Тесса де Лоо - Близнецы

• Название: Близнецы
• Автор: Тесса де Лоо
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-7516-0794-4

Две пожилые женщины случайно встречаются в курортном городке и неожиданно узнают друг в друге… сестер- близнецов, разлученных в далеком детстве после смерти родителей. У каждой позади своя жизнь, война оставила жестокие рубцы на их судьбе. Могут ли понять и простить друг друга вдова офицера СС и женщина, скрывавшая евреев от нацистов в своем доме? День за днем они встречаются в кафе, вспоминают пережитое и пытаются пробиться сквозь стену отчужденности. Нам кажется это невозможным, до самого конца, до последней страницы, когда…

---

Тюпфер обладал даром пророчества. В ту ночь в опустевшей семинарии Анна сидела при свете свечи, рядом с двенадцатью пациентами, которых узнавала не по лицам, а по характеру их ранений. Она сидела и исполняла последний приказ Тюпфера, до умопомрачения наедаясь его шоколадом, дабы подавить в себе осознание того, что ее все бросили. К утру она вышла из ступора. Качаясь от усталости и тошноты, она выбралась из палаты. Семинария выглядела такой же вымершей, как и в ночь их прибытия: врачи, медсестры с перевязочным материалом и медикаментами исчезли, даже толстяк в шелковой пижаме и тот покинул тонущий корабль. Царило торжественное, почти благочестивое безмолвие — предвестник финальной бойни? Так же как давящая тишина обычно предшествует шквальным ветрам перед грозой? Что делала она в этом Богом забытом месте, вдали от дома? От дома? Да ведь у нее не было ни дома, ни семьи, ни яблоневого сада… никого, кто бы по ней тосковал. Анна слышала эхо собственных шагов по керамической плитке, как будто она преследовала саму себя. Каждая палата, куда она входила, своей безлюдностью усугубляла ее одиночество. Дом с пустыми комнатами из сна… вереница пустых комнат… «Сестра!..» Стон пациентов, отданных ей на попечение подобно смертельно больным младенцам, заставил ее вернуться. Но она не могла облегчить их страдания, не могла обработать их раны — под рукой были лишь клочки бумаги, она удаляла гной и вяло их утешала. Пронизывавшие ее мысли, ощущерия не задевали ни одной струны — она погрузилась в мрачное, угрюмое ожидание. День, казавшийся вечностью, медленно перетек в вечер, но никто так и не пришел ее сменить. Неужели все их забыли? Неужели они не упомянуты ни в одном плане, ни в одной схеме? Их что, уже окончательно вычеркнули из жизни? Электричество отключили неделю назад, они обходились свечами — но их тоже забрали. Она сидела на посту в темноте; можно было подумать, что раненые уже почили вечным сном. Их было тринадцать, но каждый боролся с отчаяньем в одиночку. Очевидно, здесь завершались все ее скитания; это была точка, где обрывались все ниточки. Мыльный пузырь лопнул, оставив за собой пустоту, а в ней — лишь запах умирающих.

Но она была не одна. Ее сопровождал давний знакомый — ему можно было доверять, от него исходила притягательная сила, вполне соответствующая обстоятельствам. Он не приставал к ней с ненадежными планами дальнейшей жизни, но лишь смеялся над столь бессмысленным стремлением, он ничего не спрашивал, ничего не требовал… и желал только одного — чтобы она ему не сопротивлялась. Анна, не оглядываясь, покинула палату, прихватив с собой чемодан с детской одеждой. Словно под гипнозом, она вышла на улицу и направилась к реке. Дунай чернел в ночи. Она колебалась: если прыгнуть с берега, она не сможет удержаться, чтобы не поплыть. Она встала посередине барочного моста. «Я обещала тебе этого не делать, — бормотала она, — прости меня». Слова растворились в шуме дождя. Вода под мостом сулила покой. Она подняла чемодан на парапет, достающий ей до плеча, и попробовала подтянуться. Но замшелые камни были сырыми и скользкими — она не смогла ухватиться за край и внезапно почувствовала слабость в руках, которые еще никогда ее не подводили. Она попыталась еще раз и еще… но всякий раз соскальзывала вниз. Она отказывалась сдаваться — как могли столь банальные вещи, как перила моста, препятствовать решению вопроса жизни и смерти? Она в отчаянии схватила чемодан и швырнула его в реку. То, что годилось для чемодана, должно было сгодиться и для нее. Но парапет был повсюду одинаково мокрым и гладким. Наверху смеялись над ее нелепыми попытками: всегда решительная и расторопная, Анна оказалась такой жалкой неумехой в собственном самоубийстве!

Она выкинула белый флаг и, спустившись с моста, зашагала обратно в семинарию. Она распрощалась со своей жизнью, утопив ее в Дунае вместе с чемоданом, — осталось лишь тело, которое продолжало функционировать по инерции. Она вернулась в палату и отрешенно ждала, пока наконец не прекратится это ожидание. Но прекратился только дождь. Она равнодушно посмотрела в окно и увидела, что небо расчищается. Она не имела понятия о времени, где-то в бесконечной ночи раздался стук в дверь. Она сонно притащилась в коридор. Гости, казалось, спешили, двери резко распахнулись.

