Андрей Венков - Азовское сидение. Героическая оборона Азова в 1637-1642 г

• Название: Азовское сидение. Героическая оборона Азова в 1637-1642 г
• Автор: Андрей Венков
• Издательство: Вече
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2009

Летом 1637 года донские казаки захватили мощную турецкую крепость Азов, располагавшую 4-тысячным гарнизоном и 200 пушками. Казаки обороняли ее в течение 5 лет, выдержав в 1641 году тяжелейшую осаду огромного турецко-татарского войска. На посланное в Москву прошение принять цитадель под царскую власть был получен неожиданный ответ: очистить Азов и возвратить его туркам. Летом 1642 года герои-казаки «в великой скорби» оставили крепость, предварительно разрушив важнейшие ее укрепления. И все же через 54 года под стенами Азова вновь развеваются русские знамена. Второй блестящий штурм крепости, при поддержке русского флота, совершают войска Петра I. Об этих и других славных страницах русской военной истории рассказывает новая книга историка А. В. Венкова.

---

Ближе к зиме стало хуже. На Филиппов пост взбунтовался атаман запорожцев Матьяш — «хотел было он владеть и жить особно». Но донцы убили его дубьем и кинули тело в Дон. Выделять в Азове особый запорожский квартал они не желали и о перспективах высказывались ясно: «А будет де они вперед похотят владеть собою, и им де Войском молчать не будут, и с ними управятся».

Кроме прочего, донцы заявили, что вынуждены были кормить отбитых русских пленных, которых в Азове якобы отбили две тысячи. Хотя по другим данным донцы отбили в Азове всего 713 пленных, из которых 563 оказались донскими казаками, а остальных — «русских людей» — отправили в русские земли еще с первым посольством.

Как бы там ни было, непривычные к жизни в чужом голодном и разрушенном городе, казаки стали расходиться из Азова по своим городкам и по речкам. И в отписке в Москву донцы писали: «А се, государь, у нас люди самовольные терпеть в городе голоду и всякие нужи не хотят, идут розна по своим юртам и по речкам».

Некоторые (и такие немногие находились) вообще к татарам перебежали и там рассказали, что «у казаков де межи себя была брань за то, что иные де Азов хотят держать, а иные не хотят; посылали де ко государю дважды, и нам де на Москве отказывают, что до Азова дела нет, и казаки де говорят: и нам де каменья те не надобе, стены де нас не накормят, и суда де у них изготовлены, будто хотят покинуть»[20].

Между тем бегущие с Тамани и из Керчи русские пленные предупреждали, что весной надо ждать прихода под Азов турецкого войска. Да донцы и сами понимали, что турки с потерей Азова смириться не могут и при первой возможности попытаются его отобрать.

Видимо, из-за этого у донской верхушки возникли сомнения, смогут ли казаки отстоять весной Азов своими силами, а также мысли — не передать ли город русскому царю?

Насколько искренним было это желание, сказать трудно. Но в отписке от 3 декабря от имени атамана Михаила Татаринова и всего Войска донцы постарались придать взятию Азова характер войны за веру и заявляли довольно патетически, что пошли под Азов «с великой скорби, помня свое крещение и святые божьи церкви», поскольку азовцы, «злохищренные волки», постоянно разоряли на Руси церкви и угоняли полон, а самих казаков ловили в юртах, на речках и в камышах и уводили в рабство. Поэтому донцы де и решили взять Азов «и в нем утвердити по прежнему нашу христианскую веру».

В отписке опять обвиняли Кантакузина в шпионаже, писали в качестве доказательства, что людей, посланных им в Азов с письмами, поймали ниже Азова, поскольку они плыли Доном ночью на колодах и их снесло прямо в казачьи таборы. Еще больше досталось толмачу «Асанке», которого обвинили в колдовстве. Он якобы «сверху по Дону на низ в наши таборы нарядные чары деючи пущал». Между прочим напоминали Москве, что в Крыму русского посла Ивана Бегичева убили вообще ни за что. А Кантакузина на Дону — за дело.

Написали, что весной ждут турецкого нашествия, а город оборонять нечем, порох кончился, припасов нет. Стену, разрушенную подкопом и взрывом, заделали, а другие места чинить средств нет.

И самое главное — если город Азов русскому царю «годен», то пусть царь пришлет о том указ.

Отписку эту привез 3 января в Москву атаман Антип Устинов.

Предложение написать «указ» о «годности» Азова для русского царя, наверняка, вызвало в Москве раздумья. Очень уж расплывчатой была формулировка. Ясно, что донцы предлагали Москве взять ответственность за взятие Азова на себя. А что взамен? Как реализуется «годность» Азова для самой России? Сомнение вызывало, пустят ли донцы в Азов русский гарнизон? Не находя ответа в отписках, московские люди постоянно намекали, чтоб прислали из Азова донцы «лучших людей», с кем можно обсудить, что же дальше делать с Азовом.

11 февраля явился с Дона сын боярский Михнев, возивший грамоту. Михнев рассказал, что в Азове казаков вместе с запорожцами будет пять тысяч, имеют они 300 пушек, но пороха и запасов мало, хлеба почти нет, кормятся больше рыбой, и если из Москвы не пришлют жалования и пороха, то в случае осады «в Азове пробыть им не уметь».

