Игорь Неверли - Сопка голубого сна

• Название: Сопка голубого сна
• Автор: Игорь Неверли
• Издательство: Издательство «Художественная литература»
• Жанр: Современная проза
• Год: 1989
• ISBN: ISBN 5-280-00662-9

Увлекательный роман повествует о судьбе польского революционера, сосланного в начале 20 века на вечное поселение в Сибирь.

---

Возвращаясь к Сергею, где их ждали к обеду, они прошли мимо дома Васильева. Бронислав сказал, что забежит к нему на минутку, пусть Николай идет, он догонит.

Перейдя на другую сторону улицы, он вбежал на парадное крыльцо и вдруг услышал разговор за дверью:

— Значит, договорились. Через три дня, тринадцатого сентября.

— Да, тринадцатого... Я свой долг исполню,— ответил голос Васильева.

Бронислав поспешил спрятаться за угол... Я свой долг исполню. Звучит как присяга... Что это? Тайна какая-нибудь?

Дверь открылась, и из дома вышел тот самый молодой, элегантный господин, которого Бронислав видел и управе. Румяный, со светлыми усиками, он направился в сторону управы, небрежно размахивая тросточкой с набалдашником из слоновой кости.

Бронислав нажал на дверную ручку, дверь была незаперта. Он вошел, постучал и, не дождавшись ответа, заглянул в комнату.

Васильев стоял у окна и смотрел на улицу.

— Иван Александрович...

Тот вздрогнул, повернулся. Он был так бледен, что Бронислав воскликнул: «Да вы больны, Иван Александрович!»

Гот словно бы очнулся, узнал Бронислава.

— Да, я болен,— ответил он как неживой.— Это пройдет... Мне нужен покой, вы простите.

— Но я же хочу вам помочь!

— Простите,— повторил Васильев тем же тоном,— мне никто не может помочь, только время. Только время, ясно вам? До свиданья!

Бронислав смотрел на него в изумлении.

— Уходите. Ваши кони уже отдохнули?

— Отдохнули.

— Тогда поскорее запрягайте и сматывайтесь в свои Старые Чумы от греха подальше, не оглядываясь на Удинское. Ну, до свидания. Мне что, вышвырнуть вас за дверь?

Бронислав повернулся и зашагал к выходу, но Васильев внезапно догнал его, схватил за рукав.

— Нет, так нельзя... Ты хороший парень, Бронек, но мне помочь не сможешь.

— Клянусь тебе, что...

— Тсс, не клянись! Ты сам член Боевой организации и понимаешь, что я тебе ничего не скажу. Не твое это дело... Давай только поцелуемся на прощание.

Он крепко обнял его, трижды поцеловал и открыл дверь.

— А теперь уходи!

Почти вытолкнул его на улицу и крикнул вдогонку:

— Сегодня же, сейчас же уезжай! И подгоняй коней!

Бронислав был потрясен — Васильеву угрожает смерть, Васильев взялся совершить покушение на исправника или губернатора, это ясно, а он ему, действительно, ничем помочь не может.

За обедом он был так молчалив и угрюм, что хозяин спросил, не случилось ли чего.

— Яшка, сын Емельянова, мой ученик, тяжело заболел. Фельдшер Тетюхин дал мне для него лекарство,— ответил Бронислав, толкнув под столом Николая.— Мы не могли бы, Николай Савельич, двинуться в обратный путь сейчас же?

Когда они уже переправлялись на пароме на тот берег, он объяснил:

— В Удинском что-то готовится, Николай Савельич, друзья мне велели немедленно сматываться и сидеть тихо в Старых Чумах. Ведь чуть что случится, сразу нас, политических, берут. Лучше убраться от греха подальше.

— Правильно,— похвалил Николай.— Ты теперь охотник, политикой не занимаешься, а я за тебя в отпето.

На следующий день, когда у Пантелеймона выдалась пара свободных часов, внизу, в горнице, состоялся его первый урок с детьми. В середине урока туда вошел Бронислав, держа в руках два кулька.

— Вы, Маша и Яша, прилежно занимались, вот нам от меня в подарок... А тебе, Пантелеймон, в благодарность за то, что выручил меня.

Дети, разумеется, не выдержали и тут же отведали конфет. Пантелеймон тоже взял в рот конфету с таким сладострастным выражением, словно он обнимал женщину.

Прошло тринадцатое, четырнадцатое и пятнадцатое сентября. Из Удинского никаких тревожных вестей не поступало. Шестнадцатого туда собрался ехать Ерофей, сын Михея, бывшего каторжника с зеленым клеймом КАТ на лице. Бронислав отправил с ним ксендзу взятые в свое время номера «Дзенника Петерсбургского» и «Курьера Варшавского». Ерофей вернулся с приветами от ксендза и кошелкой помидоров, которых все отведали, держа руку под подбородком, чтобы ни капли этого лакомства не уронить, словно это ананас заморский. ...В Удинском, рассказал Ерофей, все по-старому, никто не приезжал, ошибка какая-то вышла, только рядом с управой осталась мачта с государственным флагом, который сам взлетает на верхушку и сам опускается... Ошибка, вздохнул Бронислав с облегчением, чувствуя, что у него камень с сердца свалился.

Из окна он видел теперь аккуратные, маленькие стога, по девять снопов наклонно друг к другу зерном вверх, а десятый, развернутый зерном вниз, прикрывает их, словно шапка. Осталась только перевозка да обмолот. Николай Чутких уже свез все свои снопы, Евка с Митрашей должны были обмолотить их сами.