— Где тут лазарет? — нетерпеливо кричали санитары СС.

— Какой лазарет? — спросила Анна.

— Здесь должен быть лазарет!

— Не знаю, можно ли его уже так назвать, — с сомнением сказала Анна, — меня должны были сменить, но никто не…

У них не было времени ее слушать, фронт приближался, им надлежало разгрузиться и мчаться обратно. Сломя голову они уложили раненых по обеим сторонам коридора и забрали носилки с одеялами для следующей партии. Не успела она толком вникнуть в смысл происходящего, как их уже и след простыл. Она принялась расхаживать взад-вперед между рядами тяжело раненных солдат, которых было около сотни. Мальчики, еще несколько часов назад доблестно сражавшиеся на поле боя, лежали голыми на каменном полу в шахматную клетку. Их жизнь сводилась к записи, свидетельствовавшей о виде сделанной им операции. Проникая через высокие готические окна, лунный свет падал на их безжизненные и патетически молодые тела. Романтическая луна, святой заступник влюбленных, беспощадно освещала их наготу, руководствуясь некой извращенной эстетикой. Доведенная до отчаяния, Анна беспомощно металась из угла в угол — ей оставалось лишь стать свидетельницей их гибели. С каждым умирающим солдатом росло ее отвращение к феномену войны. Все, что ей довелось испытать прежде, было лишь прелюдией. Забота, воспитание, жертвы безымянных матерей, мечты и ожидания — все было уничтожено абсурдной, преждевременной смертью… Сын, жених, отец — не более чем голый, окоченевший, лишний предмет, картотечный индекс.

К ней обратился солдат.

— Schwester…[96] — прохрипел он.

Анна склонилась над ним. Он взял ее за руку, его глаза блестели.

— Сестра, мы ведь еще держимся!

— Да, мой мальчик, — кивнула Анна.

Он хотел еще что-то добавить, открыл было рот, но — окаменел. Невысказанное замерло на губах, тело онемело, а застывшее выражение упрямой страсти было столь невыносимым, что Анна поспешно закрыла ему глаза.

Рассвело, в лучах тусклого утреннего солнца покойники окрасились в серый цвет. И снова распахнулись двери, в семинарию ворвались санитары и врачи. Они наспех огляделись кругом и, похоже, не удивились ничему, разве что присутствию Анны. В нее впились все взгляды, словно она была привидением.

— А что вы здесь делаете? — изумленно воскликнул один из врачей, теребя рыжие усы. — Вы что, с ума сошли, русские на подходе!

— Ну и что? — сказала она безучастно.

На следующий день здание кишело энергичными медсестрами Красного Креста. Откуда они взялись, Анна не знала, она уже давно перестала пытаться что-либо понять. Внезапно вновь наладилась работа, каждый выполнял свои обязанности. Но она больше ни во что не верила — это была всего-навсего личина, маскирующая полный кавардак, который в любой момент мог одержать верх. Возобновились и совещания. Адъютант гауляйтера созвал всех врачей, санитаров и медсестер для получения инструкций от своего начальника.

— Гау «Верхний Дунай» держит свои позиции, — объявил гауляйтер. — Мы все остаемся на местах при любых обстоятельствах. В том числе и медсестры. У них нет ни малейших оснований бояться русских, их безопасность в этом госпитале гарантирована.

Анна, стоявшая в группе медсестер и скептически внимавшая его успокаивающим словам, сделала шаг вперед и крикнула:

— Своих-то жен и дочерей вы наверняка эвакуировали, а?

Медсестры оттащили Анну назад, стараясь сделать незаметной среди женщин в одинаковых халатах.

— Кто это был? — резко спросил гауляйтер.

Он приказал своим людям допросить всех медсестер, но те молчали, сомкнув ряды.

После совещания рыжеусый врач отвел Анну в сторонку.

— Послушайте, сестра, — сказал он доверительно, — у меня здесь четверо раненых, у которых перебинтованы только руки, — они мобильны. Я собираюсь дать вам и двум другим сестрам приказ сопровождать их до Мюнхена.

Анна машинально кивнула. Разумеется, ведь она привыкла подчиняться, пусть на этот раз ей и досталось приятное поручение — покинуть семинарию.

— Да, кстати, — он почесал карандашом за ухом, — вы тоже слышали вчера ту женщину: «Своих-то жен и дочерей вы наверняка эвакуировали, а?»

Врач бросил на нее хитрый, но в то же время такой щенячий, преданный взгляд, что Анна ответила тоном, подразумевавшим признание:

— Да, слышала.

И тут стало понятно, почему он отправлял ее в Мюнхен. Не в состоянии открыто произнести слова благодарности, она выражением лица дала ему понять, что догадывается о его мотивах.