Но донцы, по словам Михнева, были настроены решительно, надеялись на запорожцев и говорили, что Азов не сдадут, «хоти де им всем до одного человека помереть». И еще говорили атаманы и казаки Михневу — если город Азов государю годен, пусть государь шлет ратных людей и жалование.

Слова Михнева о присылке в Азов ратных людей дело вроде бы проясняли, но это были слова. В отписках донских этого не было. Где «лучшие люди», с кем обговорить все эти вопросы?

Михнев насчет «лучших людей» объяснил: «А то де у них и лутшие люди, ково они, выбрав Войском, пошлют ко государю; а лутчих де людей у них на Дону нет, все они меж себя ровны».

Выходило, что «лучший» на Дону — Антип Устинов. Обратились опять к нему. Но Устинов заявил, что у него от Войска «словесного никаково приказу нет».

Пришлось ограничиться посылкой на Дон жалования и грамоты. Выслали двести пудов пороха и сто пятьдесят пудов свинца. В грамоте наказывали присматривать за татарами и идти на их улусы, если те покусятся на русские украинные земли.

28 марта обе станицы, Устинова и Шатрова, отпустили с жалованием на Дон.

В такой непонятной обстановке, когда ближайший союзник по милости донцов мог стать злейшим врагом, стали проведывать московские люди возможность другого союза — с Польшей против татар. В феврале 1638 года послали к королю посольство Проестева и Леонтьева. Поляки отказали — у них с турками и татарами был мир (хотя и носились слухи, что 50 мурз татарских готовятся с запорожцами идти на поляков).

Такое же посольство послали из Москвы в Крым, и послы, Извольский и Зверев, рассказывали татарам, что Москва к азовским делам непричастна. Хан Багадыр-Гирей к азовским делам был равнодушен, требовал только, чтоб русские засечную линию не строили, а что уже построили, чтоб сломали.

К этому времени ситуация на Дону заметно изменилась. Отбывшая с Дона 9 марта и прибывшая в Москву 4 апреля делегация во главе с самим Михаилом Татариновым о поддержке Азова русскими войсками уже не говорила.

Зато бросился в глаза московским дьякам наплыв на Дон запорожцев.

В связи с поражением восстания на Украине запорожцы уходили на восток, кое-кто селился на русских землях по границе, многие шли прямо в Азов, который стал теперь для них идеальным убежищем.

На вопрос московских дьяков, сколько запорожцев теперь на Дону, Михаил Татаринов ответил, что столько же, сколько и донцов — десять тысяч.

Вряд ли за зиму на Дон могло явиться столько черкас, хотя по другим источникам видно, что запорожцы в это время небольшими группами, по 50–100 человек, прибывают в Азов и нижние донские городки почти ежедневно, что 2000 черкас пошли на Дон в великий пост на первой неделе. В марте в Белгород воеводе Петру Дмитриевичу Пожарскому из Москвы, из Разрядного приказа, писали, что если будут запорожцы проситься на Дон или в Азов, то говорить им, что указа на то нет, «только ты на себя то перенимаешь, на Дон их отпустив, потому что они люди вольные». А бумаг им с собой никаких не давать. Еще один источник говорит, что запорожцев весной 1638 года на Дону прибавилось на 2500 человек. А что касается названной Татариновым цифры в 10 000, то это, видимо, было то количество, что ожидали донцы или обещали запорожцы.

Михаил Татаринов подтвердил, что весной ожидают прихода под Азов турок и татар, что в Азове пушек много, а стрелять нечем — пороху нет. И хлеба не было, а «голоду, государь, наша братия терпеть не хотят в Азове».

Естественно, Войску Донскому выделили дополнительно и хлеб и порох. А Михаила Татаринова, бравшего Азов и писавшего ранее, что Азов царю «годен», который, конечно же, был «лучшим» человеком, стали расспрашивать, что донцы собираются делать в случае осады.

Татаринов был уверен, что Азова казаки не сдадут: «А города де Азова им не отдовывать и не покидывать, хотя все они до одного человека помрут, а города Азова не покинут, потому что де они все взяли город Азов кровью, своими головами. И ныне де им всем атаманам и казакам хоть и головами своими же вершить, а Азова не покинуть».

На намеки насчет русского гарнизона в Азове Татаринов ответил, сославшись на волю Войска: «А в помощь де себе о воеводе и о ратных людях с ним, атаманом, и с казаками, от Войска государю бити челом не наказано, и чего де с ними не приказано, и они де того и делать не смеют». Снова просил хлеба, просил пропускать на Дон русских людей с товарами и просил книги для церкви Иоанна Предтечи в Азове.

С тем его и отпустили 22 апреля, снабдив книгами, «чтоб в храмах без пенья не было», и грамотой с наказом промышлять против татар, если они на русские земли полезут.

Весной жизнь на Дону вообще наладилась. Приезжали с запасом торговые люди из Воронежа, из Астрахани, с Терека. Из Кафы турки приезжали. Но с ними торговались у города, за крепостные стены их не пустили. С низовых городков казаки стали опять перебираться в Азов. Весь Нижний туда перебрался, и атаман Денис Парфеньев в Москве говорил, что «на Дону де живут ныне казаки во всех городках, опричь Нижнего городка».