Тесса де Лоо - Близнецы

• Название: Близнецы
• Автор: Тесса де Лоо
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-7516-0794-4

Две пожилые женщины случайно встречаются в курортном городке и неожиданно узнают друг в друге… сестер- близнецов, разлученных в далеком детстве после смерти родителей. У каждой позади своя жизнь, война оставила жестокие рубцы на их судьбе. Могут ли понять и простить друг друга вдова офицера СС и женщина, скрывавшая евреев от нацистов в своем доме? День за днем они встречаются в кафе, вспоминают пережитое и пытаются пробиться сквозь стену отчужденности. Нам кажется это невозможным, до самого конца, до последней страницы, когда…

---

С ликованием и возмущением одновременно Марта воскликнула:

— Она-то? Да она совершенно не умеет себя вести. Это всем известно.

— Я принес ей лекарство, — невозмутимо продолжал Якобсмайер. — Фрау Бамберг, проследите, пожалуйста, чтобы она регулярно его принимала.

Тетя Марта растерянно кивнула.

— И переоденьте ее, когда увидите, что одежда промокла от пота. Иначе она снова простудится.

— Хорошо, хорошо, — с пренебрежением отозвалась тетя Марта. — Пусть снимает рубашку, вешает на дерево и голышом ждет, пока та высохнет. Местным мужчинам это понравится.

Уязвленный тем, что невольно дал пищу для столь вульгарной фантазии, он строго ее одернул:

— Вы могли бы купить ей несколько запасных рубашек, фрау Бамберг, не так ли?

Он с достоинством поднялся и протянул ей ребенка.

— Хорошенько подумайте: и ваш малыш, и Анна — все они дети Господа. — В дверях он обернулся: — И давайте ей пить неснятое молоко, как можно больше.

— Если ты будешь за это платить, — огрызнулась Марта, когда дверь за ним захлопнулась.

— Ну? — поинтересовался позже Якобсмайер. Прислонившись к колонне среднего нефа, Анна смотрела в пол.

— Тетя Марта отдала мне одну из своих старых рубах. Но молоко пить мне нельзя — оно для продажи.

— Да простит меня Господь, — вздохнул патер. — Анна, когда пропускаешь молоко через сепаратор, время от времени прикладывайся. Но только продолжай крутить барабан, иначе она тут же примчится проверить, что стряслось.

Дядя Генрих отгородился от жены ширмой работы, игры в карты с односельчанами, газет и библиотечных книг, которые Анна тоже почитывала в украденные у свиней минутки. Он не возражал. Однако «На Западном фронте без перемен» читать ей запретил. И вовсе не из-за описываемых в ней ужасов войны, а из-за одной нескромной сцены, которую неискушенная Анна, втихую все-таки проглотившая книгу, даже и не заметила. Злоключения четырех девятнадцатилетних мальчишек в войне 1914–1918 годов упрочили ее предположение о том, что человеческая жизнь не стоит и ломаного гроша. Жизнь солдата походила на свечку перед образом Девы Марии — стоило ей отгореть, как тут же зажигали новую.

Они обсуждали прочитанные книги — по утрам, когда Марта еще нежилась в постели, во время ее дневного сна и по вечерам, когда она снова отправлялась на боковую. И хотя беседы эти были мимолетны и велись на ходу, они сплачивали двух последних представителей семьи, с полуслова понимающих друг друга и противостоящих угрожающей силе чужой женщины. Уже гораздо позже Анна поняла, что Марта наверняка ощущала эту связь и, со своей болезненной подозрительностью, возможно даже, усматривала в ней невысказанную влюбленность. Затаившись, она выжидала благоприятный момент, когда можно будет вбить клин между ними. Бернд Мюллер невольно помог ей в этом.

Анна зашла в мастерскую, чтобы узнать, починил ли он ось телеги. Он возился с жаткой и глаз не поднял; ей пришлось дважды переспросить, перед тем как он пробурчал наконец что-то вразумительное. Нет, руки еще не дошли. На рабочем столе, среди гаек и болтов, лежала раскрытая газета. Падкая на любые печатные издания, Анна с любопытством склонилась над колонками. В помещении снова воцарилась тишина, которую нарушали лишь обычные для мастерской звуки.

— Ты еще здесь? — удивленно спросил Бернд Мюллер. — Что ты делаешь?

— Читаю.

— Что?

Анна указала на первую страницу «Фолькишер беобахтер».

— Это все политика — ничего интересного.

Анна взяла газету и черным ногтем, под которым скопились остатки куриного и свиного помета, ткнула в портрет мужчины с отчаянным, гневным взглядом, который, сжав кулаки, что-то кричал. На заднем фоне виднелся флаг с чем-то похожим на черного паука в белом круге.

— Адольф Гитлер, — сказал Бернд Мюллер, вытирая лицо рукавом.

Анна шмыгнула носом.

— Похоже, ему не терпится подраться.

— Да он и собирается.

Механик отложил в сторону свой разводной ключ и медленно поднялся с корточек.

— За меня, за тебя, за нас всех. Против безработицы и бедности.

