Вера Ветковская - Танец семи покрывал

• Название: Танец семи покрывал
• Автор: Вера Ветковская
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2002
• ISBN: 5-227-01612-7

Николай Витольдович Михальский сделал все возможное, чтобы его дети никогда не узнали о трагедии, много лет назад разыгравшейся в стенах их дома, — Стася и Стефан росли словно под стеклянным колпаком. Когда пришла пора, Стася полюбила и вышла замуж. Но супружеская жизнь дала трещину в тот день, когда ее брат привел в дом свою избранницу, танцовщицу Зару. Похоже, муж Стаси и невеста Стефана загадочным образом связаны между собой, но стараются это скрыть. Атмосфера постепенно накаляется. А тут еще и семейная тайна выплывает наружу…

---

У Чона — ни крыши над головой, ни денег, ни родных…

Но главное — Зара почувствовала, что ему, оказывается, всего этого и не надо.

Если в Майкопе Павлу необходимо было ощущение прочности бытия, то здесь его устраивало безалаберное существование свободного художника, кочующего по друзьям — месяц здесь, месяц — там…

Зара требовала от него каких-то действий: устройства на работу, обретения собственного дома, но Чон вяло отмахивался от ее слов:

— Дай мне оглядеться. Не торопи меня.

Он как будто не понимал, что своим поведением держит ее в подвешенном состоянии.

А ведь время-то шло…

Это «оглядеться» затянулось на год, два, три…

Зара могла бы, конечно, приютить его у себя так, чтобы об этом не узнали ее родные, иногда навещавшие ее, но она боялась, что это станет привычным — то, что ей приходится проявлять инициативу.

Сначала они строили какие-то планы на будущее, подумывали о фиктивных браках, о долгой совместной жизни, но потом совершенно перестали говорить об этом.

Появился Лобов.

Когда Зара рассказала Павлу, какое сильное впечатление произвела она на Юрия Лобова, Чон все понял.

Он бы мог тогда запретить ей идти на сближение с Лобовым — но не сделал этого.

— Поступай как знаешь, — сказал он ей.

Как знаешь?! Но что должна делать молодая, честолюбивая девушка, чувствующая в себе недюжинные творческие возможности, которая вдруг нежданно-негаданно находит себе мощного покровителя?..

Лобов снял ей квартиру в том же доме, где арендовал помещение для своей студии, в которой занимались двадцать юношей и девушек, собранные по разным хореографическим училищам…

И, впервые приведя Зару в эту квартиру, показал ей два ключа.

— Этот — твой, — сказал он, вложив в руки девушки один ключ, — а этот, — другой он положил в карман своего пиджака, — будет моим, если ты, конечно, ничего не имеешь против…

А что Зара могла иметь против своего блестящего будущего, которое, без сомнения, ожидало ее при покровительстве знаменитого человека?

Тем более, что, в отличие от Чона, она была с самого детства нацелена на победу.

Можно сказать, это было врожденное чувство.

И каждое свое поражение Зара воспринимала как большую личную трагедию.

Они понимала, что несчастье и страх, буквально разлитые в воздухе в последнее время, как будто во Вселенной образовалась дыра, сквозь которую на Землю просеиваются угрюмые духи отчаяния и уныния, не должны коснуться ее своими черными крыльями, иначе она проиграет.

Маясь среди усталых, раздраженных людей в общественном транспорте, Зара старалась не пропитаться всеобщим отчаянием, не подымать глаз на измученные лица, не уступать места пожилым и больным, потому что это было бы уступкой духу поражения.

Она пыталась научиться у женщин, выпархивающих из автомобилей, осторожно подбирающих края своих меховых шубок, благоухающих тонкими духами, этой отстраненности, этой беспечности, этой уверенности в том, что их-то никогда не коснется нужда… Той естественности, с которой они принимали дары добрых фей и которая сквозила буквально в каждом их движении, этому изяществу, с которым они вплывали в двери роскошных магазинов со своими кредитными карточками, предоставляя мужьям и отцам заботу о том, чтобы их праздник жизни никогда не кончался.

— Честолюбие — это исключительно здоровое чувство, — учил ее Лобов, — пока в человеке жив дух соревнования, живо всякое творчество…

Честолюбия Заре было не занимать.

На пути, который она для себя избрала, приходилось проливать много трудового пота.

Пота, а не слез!

Зара не хотела, не имела права разводить сырость, и тем не менее сколько слез она пролила из-за Чона — об этом знала лишь ее подушка.

Она корила себя за эту любовь, как за непростительную слабость, но ничего не могла с собой поделать.

Юрий Лобов был очень хорош собою, хоть и старше ее на целых тридцать лет; дополнительное обаяние придавала ему его европейская слава, и, если бы Зара влюбилась в него, как часто ученицы влюбляются в своих учителей, это было бы понятно, это было бы нормально.

