Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 2

• Название: Избранные произведения в 2-х томах. Том 2
• Автор: Вадим Собко
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: О войне
• Год: 1982

Во второй том избранных произведений Вадима Собко вошли романы «Почётный легион» (1969) и «Лихобор» (1973), раскрывающие тему героизма советского человека в Великой Отечественной войне, а в мирное время — в созидательном труде.

---

— Выходит, мы дезертировали с поля боя? — спросил Горегляд.

— Нет, просто достойно вышли из тупика. Кто эта Карманьола?

— Двоюродная сестра Феропонта. Очевидно, влиятельная особа для некоторых токарей…

А у станка 1-К-62 в это время Феропонт невинно спросил:

— Ну, так с чего же начнётся моя учёба?

— Пустомеля несчастный — вот ты кто, — беззлобно ответил Лука. — Карманьолу приплёл… Да она за тебя и пальцем не шевельнёт.

— Вот в этом ты абсолютно прав, — смиренно согласился Феропонт. В его тёмных глазах по-прежнему трепетали лукавые искорки. Он безошибочно почувствовал смену настроения у своего учителя. Как к месту и, главное, вовремя, вспомнил Феропонт о Карманьоле! И сразу дрогнули неприступные позиции токаря. Неужто тот влюбился? Вот те на! Не мешало бы удостовериться… — Ну, так что же мне делать? — поинтересовался Феропонт.

— Ничего, — сказал Лука. — Иди-ка лучше отсюда с глаз моих долой. Дня через два приходи. У меня перекипит всё, перегорит, может, и будем работать вместе. Поживём — увидим.

— Будем. Всего хорошего. — Феропонт улыбнулся и всё-таки не удержался, добавил: — Привет Карманьоле.

— Я её только в субботу в госпитале увижу, если, конечно, она успеет к этому времени вернуться, — спокойно сказал Лука, до крайности разочаровав Феропонта; не попала в цель его стрела: влюблённые не говорят так равнодушно о предмете своих нежных воздыханий.

— Хорошо, до скорой встречи! — попрощался парень.

А в сердце Лихобора всё ещё кипело возмущение: откуда оно взялось, почему он упёрся, как баран в новые ворота, — уму непостижимо. Если уж откровенно, то Феропонт лучше иных своих сверстников. Тем бы только шляться по кафе да денежки клянчить у родителей, а этот трудиться хочет. И в сорок первый цех не побоялся прийти. Не постеснялся. Не прост этот Феропонт Тимченко, ох, не прост. То заносчив, нахален, самоуверен — глаза бы не смотрели, то вдруг проглянет в нём настоящее. Попробуем поучим, может, и в самом деле толк выйдет. Попытка не пытка…

А пока всё-таки подумай о более серьёзных вещах. Детали нового самолёта пошли потоком. Разговоров о новой машине не оберёшься. Толком же никто ничего не знает. А надо бы знать. Самое время пригласить генерального конструктора. Собрать бы в пятницу цеховое собрание.

— Правильно, — сказал Горегляд, когда Лука зашёл к нему в конторку посоветоваться. — На партийном собрании мы уже обсуждали, теперь твой черёд… Как там Феропонт?

— Вышел на работу.

— Хлебнёшь ты с ним горюшка…

— Поживём — увидим, — неопределённо ответил Лука и пошёл к Веньке Назарову с просьбой написать объявление о собрании. Пусть постарается: ведь не каждый день в цех приходит генеральный конструктор.

Назаров с радостью откликнулся на предложение Луки. Ещё бы, такой случай: сам генеральный посмотрит на Венькину работу! Сюжет рисунка был обычный, для всех знакомый. — эмблема сорок первого цеха: самолёт летит в лучах горячего, оранжевого солнца. Каким нарисует Венька на этот раз самолёт? Чего-чего, а фантазий Вениамину Назарову не занимать. Он нарисует самолёт, который ему снится. Свою мечту.

— Вроде бы получилось, — неуверенно сказал Венька, отрываясь от работы, когда Лука заглянул к нему в красный уголок. — Посмотри-ка, нравится?..

— В жизни не видел такого самолёта!

— Смеёшься?

— От удовольствия. Это же самолёт будущего, молодец ты, Вениамин. Ну, как Клава? Скоро?

— Да все сроки переходила. — Венька счастливо засмеялся. — Дыхни на неё посильнее — рассыплется, с минуты на минуту ждём. Значит, вешаю объявление?

— Давай!

В пятницу утром на совещании штаба трудовой вахты Гостев сказал:

— На собрании после генерального конструктора выступлю я. План перехода на новую конструкцию уже детально разработан. Правда, на многих станках придётся вкалывать по полторы смены. И не день-два — значительно больше. А это нелегко. Что скажет профсоюз?

— Оплачивать эту работу будете как сверхурочную? — спросил Лука.

— Разумеется. Надо сделать всё, лишь бы не пострадал план выпуска самолётов. Трудно, конечно, напряже-ние огромное. Но другого не дано. Надеюсь, сорок первый цех по подкачает, проявит сознательностью..

