Грэм Джойс - Как подружиться с демонами

• Название: Как подружиться с демонами
• Автор: Грэм Джойс
• Издательство: Азбука-Аттикус
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-389-04785-3

Есть люди, в чьем прошлом скрыты поступки, обрекающие их на проклятие — в их собственных глазах. И даже долгие годы спустя их терзает бес неудовлетворенности. Таков и Уильям Хини, но с одной поправкой: он действительно уверен, что видит демонов. Тысяча пятьсот шестьдесят семь, ни больше ни меньше. Уильям твердо знает, что бесы любят скапливаться на пожелтевших страницах и в рваных корешках старых книг. Поэтому настоящим старым книгам он предпочитает подделки. Собственно, он большой мастер по их изготовлению. Уильям — крупный специалист по старым пабам Центрального Лондона. Он ненавидит нового мужа своей бывшей жены — модного шеф-повара — и старается не допустить в свою жизнь беса влюбленности. Он не понимает, что нашла в нем красавица Ясмин, и уверен, что ей лучше подошло бы имя Анна. Он тщательно выстраивал свою жизнь, искупая одну, но непростительную ошибку бурной студенческой юности, — однако с таким трудом возведенное здание дало крен, когда шапочно знакомый с Уильямом бродяга приковал себя к решетке Букингемского дворца, угрожая взорвать бомбу…

Впервые на русском — удивительная история удивительной одержимости.

---

Или еще что-то, чтоб я припомнил, как мы столкнулись в пустыне.

Я такой: «Что? Что ты сказал?» А этот мудак смотрит на меня, а потом отводит взгляд. И я понимаю, что это он самый. Вижу. Но не могу наехать на этого выпивоху, потому что из него уже могли выбраться. Выскочить из глубины глаз. Они мигом входят и выходят, охнуть не успеешь.

Впрочем, иной раз он может подзадержаться, чтоб поболтать. Но наверняка никогда не скажешь. Я так в точности и не разобрался, в кого он на самом деле вселяется: в других или в меня?

Я ходил к мозгоправу. Мигрени усилились, со сном беда, колики в печени и прочие болячки. Когда я рассказал своему эскулапу насчет бессонницы и кошмаров, он дал мне направление к мозгоправу, но из этого ничего не вышло. Первым делом я ему сказал:

— Не подмигивайте мне. Терпеть не могу, когда подмигивают.

— Вот как. А почему?

— Не важно почему. Просто не подмигивайте, и все будет нормально.

— Смею вас заверить, я не из подмигивающих психиатров.

— Добро. Значит, поладим. А что это вы там записываете?

— Я делаю заметки. Это одна из составляющих работы психиатра.

— Послушайте, я вам не какой-то там необразованный солдафон, понятно? Я — старший сержант. В отставке. Так что завязывайте со своими заметками, потому что я прекрасно знаю, что вы скажете, если я расскажу, что творится у меня в голове, а значит, все это никому не нужно, так?

— Вот как? И что же я скажу?

— Хватит мне пудрить мозги: я все знаю, и вы тоже знаете, и все знают.

— Шеймас, чем я могу вам помочь?

— Просто лечите меня. Лечите, и все.

Я не собирался ему рассказывать. Стоит заикнуться о том, что со мной произошло, и мне прямая дорога в дурку, причем с концами. Я не тупой. Ни словечка не обронил ни ему, ни армейским докторам, ни штатским эскулапам. Вот сейчас здесь пишу, это первый раз и есть. О некоторых вещах лучше молчать.

Мне стало больно ссать. Ну да, у меня давно не было подружки, но я все равно пошел к урологу. И надо же такому конфузу приключиться: урологом оказалась симпатичная цыпочка, вроде даже арабка, хотя точно не скажу. Она засунула мне в писюн металлическую штуковину вроде зонтика для коктейлей, и мне чуть крышу не сорвало. Она дернулась, прикрыла один глаз, и я подумал: «Это ты?»

Ничего. Чисто, как в аптеке. Только жжет. То же самое и с малафьей. Не могу даже лысого погонять — такая жгучая сперма. Что-то со мной не так, но никто не поймет, что именно.

Я потерял работу в «Группе-4». Парни за глаза называли меня Моргала. Я забил на это, но когда один из них решил подразнить меня в открытую, я сломал ему челюсть. И руку. И запястье. Я предстал перед судом, и мне дали срок. Мне помог армейский адвокат и то, что до этого я был чист перед законом, но все равно мне пришлось отсидеть в «Уинсон-Грин».

Араб повадился ко мне в тюрьму. То под видом надзирателя, то в шкуре какого-нибудь зэка. Там был еще один малый, что воевал в заливе, бывший десантник, тертый калач. Умный малый. Хороший мужик. Отставные военные на зоне держатся друг друга. Чтоб никто на нас не наезжал. Так этот малый постоянно рассказывал про залив. О том, почему мы там оказались. Открыл мне глаза, что тут скажешь. Поначалу я пытался его заткнуть, но не тут-то было.

— Дальше — больше.

Это была его любимая присказка. Он каждый раз с нее начинал, когда заводил речь о том, чего, по его мнению, ты не знаешь. Как-то раз мы встретились на выгульном дворе.

— Дальше — больше. Погоди, вот послушай. Значит, Саддам Хусейн — мощный союзник Запада, так? Мы его снабжали, финансировали, обучали, так? Четвертая по величине армия в мире. Он думает, что нападет на Кувейт и это сойдет ему с рук, так? Что его западные друзья не станут ему мешать. Я к тому, что Кувейт — это ведь даже не долбаная демократия, так? Это долбаная королевская семья вроде нашей, она там владеет и заправляет всем и вся. И вот они дошли до того, что стали тырить иракскую нефть.

