Валерий Поволяев - Беспредел

• Название: Беспредел
• Автор: Валерий Поволяев
• Жанр: Детектив

---

Юлька, конечно, ходила в школу, но очень часто путала ее с дискотекой. Школа для нее была лишь неким информационным центром, где можно узнать последние новости, себя показать, на других посмотреть, выведать, какая девчонка в какого паренька влюбилась, с кем сходила в кусты, у кого появились ломовые записи и вкусная выпивка. В общем, современная девчонка была Юлия Кортун, хотя и жила в городе маленьком, провинциальном и ввиду своей провинциальности - строгом. Впрочем, имя у города было вполне столичное, звонкое - Андреаполь - оно очень нравилось Юльке и, если хотите, предполагало некую итальянскую вольность нравов. Никто, даже сама Юлька, не может сказать, когда у нее был первый мужчина, это произошло давно и совершенно незаметно - наверное, потому, что Юлька была пьяна, очень пьяна. Да и после этого у нее перебывало столько ухажеров, что их и сосчитать-то, честно говоря, трудно. Много, одним словом.

Юлька любила жизнь, любила мужчин, любила дом, в котором жила, любила веселье и музыку, любила смотреть рекламные ролики по НТВ и американские фильмы, любила свое тело; но были и вещи, которые Юлька не любила. Она не любила школу, не любила мать и зависимость от нее, не любила то, что была такой юной. Среди ее подруг были девчонки, которым их соплячество нравилось, а Юльке не нравилось - ей хотелось стать взрослой. Хотя и говорят некие острословы, что молодость - недостаток, который быстро проходит, на самом же деле все обстоит не так - молодые годы идут очень медленно, тянутся еле-еле, словно бы специально норовя вызвать досаду, а вместе с нею - ярость и злость.

Чаще всего свою злость и ярость Юлия вымещала на матери - та ведь находилась рядом, под рукой, как говорится, вот ей больше всех и доставалось. Можно было бы, конечно, обрушивать ярость и на учительниц, но у тех с Юлькой разговор мог быть очень короток: наставят в дневник двоек и попрут из школы взашей; можно было свою злость выплескивать и на одноклассниц, но тут разговор мог быть еще короче - те, не задумываясь, залепят пару оплеух либо вообще зубы вышибут... От дорогих товарок всего можно ожидать.

Поэтому оставалась мать. Отношения с матерью иногда достигали степени белого каления - температуры, когда плавится металл. В матери Юльку раздражало все - и то, как та красится, и то, что не понимает "хипповую" музыку, не ценит "металлистов" и теннисную секс-бомбу Аню Курникову, не может отличить киви-ликер от огуречного рассола и так далее, по жизни же мамашка старается шагать в обнимку с разными деревенскими хитростями... Их Андреаполь вообще больше похож на деревню, чем на город.

На огороде у мамашки, например, очень часто паслись соседские куры загородка-то худая, дырка на дырке, мужчины в доме нет, вот куры и чувствуют себя среди мамашкиных грядок как гвардейцы на Невской першпективе - проход у них всюду вольный, маршируют хохлатки туда-сюда. Соседка, недолюбливавшая Людмилу Кортун, этому обстоятельству была рада: все куры лишний раз чего-нибудь склюют.

Заделать же дыры было невозможно - не женское это занятие, да и на одну заделанную дыру завтра появятся четыре. Тогда Юлькина мамаша пошла на военную хитрость - раскидала среди морковных грядок, особенно любимых соседскими курами, несколько яиц, а утром, на глазах у нехорошо изумившейся соседки, собрала их да на летней кухоньке демонстративно изжарила яичницу.

Больше соседские куры ее не беспокоили - сидели там, где им надлежало сидеть. И несли яйца.

А Юльке эта деревенская мамашкина хитрость - как кусок глины в чае вместо сахара, она лишь брезгливо поморщилась да выругалась. Подружкам сказала:

- Как была мамашка козлом женского рода, так козлом женского рода и осталась.

Однажды за завтраком она сказала матери с недоброй улыбкой:

- Когда-нибудь мы с тобой сойдемся на узкой дорожке. Одной из нас придется лечь в землю.

- Господи, пронеси! - Старшая Кортун перекрестилась.

- Вот тебе и "Господи, пронеси!", - передразнила ее Юлька.

Ненависть Юльки к матери росла, будто на дрожжах, не по дням, а по часам.

Иногда Юлька исчезала из дому, скрывалась у кого-нибудь из подружек, со злорадством думая: пусть мать помучается, погадает, где она находится, попереживает. И мать, видя, что дочь к ночи не вернулась домой, действительно переживала, плакала горько.

В начале июня Юлька ушла на дискотеку, надела свои любимые золотые цацки, накрасилась, натянула на плечи шелковую кофту и ушла. Домой Юлька не вернулась.

На танцах она познакомилась с представительным, понравившимся ей парнем Сережей Дуровым. Она видела его и раньше - у своей подружки Оли Петровой, но тогда ни познакомиться, ни сойтись с ним не удалось, - а сейчас он оказался на танцах. Один. Без "напарницы". Юлька незамедлительно подкатилась к нему, пригласила на белый танец, а чуть позже, в танце же, сказала Дурову, что хочет быть его девушкой.