Но Чон…

Как часто ей хотелось вцепиться в это прекрасное, ненавистное лицо ногтями, вырвать его серые, мглистые глаза, чтобы, они не смели смотреть на Зару с таким жестоким высокомерием!

Уж она ли не пыталась забыть его?! Она ли не крутила шашни со своими однокурсниками, не заводила романов с партнерами в студии Юрия Лобова, не вступила в любовную связь с самим Лобовым, баловнем судьбы? Уж она ли не старалась отворожить свою любовь у старой знахарки, к которой пришла, прочитав объявление в газете? Она ли не срезала прядь волос у спящего Чона, чтобы знахарка сожгла ее в чашке с растопленным воском вместе с ее, Зары, кровью из-под левой груди? И знахарка обещала, что Павел уйдет теперь из ее сердца, крови, костей, мышц, из ее снов и мечтаний. И Чон, словно поддавшись внушению, вдруг сделался так ласков, что Зара решила: я победила его — и ощутила в своей душе легкость и презрение к нему! Но не тут-то было! Не прошло и двух недель, как Павел переменился, снова стал терзать ее вопросами об Ибрагиме и о Лобове, снова целовал ее с такой злостью, точно кусал, и снова уходил к себе — непобежденный, непобедимый!

Зара летела сквозь снегопад, и с ее губ то и дело слетало:

— Будь ты проклят! Да, будь ты проклят! Будь проклята твоя гнусная девка! Я уничтожу вас обоих!

Прохожие с удивлением смотрели на эту красивую, с безумным лицом девушку в распахнутом серебристом пальто, с волосами, занесенными снегом. А снег все длился, как бесконечная песня, висел в воздухе вниз головой и заносил своим чистым покрывалом все темное и страстное, что было внизу, на земле…

Свернув в свой переулок, где Лобов снимал ей квартиру, Зара посмотрела на окна: темно.

И она не знала, радует ее это или нет.

С одной стороны, Юрий сейчас ей был нужен, чтобы утопить в нем боль и тоску, с другой — Зара побаивалась его: в одну из тяжелых своих минут она рассказала ему о Павле, и Лобов был неприятно поражен тем, что имеет соперника. И с тех пор он всякий раз присматривался к ней, не от любимого ли своего она пришла к нему и не потому ли Зара так пылка сегодня, что тот, другой, снова унизил ее и оскорбил. И к тому же этот свежий порез на щеке…

…Зара открыла дверь своим ключом, и в ноздри ей ударил запах запеченного в духовке мяса.

Включила свет: Лобов лежал на тахте, закинув руки за голову, с закрытыми глазами.

— Выключи свет, — сказал он ей негромко, — и иди сюда…

Глава 18 Краса гарема

Много-много лет назад Юрий Лобов сделался знаменитым благодаря спектаклям, поставленным на сцене Большого театра выдающимся балетмейстером Касьяном Голейзовским.

Рецензенты писали, что Лобов в этих постановках танцует не только всем своим телом, но каждой его клеточкой, пульсирующей ритмом и взрывчатой силой.

Это был не просто темперамент — а умная, победная борьба классической виртуозной формы с бьющей как лава, неуемной, страстной энергией танца.

И вместе с тем отмечали, что рисунок танца Лобова совершенно ясен, благороден и прозрачен, а пластика — изящная и в движении и в статике.

Юрий, совсем молодым, дебютировал в «Красном цветке», но с балета «Франческа да Римини» на музыку Чайковского его имя сделалось знаменитым.

После Паоло он шел от балета к балету, с пылкой юношеской энергией создавая все новые и новые образы, и вскоре сделался обладателем двух престижных международных премий — Вацлава Нижинского в Париже и золотой медали в Варне.

Казалось бы, чего ему недоставало?

Но Юрию больше всего хотелось поставить собственный балет. И вот мечта сбылась.

Не прошло и трех лет, как Лобов сделался общепризнанным балетмейстером. Его приглашали в разные театры страны, он ставил спектакли в Питере и в Киеве.

Лобов создал свою особую хореографию — орнаментальный сплав музыки, танца, пантомимы и акробатики; скульптурная лепка композиции его спектаклей сочеталась с графически точным танцевальным рисунком. Он сам сочинял движения или па с тем прихотливым своеобразием, на которое способна ответить музыке пластика выразительного человеческого тела.

Юрий тщательно изучал эпоху, о которой шла речь в либретто. Уклад жизни, обычаи, обряды, характер народа, бытовые танцы — ничто не должно было ускользнуть от его внимания. Его рабочий стол всегда был завален грудами книг, рисунками и копиями фресок и орнаментов, зрительно воссоздающих картину жизни людей интересующей его эпохи, нравы и манеры, бытовавшие в том или ином обществе.

С ним нелегко было работать всем, даже дирижеру. Что уж говорить об артистах!

Юрия не удовлетворяли движения вообще, а только в тончайшей разработке, в тысячах пластических нюансов.