— Сознательность он проявит, — ответил за Луку Валька Несвятой. — Об этом можете не волноваться, только нужно, чтобы каждый рабочий точно знал, ради чего будет вкалывать в таком бешеном темпе. Пусть каждый осознает необходимость этого. Как на войне…

— Вот именно, как на войне, — проговорил Горегляд. — Не вредно иногда проверить себя.

— Хорошо, — сказал Лука. — Сегодня на собрании договоримся. И, между прочим, после этой красивой, но до чёрта тяжёлой работы не мешало бы им и хорошенько отдохнуть. На цехкоме мы уже обсуждали этот вопрос: профсоюз обеспечит больше половины рабочих путёвками в санатории, дома отдыха, пансионаты. Но этого маловато. Поэтому я прошу вас, товарищ Гостев, договориться с директором о дополнительном выделении средств из директорского фонда на сто десять путёвок различной стоимости…

— С ума сошёл! — Гостев недовольно метнул взгляд на Лихобора. — Новое дело! Скоро профсоюз потребует, чтобы начальник цеха, стоя по утрам в проходной, клал в рот рабочему по конфетке.

— Обойдёмся без этого. А отдых людям надо обеспечить. Они всю зиму будут напряжённо работать, имеют право и отдохнуть по-человечески. Так что пусть директор раскошелится.

— И не подумаю говорить с ним об этом. — Гостев упрямо стоял на своём. — Где же тогда сознательность, социалистическое соревнование?

— Партия учит нас сочетать моральные и материальные стимулы. Они тесно связаны, энтузиазм и отдых. Хорошо отдохнёшь — хорошо и поработаешь. — Лука тоже не сдавался. — Не об этой зиме, я о будущем думаю, ведь нам трудиться не только над выпуском ОК-42, а ещё много лет работать. Одним словом, нужны средства на сто десять путёвок.

— Браво, профсоюз! — Чёрные брови Горегляда довольно шевельнулись.

— Я, конечно, поговорю с директором… — вяло начал Гостев.

— Неплохо будет, если мы пойдём к нему вместе. — предложил Лука.

— Нет, я и сам справлюсь, — поспешно возразил Гостев. — Однако и аппетиты у вас…

Лука вышел из кабинета и почувствовал перемену настроения у рабочих, словно в их цех пришёл праздник. Присмотрелся, прислушался и понял, что всё это сделал нарисованный Венькой самолёт. Именно рисунок вызывал разные толки о будущем собрании, даже поговаривали, будто Венька срисовал свой самолёт с макета новой машины.

— Не думал, не гадал, что доведётся такое увидеть, — сказал старый Бородай.

— Он и не взлетит даже, чистая Венькина фантазия, — возразил Борис Лавочка.

— А на душе светлеет, когда посмотришь на такую фантазию, — бросил на ходу фрезеровщик Савкин.

— Интересно, хотя технически необоснованно, — решил, ни к кому не обращаясь, инженер Глущенко.

Венька Назаров молча стоял у своего станка, заставляя себя работать, а грудь его распирали гордость: вот удалось наконец-то поведать людям о своей мечте. С трудом дождавшись конца смены, он вымыл руки и остановился у входа в красный уголок, ну прямо художник у своей картины, экспонированной на выставке.

Феропонт подошёл к объявлению, посмотрел и, улыбнувшись, сказал «здорово!» и сразу покорил сердце Веньки Назарова,

Ученик Лйхобора пришёлся ко двору в сорок первом цехе, легко найдя со всеми общий язык. Сначала над ним посмеялись, потом почувствовали уважение: ведь и в самом деле нужна смелость, чтобы вернуться туда, где с тобой случилось такое забавное (теперь оно было только забавным) приключение. Но вскоре привыкли, как привыкают люди ко всему на свете.

И вот, наконец, появился в сорок первом цехе генеральный конструктор. Невысокий, уже в годах, он легко и быстро шёл по главному проходу цеха, и полы его лёгкого плаща, свободно развевались в такт шагам. Лицо тонко очерченное, продолговатое, спокойное, и только глаза какие-то удивительные, будто бы детские, широко открытые, не соответствующие усталым морщинкам у рта и в уголках глаз. Было такое впечатление, словно этот человек видит вещи иначе, нежели все остальные люди, воспринимает их под другим углом зрения, может вдруг засмеяться там, где другие грустят, и наоборот, прослезиться среди всеобщего взрыва хохота. Взглянув на авиаконструктора, Лука подумал, что глаза у него необыкновенные, глаза одержимого человека…

Конструктор, сопровождаемый Гостевым, подошёл к дверям красного уголка, взглянул на Венькин самолёт и остановился, словно забыл о предстоящем собрании.

— Вот шельмец!.. — неожиданно воскликнул он. — Почему же я не догадался? — Посмотрел на Гостева, не понимая, как тот очутился рядом с ним, потом оглянулся, будто определяя собственное положение в пространстве, и спросил — Кто это рисовал?