Дуров не возражал: Юлька ему понравилась. В прошлый раз, у Ольки Петровой, она какой-то несерьезной свиристелкой, недозрелой писклей выглядела, а сейчас ничего - вполне взрослая, вполне сформировавшаяся женщина.

- Ладно, - сказал он ободряюще.

Юлька от радости вспыхнула, покраснела, словно маков цвет. Вот почему в тот вечер она не вернулась домой. Не вернулась она и на следующий день. А чего, собственно, ей делать дома? Мать лицезреть? От внутренней гадливости ее даже передернуло. В школу идти не надо. Каникулы, безмятежная летняя пора.

Они с Сережей крепко выпили и завалились спать. На следующий день сделали то же самое. И через день.

Счастливое молодое время. Никаких забот, никаких дум, никаких обязательств, никаких этических норм. Сегодня с Сережкой Дуровым, завтра, если он надоест, - перейдет к Витьке Клопову, от Витьки - к немцу Петеру Вагриуцу и так далее. Одна только заноза в сердце, словно кусок железа, мать. Очень уж надоела мамашка!

Через неделю совместной жизни с Дуровым Юлька сказала ему - дело было ночью - после жарких объятий:

- Серега, ты должен выполнить социальный заказ...

- Чего-чего?

- Социальный заказ, говорю, должен выполнить. Никогда не слышал о таком? Мой личный заказ. И тогда мы оба будем богаты.

- Быть богатым - это хорошо, - Дуров засмеялся. - Что я должен для этого сделать?

- Убить мою мать.

Дуров разом оборвал смех, внимательно посмотрел на свою юную подружку, потом, потянувшись к ночнику, включил его, посмотрел еще более внимательно.

- А ты, часом, не того? - Он повертел пальцем у виска. - А?

- Вот она где у меня сидит, моя мамашка, вот где! - Юлька яростно попилила себя пальцем по горлу. - Вот где! Вот где! Вот где! Наелась я ее досыта, хватит!

От звонкого истеричного голоса Юльки Дурову сделалось не по себе, и он поспешил выключить свет.

- Ладно, - сказал он, - будет день - будет и пища. Выдастся подходящий момент - заказ выполним.

А Юльку уже трясло от злости, она лежала в постели, вытянувшись в струну, обнаженная, и крепко стиснутыми кулаками взбивала простынь:

- Не хочу, чтобы она жила! Не хочу, не хочу, не хочу!

Отступив, надо заметить, что Юлька обращалась с этой просьбой не только к Дурову. Свидетель Бекалиев Олег Куатович сообщил, что еще зимой к нему приходила Юлия Кортун, просила убрать свою родительницу. Пообещала хорошо заплатить. Бекалиев отказался.

Свидетель Миткалев Михаил Сергеевич заявил: Юлия Кортун приезжала к нему с просьбой убрать мать. Миткалев даже не стал говорить на эту тему.

В конце июня, в один из жарких вечеров, Людмила Кортун встретила у колодца старика Фомина, тот поинтересовался:

- Ну как твоя Юлька? Небось уже красавицей стала?

- Юлия по нескольку месяцев не живет дома. И сейчас ее нет.

- Да ты что? - удивился старик. - Вроде бы рано ей замуж-то.

- Не замужем она. Ушла и не живет.

- Где же она?

- Не знаю. Хотя недавно получила от нее письмо с угрозами. Грозится убить меня.

- Господи! За что?

- Дом ей мой нужен. И все, что я нажила.

- Свят, свят, свят! - Старик истово перекрестился.

Четвертого июля, в три часа ночи, Юлька разбудила пьяного Дурова:

- Вставай!

Тот недовольно завозился в постели.

- Ты чего?

- Вставай, кому сказала! - В Юлькином голосе зазвучали командные нотки.

- О-о-о-ох! - со стоном потянулся Дуров. Ему было плохо, хотелось выпить. - Ты не могла бы отложить свои дела на завтра?

- Не могла бы! Вставай! Или я ухожу от тебя!

Это было серьезно. Терять Юльку не хотелось. Дуров, нехотя, с руганью и бурчанием, поднялся.

- Пошли на улицу Пушкина! - скомандовала ему Юлька.

Дуров все понял, натянул на плечи куртку, взял нож-бабочку, отщелкнул лезвие, попробовал пальцем. С подвывом зевнул.

- А отложить это дело нельзя?

- Нельзя! - Голос Юлькин вновь, как и тогда ночью, сделался каким-то вскипевшим, истеричным, и Дуров подчинился.

Они шли по пустынным улицам своего города, и им казалось, что звуки их шагов слышат все - не только Андреаполь, но и вся Тверская область. Они слышны даже в Москве, их видят, их слышат, засекают каждый их шаг осознание одного лишь этого может остановить любого человека - любого, но только не Юльку Кортун. Она шла по улице и, сжимая кулаки, шептала про себя: