Владимир Гросман - Хроники незабытых дней

• Название: Хроники незабытых дней
• Автор: Владимир Гросман
• Издательство: ООО «Мидаско»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011

Гросман Владимир родился в Калуге в первой половине прошлого века. За годы беспорочной службы на благо Отечества сменил несколько имен и профессий.

Работая грузчиком на Панковском ремонтно-механическом заводе, звался Вовчиком, позднее, будучи помощником руководителя советских специалистов на строительстве метзавода в Висакхапатнаме (Индия) именовался Владимиром Михайловичем, в настоящее время соседи зовут его просто — Михалыч.

Прочие вехи его биографии пунктирно изложены в настоящем издании. Единожды женат, член Союза журналистов с 1968 года.

В мемуаристику пришел в результате нервного потрясения, вызванного падением курса рубля.

---

Владимир Гросман Хроники незабытых дней

Светлой памяти родителей — Волковой Людмилы Николаевны, Гросмана Михаила Израилевича, посвящаю

В. Гросман в баре отеля «Шератон», Бомбей. 1984 г. Шарж Нарасимхи Рао. Хороших людей он всегда изображал босыми.

К читателю

О чём вечно брюзжат старики? О том, как хороши и свежи были розы, и как плохо они пахнут теперь.

Будучи биологическим оптимистом, считаю, что и прежде было не очень здорово, а завтра вообще будет лучше, чем послезавтра. При этом винить следует не «хачиков» с юга или жидо-масонов, а самих себя.

Буду рад, если мои воспоминания кого-нибудь, чему-нибудь научат. Извините за эклектику стиля, я рассказчик, а не писатель.

Коротко о себе. Мне за семьдесят, из них сто лет живу в Томилино.

Не люблю — стоять в очереди, петь в хоре и читать натужные рассказы о Родине.

Люблю — сосны и голубое небо.

Увлечения — много лет назад попал на пресс-конференцию Джона Стейнбека. На вопрос журналиста «Ваше хобби?» тот, пожевав сивый ус, серьёзно ответил: «Well, it used to be women and now it’s a woman»[1].

Секса в СССР не было, однако мы поверили. У меня сейчас такие же усы, поверьте старику и вы.

О книге — сборник включает четыре разновеликих по времени эпизода моих странствий по жизни, которые по каким-то причинам запомнились лучше прочих: школьные годы, 47–57 гг.; зима 60–61 гг. (хождение в народ); 64–73 гг. (работа в редакции) и 81–82 гг. (командировки в Нигерию). Воспоминания начал писать с «Синдбада», но в сборнике выстроил их в хронологическом порядке. Публикация мемуаров стала возможной благодаря поддержке друзей: Серёжи Карташова и Игоря Клинова, одобривших мои скромные литературные экзерсисы.

«Клубнички» не ждите. Рукопись печатает жена, которая, несмотря на сорок с лишком лет совместной жизни, еще считает меня порядочным человеком. Не буду её разочаровывать.

Искренне Ваш, В. Гросман

Закон и джунгли едины.
Так лианою ствол обрастает —
Ибо держится Стая на Волке,
И держится Волк на Стае.

Р. Киплинг

Улица

Светлеет. Одна за другой, словно повинуясь палочке волшебника-дирижера, блекнут и исчезают крупные южные звёзды. Окутывающий побережье голубоватый туман, лениво растворяется в прохладном ветерке, который струится с невидимых пока холмов. Небо на востоке наполняется перламутровым сиянием и на его фоне, как сказочные декорации, проступают веера кокосовых пальм и черепичные крыши окрестных домиков. Последней, как на старой выцветшей фотографии, проявляется звонница миниатюрной часовни Св. Ксаверия, покровителя Малабара.

Чудо зарождения нового дня я наблюдаю прямо из кровати, через раскрытую настежь дверь со второго этажа коттеджа, горделиво возвышающегося посреди рыбацкого посёлка. С каждым годом бары и отели подступают всё ближе, тесня хибары со всех сторон, но деревушка еще держится, сохраняя облик и быт времён Васко да Гамы.

Гармония мира и покоя уходящей тропической ночи неожиданно взрывается хриплым, как-будто недовольным вороньим карканьем. Окружающий мир мгновенно просыпается и вокруг начинает бурлить жизнь: по балаганному шумная, до рези в глазах яркая и беспечная в своей бедности. Закудахтали в загонах куры, визгливо закричали зелёные попугайчики, ночевавшие в ветвях баньяна, откуда-то потянуло дымком очага. Резкий, высокий звук рожка возвещает о приближении разносчика свежих лепешек — чапати. Он везёт свой товар в громадной корзине, установленной на допотопном ржавом велосипеде. Корзина так велика, что продавец с трудом протискивается в узких проходах между хижинами, сложенными из бурого ноздреватого ракушечника.

Скоро улицы и пляжи превратятся в весёлое вавилонское столпотворение — смешение красок, лиц, языков. В толпе проще всего отличить гоанцев; на их лицах непостижимо гармонично сочетаются бездонные чёрные глаза арабских танцовщиц и хищные носы португальских авантюристов. Да, кровей тут намешано немало. И местные, и приезжие с лёгкой завистью смотрят друг на друга. Индийцы втайне восхищаются нашей белой пупырчатой кожей, а мы, вздыхая, любуемся их смуглой и гладкой.

