Курбандурды Курбансахатов - Сияние Каракума (сборник)

• Название: Сияние Каракума (сборник)
• Автор: Курбандурды Курбансахатов
• Издательство: Туркменистан
• Жанр: О войне
• Год: 1978

Сборник составляют повести известных писателей республики. Быт, нравы, обычаи туркменского народа, дружба народов — вот неполный перечень вопросов, затронутых в этих произведениях.

---

Курбандурды КУРБАНСАХАТОВ СУРАЙ

В выходной день, утром, Екатерина Павловна сидела в кресле у раскрытого окна, выходившего в сад, и, склонив седую голову, читала книгу, лежавшую у неё на коленях. И в саду, и в комнате всё дышало тишиной и покоем. Только в кустах нежно посвистывала птичка.

Вдруг кто-то робко постучал в дверь. Екатерина Павловна посмотрела поверх очков и сказала:

— Войдите!

Дверь осторожно открылась. В комнату вошла девушка лет восемнадцати в голубом шёлковом платье, в шёлковом пёстром платочке, с красивым и чем-то очень встревоженным лицом.

— Здравствуйте, Екатерина Павловна! Я… я помешала вам?..

Она растерянно остановилась у двери. Голос её дрогнул и оборвался.

— Да что ты, моя милая! Как ты можешь мне помешать? Я всегда тебе рада, Сурай!.. Проходи, садись на диван! — ласково сказала Екатерина Павловна, торопливо снимая очки и откладывая их вместе с книгой на подоконник.

Сурай села на диван, стоявший у степы между окном и стареньким беккеровским пианино, беспомощно опустила руки на колени и так смотрела на Екатерину Павловну, как будто искала у неё защиты от большой беды.

Екатерина Павловна не узнавала свою любимицу. Что с ней случилось? Обычно эта жизнерадостная, простодушная девушка врывалась к ней как ветер, как к себе домой, и сразу же наполняла комнату беззаботным смехом и разговором, а сейчас она неподвижно сидит, не зная с чего начать…

— Что с тобой? Что случилось, Сурай?

— Екатерина Павловна, мама… — заговорила девушка, но губы её задрожали, и голос опять оборвался.

— Что с мамой? Заболела, что ли? — ещё больше встревожилась Екатерина Павловна.

— Нет… Она здорова, — еле сдерживала рыдания Сурай. — Но она не хочет, чтобы я училась… — И девушка горько заплакала.

— Вот что! А я то уж думала… — с облегчением вздохнула Екатерина Павловна и матерински ласково погладила длинные косы Сурай. — У нас впереди ещё целое лето. А знаешь пословицу: «Подбрось яблоко: пока оно упадёт — всё переменится». И Дурсун ещё может всё передумать. Я поговорю с ней…

Сурай улыбнулась сквозь слёзы.

— Ну, конечно, поговорю. Я тоже заинтересована в твоей судьбе. Столько лет учила тебя музыке! Но чего же она хочет? Чтоб ты сидела дома и не училась?

— Нет, Екатерина Павловна, в пединститут или сельскохозяйственный отпустила бы, но она не хочет, чтобы я училась петь.

Екатерина Павловна пожала плечами, встала, подошла к окну и с минуту задумчиво смотрела в сад, барабаня пальцами по подоконнику.

— Да что же она, не слышала, что ли, как ты поёшь? Ведь это же редкий дар. И всё это заглушить? Я не осуждаю Дурсун. Она пожилой человек со старыми понятиями. Ей, конечно, хотелось бы выдать тебя замуж за хорошего человека и нянчить внучат. Ты не сердись на неё. Она не виновата, что родилась и выросла в старое время… Ты не расстраивайся.

— Да как же не расстраиваться, Екатерина Павловна? И Гозель и Байрам… мы же вместе учились у вас, вместе мечтали, как поедем в Ашхабад… И они-то сдут.

И Сурай опять заплакала. Екатерина Павловна покачала головой, села с ней рядом, прижала к себе и стала утешать.

— Не плачь, не плачь, моя птичка! И ты поедешь… Я знаю, что сказать Дурсун. Я приду, попью с ней чайку, спокойно растолкую ей, и она сама тебе скажет: «Ну, Сурай, что ж ты не собираешься? Хоть и тяжело мне с тобой расставаться, а всё-таки надо, надо тебе ехать в Ашхабад. Там твоё счастье». И ты поедешь…

— Ой, да неужели так будет? — по-детски внезапно переходя от огорчения к радости, воскликнула Сурай. — Я теперь всё время буду смотреть на дорогу, ждать, ждать, когда вы придёте.

— Сегодня не жди и завтра не жди, а вот в конце недели приду непременно.

— Да когда хотите, только бы вы пришли! А я плов для вас приготовлю и так буду рада!.. — Сурай порывисто встала, собираясь уходить. — И вы уж простите меня. Вы отдыхали, а я со слезами…

— Э, — махнув рукой, улыбнулась Екатерина Павловна. — Девичьи слёзы — роса, а роса мир освежает. Разве не чувствуешь, как в комнате-то стало прохладно?

Шутка совсем уж развеселила Сурай. Она засмеялась беззаботно и звонко, простилась со старой учительницей и пошла домой.

День стоял воскресный, и на улицах районного городка было оживлённо. По узким тротуарам, выложенным кирпичом, на базар и с базара шли непрерывные толпы народа. Тут были и городские жители и колхозники из окрестных сёл. Среди пиджаков, кудрявых папах и халатов мужчин ярко горели красные кетени и вспыхивали на солнце серебряные украшения женщин.

По мостовой, в пыли, вскинувшейся в воздух, семенили ослы с мешками на спинах, величественно шагали верблюды, мчались машины, нагруженные помидорами, луком, арбузами, дынями. Из окон неслись разноголосые звуки радио.

Жизнь шумела вокруг, а Сурай шла и ни на что не обращала внимания Она мечтала, как будет учиться в музыкальной школе, а вечерами ходить с Анкаром на концерты, в оперу.

А Анкар ещё ничего не подозревает. Он сидит сейчас в библиотеке или у себя в комнате, готовится к экзаменам в аспирантуру, а сам думает о Сурай и горюет о том, что ему ещё долго, долго не придётся с ней увидеться. Так он сам писал ей в последнем письме. Он боится, что Сурай забудет его, а она не забудет… И как он удивится, когда она придёт к нему и постучится в дверь. Он подумает, что это так кто-нибудь, и хмуро крикнет, не отрываясь от книги: «Войдите!». А Сурай не войдёт и опять постучится. Тогда он распахнёт дверь, вскинет брови и застынет от удивления. Потом вскрикнет: «Сурай!.. Счастье моё! Как я рад!.. С кем ты и надолго ль приехала?»

Он, конечно, подумает, что Сурай приехала с братом или с невесткой всего на день или на два просто так, посмотреть Ашхабад. Ведь он всё ещё думает, что Сурай будет учиться в Мары, в пединституте. А Сурай ему скажет: «Ни с кем. Одна приехала. Я уже не маленькая девочка. Я учусь здесь в музыкальной школе».

«Да неужели? — обрадуется Анкар. — А почему же не написала? Я бы встретил тебя на вокзале».

«А так, не хотела…»

Сурай так размечталась, что и не заметила, как миновала приземистые домики с плоскими крышами на окраине города, обнесённые садиками и высокими глинобитными заборами, и вышла на хлопковое поле, уходившее вдаль, к горизонту, как безбрежное зелёное море.

И тут она увидела, что по дороге навстречу ей идёт Гозель, а за ней, изнемогая от жары, чуть плетутся мать Гозель и бабушка. Все в праздничных платьях.

— Ты уже из города? Что ж ты за мной не зашла? — упрекнула Гозель, подбегая к Сурай. — И что ж ты с пустыми руками? Ничего не купила? За чем же ты ходила?

— Да так, надо было, — уклончиво ответила Сурай.

— А мы на базар и в магазины. Мама с бабушкой хотят мне купить такое платье, чтоб не стыдно было показаться в Ашхабаде. Вчера и всё утро сегодня говорили, говорили, какое лучше — шерстяное или шёлковое? И ничего не решили. Ну, да придём в магазин, посмотрим… А Байрам шьёт себе новый костюм, такой же, как у Анкара… Ну, а ты как? Едешь с нами?

— Не знаю, — сказала Сурай так спокойно, как будто ей было совершенно безразлично, поедет она или не поедет, хотя сообщение о новом платье Гозель и костюме Байрама сильно взволновало её и показалось ей чем-то обидным.

— А что? Дурсун-эдже всё ещё не пускает?

— При чём туг Дурсун-эдже? — пожала плечами Сурай. — Захочу — и поеду. Я сама ещё не решила.

— А-а, понимаю!.. — вдруг лукаво блеснув глазами, засмеялась Гозель. Она хотела ещё что-то сказать, но не успела, потому что как раз в это время подошли мать и бабушка.

— Ай, умница, Сурай! — сказала бабушка, утирая усталое лицо концом платка. — Ты уже из города. А мы ещё только плетёмся. В самую жару! Ну, что там? Большой нынче базар?

— Не знаю. Я не была на базаре. Да, должно быть, большой, народ идёт и идёт.

— Ай-ай-ай! — заволновалась мать Гозель, покачивая головой. — Я же говорила, что мы опоздаем. Народ-то, поди, уж расходится. Пойдём, пойдём скорее, Гозель! Нечего болтать-то! Потом наговоришься.

— Да идите! Я догоню вас, — сказала Гозель.

Мать и бабушка торопливо засеменили к городу. Когда они отошли шагов на двадцать, Гозель опять лукаво посмотрела на Сурай и засмеялась.

— Я так и знала. Анкар приехал, вот ты и передумала, не хочешь с ним расставаться.

— Анкар приехал?.. — удивилась Сурай.

— А ты как будто и не знаешь?.. Ой, какая хитрая!.. Он такой важный стал. Идём сейчас, а он стоит с полеводом в хлопчатнике. Полевод ему что-то рассказывает, а он записывает в блокнот. Бабушка сначала не узнала его, думала, какой-то начальник приехал из города.

— Ай, Гозель! Да что ж ты гам?.. Опоздаем, останешься без платья. Идём скорей! — обернувшись, сердито закричала мать.

— Иду, иду! — крикнула Гозель и побежала догонять мать и бабушку.