— Да хватит уже языком молоть, Отто.

— Кувейтцы, благодаря инвестициям с Запада, освоили технологию наклонного бурения: долбят скважину на своей территории, далеко от границы, но под углом, и выкачивают иракские нефтяные запасы. Натуральный грабеж.

— Я слыхал, что арабы могут стащить простынь из-под спящего, — говорит Пижон (бывший танкист, лучший вор на планете, срок за мошенничество).

— Да-да, Пижон, ты вот послушай, потому как дальше — больше. Короче, слыхали про рекламное агентство, которое продало войну американскому сенату? «Хилл энд Нолтон», ёпта! Крупнейшая в этом долбаном мире контора в сфере рекламы и маркетинга, которой кувейтские толстосумы и нефтяные магнаты заплатили миллионы — да-да, миллионы! — за то, чтоб она убедила сенат и общественность вмешаться в эту войну. Они снимали видеоролики, с виду похожие на телерепортаж. Продавали их как горячие пирожки. Делали все, что можно. Даже состряпали историю с плачущей пятнадцатилетней девочкой, которая утверждала, будто своими глазами видела, как иракские солдаты вытряхнули триста сорок новорожденных на ледяной пол, чтоб украсть инкубаторы.

— Старая шняга, — говорю. — Мы это уже сто раз слышали.

— И вот как они это проворачивают, — говорит Пижон, — делают вот что: берут здоровенное перышко, вот именно, перышко, и щекочут им спящего…

— Да-да, но вот чего вы точно не слышали: эта девочка, которой пятнадцать лет, тоже из королевской семьи! А ее отец не кто иной, как посол Кувейта в долбаных Соединенных Штатах!

— …заходят сбоку и начинают щекотать спящего перышком, а когда он перекатывается на другой бок, складывают свободный край простыни…

— Дальше — больше. Сенат принял решение с перевесом в пять голосов, так? Это значит, если бы три сенатора проголосовали иначе, не было бы никакой «Бури в пустыне» и никому из нас не пришлось бы идти на войну. А теперь смотрите…

— …обходят кровать и начинают щекотать с другого бока…

— Забудьте о тех сенаторах, которые вложились в нефть, и вот перед вами три демократа: первый — истовый христианин из Библейского пояса, этого они подставили с помощью красивого кувейтского мальчика; у второго была долгая интрижка с кувейтской принцессой, только не с той, которая ныла насчет фальшивых инкубаторов, а с другой…

— …и тут спящий снова переворачивается на другой бок…

— Ну а третий сенатор (это все правда, я ничего не выдумываю, на хрен оно мне надо) заявил, что он ошибся при голосовании, потому что в тот день у него жутко болела голова.

— Вот и все. Арабы делают ноги, наутро чувак просыпается, а простынь тю-тю. Блестяще, черт побери! Это…

— Вот так оно и вышло: туда входят янки, за ними британцы, бе-бе-бе — и мы в пустыне, вдыхаем во всю грудь обедненный уран.

— Это еще что такое? — спрашиваю я.

— Перышком! Блестяще. Это…

— Что? Обедненный уран? Тут тоже целая история, приятель. Но ты врубаешься, о чем я вообще? Одна рекламная кампания, два перепихона и одна мигрень. И кто же тут мудаки, спрашивается? А? А? Кто?

Сказав это, Отто не подмигивает, нет, зато оттягивает указательным пальцем нижнее веко и сверлит меня голубым глазом — и тут я понимаю, кто это со мной болтает. Не знаю, долго ли он там просидел, в смысле, в Отто, но это точно араб. Я отворачиваюсь.

— Все путем, Шеймас?

— Порядок, Отто. Увидимся, сынок.

Отто старается приглядывать за мной. Мне няньки не нужны, но он то и дело проверяет, все ли у меня в норме. Он рассказал мне про обедненный уран. Растолковал, что это за штука. Я даже не знал, что мы его использовали. Это объясняет и те вспышки в пустыне, и почему трупы иракцев так скукоживались, хотя их ботинки были целехоньки. Мне ведь это долго не давало покоя. Но этого мало. По словам Отто, все болячки, которых я нахватался в последние годы, пошли оттуда же. Он говорит, многие американские солдаты подали иски, но их правительство не признает, что все дело в обедненном уране. Так же, как и наше.

Ну не знаю. Просто не знаю.

Отто выпускают на волю чуть раньше меня. Я скучаю по нему. Он классный мужик. Раз в неделю приходит ко мне на свидание. Носится с идеей, когда я выйду, основать на паях со мной охранное агентство.

Но мои мигрени все чаще, и нутро болит все сильнее. Когда я наконец получаю условно-досрочное, Отто забирает меня у ворот. Отвозит в паб под названием «Песочник» — то-то и оно. Угощает обедом и пивом, и мы толкуем насчет нашей охранной фирмы. Мы собираемся назвать ее «БТ Секьюрити», имея в виду бронетехнику, но как бы не напрямки. Мы оба знаем, что это туфта, — ничего у нас не выйдет. Но мы завелись и обсуждаем название, делая вид, что все будет пучком.

Вдруг как гром среди ясного неба после семи пинт пресного «Куража» Отто выдает:

— Ты веришь в зло, а, Шеймас? Веришь?

— А?

Я замечаю, что у него дергается нога.

— Нас поимели на последней раздаче, приятель. Выдолбали и высушили.