомления ваше дело, мне станет понятно многое. Однако ничего хорошего, не буду вас обманывать, я не ожидаю…

Короче говоря, это был: адвокат, каждый шаг которого перекликался с намерениями его начальства.

До сих пор Ильзе допрашивали мужчины в гражданском. Гестапо, служба безопасности СС, уголовная полиция подключились к ведению дела лишь в ходе самого судебного процесса.

«Интересно, что за процесс устроят они для меня? — думала Ильзе. — Мне сказали, что мой муж якобы перебежал к русским, а потом был схвачен немцами. Один из его бывших офицеров-сослуживцев послал письмо, в котором писал, что он очень сожалеет, что не мог помочь мне в трудное для меня время. Было это года полтора назад. Из этого письма можно было понять, что Фриц погиб на фронте. Вот и всё. Я, собственно, так и сказала на допросе. А теперь оказывается, что я в этом как раз и виновата. Теперь они хотят бросить меня в концлагерь неизвестно на сколько лет. Конечно, со слабой женщиной справиться легко…

Следователи… Не стоит ли за каждым из них штурмбанфюрер Дернберг? Это самый опасный человек из всех, с кем я когда-нибудь встречалась. Он искалечил всю мою жизнь. И почему должно было случиться так, чтобы наши пути пересеклись?»

Ильзе осторожно сложила записку в несколько раз и подержала в руке.

«Что мне теперь с ней делать? Уничтожить? Быть может, это лучше сделать через несколько дней? Но куда же мне её тогда спрятать? В камере надзиратели просматривают все вещи и обязательно найдут записку. Значит её нужно держать при себе. В случае чего я могу проглотить её: сделать это совсем не трудно».

Чашка с баландой стояла нетронутой. Каждый день одна и та же похлёбка. Ильзе растянулась на топчане. Глазок в двери был закрыт.

Приближалась ночь. Самое страшное в этих стенах обычно происходило по ночам, когда особенно хорошо слышны вопли арестованных, которых подвергали нечеловеческим пыткам, плач и крики приговорённых к смерти. По ночам у каждого из узников усиливался страх перед неизвестностью, боязнь не выдержать пыток. Однако одновременно с этим росла и ненависть к фашистским палачам, которые, прежде чем погибнуть, хотели погубить всё живое на земле.

Иногда так хотелось спать, что глаза слипались, но сон никак не шёл. Ильзе всё время вслушивалась в темноту, нервы её были напряжены до предела…

Бесшумно приоткрылся «волчок» в двери. Тихо, почти неслышно, повернулся ключ, и дверь мигом распахнулась.

На пороге камеры, подбоченясь, стояла Дикая Елена — так узники прозвали самую жестокую надзирательницу.

— Ах ты, бездельница! — закричала она на Ильзе, и та быстро слезла с топчана, протёрла глаза кулаками. И в этот момент записка выпала на пол.

Надзирательница мгновенно схватила записку.

— Подумать только! Записка!

Ильзе Хельгерт застыла, словно парализованная.

— Встать к стене лицом! Быстро! — приказала надзирательница.

Ильзе медленно повернулась кругом.

Надзирательница быстро развернула записку и прочла вслух:

— «Зимородок раскололся. Предупреди Бобра! Необходимо спешить!» — Дикая Елена бросила на узницу свирепый взгляд и прошептала: — Как ты посмела?.. Ах ты, тварь!

Дверь за надзирательницей с шумом захлопнулась. Загремел засов.

Ильзе как подкошенная упала на пол.

Бригаденфюрер недоверчиво покачал головой и проговорил:

— Если это так… Третьего вы вылетели в Берлин, так как не могли убедить полковника фон Зальца. Четвёртого у меня на столе лежал ваш доклад. Пятого Хельгерта освободили силой и, по-видимому, увезли за линию фронта. Шестого умер Фрейберг, которого ранили тремя пулями. Полдюжины мёртвых при этой трагедии. А вы, штурмбанфюрер Дернберг, докладываете мне восьмого декабря свою сказку о том, что вы благополучно съездили в командировку на Западный фронт. Всё это похоже на обман. Вы обещали мне компрометирующий материал на подозрительного командира дивизии, на бывшего обер-лейтенанта, который, если верить вашим словам, выбил у вас из рук карабин, когда вы намеревались застрелить предателя. Однако все ваши обещания так и остались обещаниями. А что мы имеем на хамом деле? — Бригаденфюрер так стукнул по столу, что чернильница и календарь, лежавшие на нём, подпрыгнули. — Ничего! Абсолютно ничего! Вы просто ни на что не способный болтун! — Бригаденфюрер сунул под нос Дернбергу какую-то бумагу.

— Вы не только неудачник, но вы почти мертвец! — выкрикнул он. — Вот, извольте. В этом рапорте командующий пишет Кальтенбруннеру о том, что вы действовали в отношении Круземарка недозволенными методами. В верхнем правом углу этой бумаги имеется деликатная пометка: «Пора бы этому верблюду научиться действовать. У нас есть дела и поважнее». И подпись: «К.»! Вам это о чём-нибудь говорит?

Штурмбанфюреру Дернбергу стало не по себе.

— Партайгеноссе Кальтенбруннер переслал мне рапорт командующего, — продолжал бригаденфюрер. — При этом он заметил, что все ваши обвинения не имеют под собой никакой почвы, так как от начала до конца высосаны из пальца. Быть может, вы мне что-нибудь можете объяснить?

Дернберг почувствовал, что он ничем не сможет спасти своё положение. И не только он сам, но даже его протеже из военного округа в Гамбурге, которому он, в свою очередь, регулярно поставлял хорошие вина, за что тот охотно брал его под свою защиту.

Бригаденфюрер поправил галстук и сказал:

— Ликвидируйте все дела, которые могут меня раздражать! Понятно?!

— У вас есть конкретные распоряжения, бригаденфюрер? — поняв, что самое страшное уже позади, осмелился спросить Дернберг.

— Гауптштурмфюрер Оленбург займётся случаем с Зальцем. Этот субъект нас уколол. За это ему придётся расплатиться. Круземарка я возьму на себя. Отца Хельгерта я приказал арестовать, что вчера и сделали в Мюнхене. Побеспокойтесь о том, чтобы его направили в Берлин.