Забыв о деле, которым еще несколько минут назад был так поглощен, он сел на стол и стал рассказывать Анне о планах мужчины с фотографии. Наконец-то у всех будет работа, в стране наведут порядок, распространяющийся в том числе и на простых обывателей, которые горбатятся изо дня в день, чтобы заработать себе на тарелку горохового супа. Смотри, здесь про это все есть. Бернд Мюллер излучал оптимизм. На горизонте замаячил человек, готовивший коренные перемены. Он обещает навсегда покончить с нищетой и хаосом в стране. Зараженная его энтузиазмом, Анна почувствовала, что и ее жизнь изменится к лучшему, пусть даже на самую малость. Наконец-то она обретет покровителя, который заступится за нее и избавит от каторжного труда, усталости и голода. Она внимательно рассмотрела фотографию. То, что на первый взгляд вызвало в ней отвращение, сейчас совпало с ее собственными чувствами, скрывающимися под маской рабской покорности, — яростью и возмущением.

В тот вечер заговорщическим тоном Анна обратились к дяде:

— Есть человек, который сумеет побороть бедность..

Дядя Генрих сидел в кресле своего покойного отца, Анна — на диване под картиной погибшего солдата.

— Хорошая новость, — сказал он, иронично поглядывая на нее поверх своей книги, — и откуда же тебе это известно?

— Об этом написано в «Фолькишер беобахтер». Адольф Гитлер сказал…

— Что?! — вскрикнул он. Книга выскользнула у него из рук. — Этот безумец? Ты понятия не имеешь, о ком говоришь. Только глупые, вконец отчаявшиеся люди поддерживают это посмешище. Где ты набралась этой ахинеи?

— У Бернда Мюллера. — ответила она обиженно и в то же время смущенно.

— А, понятно. Это его способ бунтовать. «Фолькишер беобахтер»! Нормальные люди не читают подобных газет! Любой здравомыслящий человек, любой истинный католик голосует за центристов. В энциклике Папы Пия X четко прописано, как, исходя из христианского мировоззрения, бороться с нищетой. Нör mal, Mädchen,[11] этот Гитлер со своим бахвальством хочет одного — войны. — Он наклонился, чтобы подобрать с пола книгу, и посмотрел на Анну так, как будто внимательно к чему-то прислушивался. — Запомни: я не хочу, чтобы ты общалась с Берндом Мюллером.

Однако Анна не позволила так легко отобрать у нее зародившуюся надежду. Уже на следующий день она поспешила в мастерскую. В ответ на реакцию ее дяди Бернд Мюллер лишь покачал головой.

— Я расскажу тебе, почему он так говорит, чтобы твои красивые голубые глаза больше не смотрели на меня с таким ужасом. Это невыносимо. — Он улыбнулся. — Эти добродетельные крестьяне и богопослушные католики могут говорить тебе что угодно. Они ничего не смыслят, точно звери, что долго прожили в клетке: когда дверь клетки открывают, они все равно остаются внутри. Если мы будем ждать, пока центристская партия решит наши проблемы, мы все подохнем с голоду.

Его убежденность внушала доверие, необходимое ей для того, чтобы уверовать в возможность перемен; альтернативы не было. А Бернд Мюллер подпитывал эту веру осанной Гитлеру. Анна истово трудилась, чтобы только на минутку успеть забежать в мастерскую и поболтать с ним. Они обсуждали не только политику. Жизненные перипетии, впечатления от прочитанного, ее кашель — в интимной атмосфере старого отсыревшего сарая запретных тем для них не было.

— Хотя тебе только шестнадцать, ты незаурядная девушка, — сказал Бернд.

Он осыпал ее похвалами, называя маленькой мудрой Мадонной с большим сердцем, открытым для всех несчастных и отверженных в этом мире. Будь в Германии больше таких девушек, страна гораздо скорее воспряла бы духом. Тебя ждет большое будущее, заверял он, сжимая ее потрескавшиеся руки с коротко подстриженными и поломанными ногтями в своих запачканных машинным маслом ладонях. Со временем это будущее все явственнее принимало форму дома, который он собирался для нее построить. Деревенский, старомодный дом с остроконечной крышей, ставнями, баварской верандой по всей ширине фасада и массивной дубовой дверью, которую он распахнет, как только ей исполнится восемнадцать, чтобы на руках перенести ее через порог. Анна равнодушно воспринимала эти фантазии. О браке она еще не задумывалась — сама идея казалась ей нелепой. Бернд продолжал расписывать их чудесную будущую жизнь, а она смотрела в пол, усеянный инструментам и железными деталями: по-видимому, то была жертва, приносимая во имя дружбы.

В пору сбора урожая ржи Анне больше недоставало времени на подобные интермеццо. Деревенский парнишка сунул ей записку: «Приходи сегодня в половине девятого на мост за часовней Святой Марии». В тот час уже смеркалось и сладко пахло сеном. Сначала она его не узнала — в коричневой, слишком узкой униформе, с пробором в волосах и торжественным, совсем ему несвойственным выражением лица. Бернд взял ее за руку.