Пора вставать. В состоянии тихого восторга, не покидающего меня в Индии, выбираюсь из-под вуали противомоскитной сетки и, шлёпая босыми ногами по остывшему за ночь кафелю пола, направляюсь к другой открытой двери, ведущей на балкон в сторону океана.

Остатки тумана, цепляясь за верхушки пальм, исчезают над морской синевой. Ещё не просматривается выгнутый дугой горизонт, но уже явственно видны белые барашки прибоя и мраморные разводы пены на жёлтом песке. С первым солнечным лучом меняется направление ветерка — теперь это лёгкий бриз дующий с океана. Он приносит ритмичный шелест приливной волны и верится, что с этими звуками в меня вливается свежесть и сила.

Время будить, не желающую просыпаться Иру, на прибрежном песке нас ждёт завтрак, и к влажным запахам моря уже примешивается аромат кофе и поджаренных тостов.

Более двадцати лет подряд, с тех пор как пал «железный занавес», мы с женой проводим половину февраля в местечке Калангут в северной части Гоа на берегу Аравийского моря. Здесь много моря, солнца и воздуха, необидчиво думается и легко дышится. С годами эти поездки превратились в жизненную необходимость, и мы прилетаем сюда вновь и вновь, как возвращаются птицы к родным насиженным местам, где всё хорошо и спокойно.

Как всё начиналось

Хотите узнать, почему я с младых ногтей рвался к райским кущам Гоа и как, наконец, удалось туда добраться? Нет? Тогда отложите эту книжку и возьмите какую-нибудь другую, не обижусь. Попытайтесь осилить известную трилогию И. Гончарова, в которой ровным счётом ничего не происходит, а если, после прочитанного, интерес к жизни не исчезнет, просмотрите по диагонали мой опус. Клянусь, он покажется веселее.

История эта интересная и длинная и поэтому придётся начать с самого начала, то есть с рахитичного детства. Иначе нельзя, ибо желание увидеть Гоа зародилось слякотной осенью 45-го года, когда мне было шесть лет и вместе с родителями и бабушкой Аней мы проживали в комнатушке в одном из останкинских бараков. Времена были тяжёлые, впрочем, когда у нас жилось легко? Не зря же матушка-Русь частенько рифмуется со словом грусть, есть от чего взгрустнуть.

Тут в самый раз остановиться и предупредить читателя, что нить повествования в дальнейшем будет прерываться сопутствующими рассуждениями и, не побоюсь этого слова, аллюзиями. Как вы успели подсчитать — мне за семьдесят. Согласен, хорошие люди так долго не живут, уже немало ровесников находятся по ту сторону добра и зла, «Одних забрала пуля, других убил ром», сказал бы любимый герой детства Долговязый Джон Сильвер, а я всё еще выделываю кренделя. В душе каждый считает себя неповторимым и непохожим, но льщу себя мыслью, что я действительно такой. Судите сами — в нежном возрасте не занимался онанизмом, в юности не писал стихов, а, выйдя на пенсию, вместо того, чтобы, как положено незамедлительно испустить дух, занялся живописью. Особо не напрягаясь, создал десятка три шедевров, среди которых эпохальное полотно на библейскую тему — «Купающаяся Сусанна и простатитные старцы» особенно нравилось гостям. Поскольку жена (добрейшая Ирина Васильевна) не смогла оценить Сусанну по достоинству, картину пришлось подарить одному старому холостяку, хорошо разбирающемуся в женской анатомии.

Однако, хватит бахвальства, пора вернуться к босоногому детству, как говорится, припасть к истокам. До самой школы друзей у меня не было. Откуда им взяться, если из кровати меня извлекали, только чтобы помыть в тазу или отвезти в поликлинику на рентген и сдачу анализов. Друзей и игрушки заменяли книги. По вечерам мне по очереди читали родители, а днем — бабушка Аня, у которой и без того забот хватало. Чтобы отвязаться, она сделала мудрый ход — обучила меня азбуке, после чего я надолго затих. Большую часть дня сидел с книжкой в руках на горшке в узком пространстве между печкой и самодельным деревянным сундуком, служившим кроватью для бабушки. Не думайте, что я с детства был безнадёжным засранцем. Просто читать лёжа весь день было неудобно, а единственный стол был придвинут к окну, из которого постоянно сквозило. Вот так, сидя на горшке, в связанных мамой из трофейной бязи рейтузах, и, укутанный ватным одеялом, впервые самостоятельно прочитал, точнее, проглотил книгу с заманчивым названием «Остров сокровищ». Любимыми героями почему-то стали пираты Билли Бонс с одноногим Сильвером, а не доктор Ливси и Джим Хокинс. Как видите, я сызмальства симпатизировал людям преступавшим закон и порядок. Кроме захватывающих хитросплетений сюжета, воображение поразили географические названия, звучавшие волшебными заклинаниями — Мадагаскар, Суринам, Малабар. Слова мерцали зеленоватым цветом, их можно было произносить по слогам — Су — ри — нам, Ма — ла-бар и даже напевать. Но одно название — Гоа, казавшееся желтым, круглым и сладким как леденец полюбилось больше всего. В тот год бабушка подрабатывала донорством. В день, когда она ездила в центр переливания крови, на столе появлялась очередная бутылка вонючего рыбьего жира, а для компенсации моих страданий, железная коробочка с надписью «Ландрины». Вкус леденцов, почему-то именно желтых, хотя там были еще красные и зеленые, ассоциируются со словом «Гоа» до сих пор.