Он взял с собой Бронислава на охоту с манком. Спрятавшись в кустах, посвистывал, рябчики отвечали, подлетали поближе, и тогда он стрелял. Он сделал Брониславу такой же свисток и научил им пользоваться. На обратном пути зашли к нему почаевничать. Когда Бронислав прощался, к нему вышла Евка, неся меховые чулки-каченцы.

Возьмите, Бронислав Эдвардович,— она смело глянула ему в глаза и низко поклонилась.— И простите меня за грубое слово.

Хороша девка, подумал Бронислав, и извиниться умеет с достоинством, не стесняясь отца.

— Кто старое помянет, тому глаз вон, а за подарок спасибо, нужная вещь.— Он сунул руку внутрь и почувствовал теплую пушистость чулка.— Не раз, наверное, в мороз благодарить вас буду, Евдокия Николаевна.

«2.Х.1910 года. — Очень важно. Записываю подробно все, как было. Я охотился в Золотом Яру, в десяти верстах от дома. Приманивал удачно. Вечером, возвращаясь, зашел к Чутких. Николай меня похвалил. Рассказал, что был на общедеревенском собрании, приехали из Удинского директор школы Косых и еще какой-то мужик, уговаривали поддержать молочные кооперативы, потому что в кооперации, мол, будущее Сибири, ему стало скучно, и он ушел, не дождавшись конца.

Дома у нас еще не ложились, когда я пришел и принес восемь рябчиков. Сказали, что меня гость дожидается, ему постелили в моей комнате, как он просил, будет ночевать. Кто такой? Васильевым назвался... Я попросил Лукерью дать мне чайник с кипятком и собрать чего-нибудь поесть и со всем этим поднялся наверх.

Васильев лежал на тюфяке лицом к стене. Услышав мои шаги, повернулся — и я не узнал его. Я, конечно, знал, что это он, но передо мной был совсем другой человек.

Вместо жизнерадостного бородача с живым, веселым взглядом я увидел худое, гладко выбритое лицо, тоскливые глаза, рот, искаженный какой-то горькой гримасой, седые виски.

Не говоря ни слова, я поставил на стол чайник и поднос с едой. Васильев следил за мной спокойно, со странной усмешкой.

— Тебя так напугал мой вид?

— Напугать — не напугал, но поразил. Прости, я не поздоровался... Ты голоден, наверное?

— Ужасно. Не ел с утра.

— Тогда давай прежде всего поедим. Я тоже не ужинал еще.

Я возился у стола, расставляя тарелки, чашки, достал из чемодана последнюю бутылку «смирновки» и, откупоривая, подумал: «Вот и случай подходящий!»

Давай выпьем. Говорят, это успокаивает нервы.

Нервы у меня в порядке, только мировосприятие изменилось. Но выпью с удовольствием.

Он взял в руку и начал рассматривать купленную н Нерчинске кружку с женщиной.

А ты по-прежнему один? Без женщины?

— Без. Не встретил ни одной хоть мало-мальски по душе. А теперь ухожу в тайгу на всю зиму... Ну, так за встречу!

Мы выпили и принялись за еду. Васильев ел жадно, видно было, что он очень голоден. Я угощал, ел сам и гадал, что же случилось. Господи, что могло случиться, ведь в Удинское никто не приехал?!

Наконец он отодвинул тарелку.

— Плесни еще «смирновки», буду рассказывать. Я подлил ему в кружку, он отпил глоток.

— Ты хочешь, чтобы я объяснил свое загадочное поведение. Так вот, слушай... Только трубку закури, рассказ будет долгим.

Я последовал его совету. Васильев протянул мне газету.

— Вот, привез тебе номер «Голоса Сибири», вырежь отсюда статью под названием: «Премьер-министр Столыпин в Сибири».

— Что такое? Столыпин в Сибири?

— То, что ты слышишь. Столыпин, сопровождаемый Кривошеиным, пробыл у нас с 19 августа по 20 сентября. В результате этой инспекционной поездки, как сообщает «Голос Сибири» (Васильев зачитал, а я теперь списываю с газеты), «должен появиться очень пространный, на 168 печатных страниц, но четко и добросовестно составленный отчет. Первый и основной вывод этого документа таков: самой важной формой деятельности государства в Сибири является колонизация. За триста лет в Сибири поселились всего четыре с половиной миллиона человек, в то время как за последнее пятнадцатилетие — три миллиона, из них половина в 1907 — 1909 гг. Дальнейшая колонизация должна проводиться планомерно, с исключением всякого хаоса и при всесторонней помощи со стороны государства... Столыпин с Кривошеиным посетили шесть уездов, удалившись на лошадях от железной дороги и водного пути на восемьсот верст. Таким образом, они обследовали лесостепную зону, примыкающую к железной дороге, и так называемую Марьинскую тайгу в Центральной Сибири. Больше всего понравилась высоким путешественникам северная полоса киргизских степей и степная часть Алтая — «земля обетованная» для переселенце! Дальше в отчете затрагиваются многие другие вопросы, такие, как транспорт для переселенцев, мелиоративные работы на степных землях, склады и снабжение, агрономическая и врачебная помощь, специфика сибирских волостных общин, сбыт зерна, масла и других продуктов...» Вот о чем рассказал «Голос Сибири» .