Оскар Уайльд - Письма

• Название: Письма
• Автор: Оскар Уайльд
• Издательство: Аграф
• Жанр: Публицистика
• Год: 1997
• ISBN: 5-7784-0019-5

В этой книге собраны письма Оскара Уайльда: первое из них написано тринадцатилетним ребенком и адресовано маме, последнее — бесконечно больным человеком; через десять дней Уайльда не стало. Между этим письмами — его жизнь, рассказанная им безупречно изысканно и абсолютно безыскусно, рисуясь и исповедуясь, любя и ненавидя, восхищаясь и ниспровергая.

Ровно сто лет отделяет нас сегодня от года, когда была написана «Тюремная исповедь» О. Уайльда, его знаменитое «De Profundis» — без сомнения, самое грандиозное, самое пронзительное, самое беспощадное и самое откровенное его произведение.

Произведение, где он является одновременно и автором, и главным героем, — своего рода «Портрет Оскара Уайльда», написанный им самим. Однако, в действительности «De Profundis» было всего лишь письмом, адресованным Уайльдом своему злому гению, лорду Альфреду Дугласу. Точнее — одним из множества писем, написанных Уайльдом за свою не слишком долгую, поначалу блистательную, а потом страдальческую жизнь.

Впервые на русском языке.

---

Вчера вечером я читал лекцию в Линкольне, штат Небраска, а сегодня утром выступил перед студентами здешнего университета — восхитительная аудитория! Молодые люди обоего пола, они вместе учатся в одном колледже, вместе слушают лекции и все прочее, и среди них нашлось немало моих поклонников и последователей. Потом меня повезли осматривать большую тюрьму! Несчастные, странного вида существа в чудовищной полосатой одежде, делали кирпичи на солнце, и у всех — прегнусные физиономии, что меня утешило: мне бы так не хотелось видеть преступника с благородным лицом. Маленькие побеленные камеры, столь трагичные в своей опрятности, однако там есть книги. В одной из камер я обнаружил Данте в переводе и Шелли. Удивительным и прекрасным показалось мне то, что скорбь одинокого флорентинца в изгнании сотни лет спустя служит утешением в скорби простому узнику в современной тюрьме; а один убийца с печальными глазами (через три недели, как мне сказали, его повесят) проводит оставшиеся дни за чтением романов — скверная подготовка к тому, чтобы предстать перед Богом или Ничем. Так что я каждый день вижу что-нибудь новое и любопытное, а теперь подумываю о поездке в Японию и хочу, чтобы Уолтер поехал со мною.

Передайте, пожалуйста, мой сердечный привет всем домашним, любящий Вас друг

Оскар Уайльд

38. Джеймсу Мак Нейлу Уистлеру{52}

[Июнь 1882 г.]

Дорогой старый бездельник Сухая игла! Почему не пишешь мне? Даже оскорбительное послание доставило бы мне радость; а я здесь читаю о тебе лекции (смотри приложенную газетенку), чем навлекаю на себя гнев всех американских художников. Салон, разумеется, имеет успех… Маленькую розовую леди… я помню их прекрасно, расскажи мне о них. И еще про «дирижерскую палочку», о которой я прочитал в «Уорлд»: это звучит восхитительно. А Леди в лунном свете, Серая леди, прекрасное видение с глазами-бериллами, наша леди Арчи — как она? Кроме того, когда ты собираешься в Японию? Вообрази себе книгу — я ее автор, ты — иллюстратор. Мы бы обогатились.

Оскар

39. Джулии Уорд Хау{53}

Огаста, штат Джорджия

6 июля [1882 г.]

Дорогая миссис Хау, в настоящий момент мои планы таковы: прибыть в Нью-Йорк из Ричмонда вечером в среду и в тот же вечер выехать в Ньюпорт, чтобы в четверг утром быть у Вас и погостить, если позволите, до субботы. У меня огромный дорожный сундук и слуга, но пусть это Вас не беспокоит. Я могу отослать их в гостиницу. С какими обузами приходится путешествовать! Есть какой-то вызов мировой гармонии в том, что меня всегда сопровождают в пути коробка для шляпы, секретарь, дорожный несессер, дорожный сундук, чемодан и слуга. Я каждый день ожидаю, что меня поразит гром, но боги спят, хотя мне лучше бы не поминать их всуе — не ровен час, они услышат и проснутся. Но что бы сказал Topo о моей шляпной картонке! Или Эмерсон — о размерах моего сундука, поистине циклопических! Но я не могу путешествовать без Бальзака и Готье, а они занимают столько места… И покуда я способен наслаждаться, рассказывая всякий вздор цветам и детям, меня не страшит порочная роскошь коробки для шляпы.

Я пишу Вам с прекрасного, пылкого, разоренного Юга, края магнолий и музыки, роз и романтики, живописного даже в его неспособности поспеть за вашим северным интеллектом, проницательным и энергичным; края, живущего преимущественно в долг и погруженного в воспоминания о сокрушительных поражениях прежних лет. Я побывал в Техасе, сердцевине Юга, и гостил у Джеффа Дэвиса на его плантации (как они очаровательны, все неудачники!), видел Саванну и леса Джорджии, купался в Мексиканском заливе, участвовал в колдовских ритуалах негров, ужасно устал и мечтаю о свободном дне, который мы проведем в Ньюпорте.

Передайте, пожалуйста, привет мисс Хау, искренне Ваш

Оскар Уайльд

40. Мэри Андерсон{54}

Нью-Йорк, гостиница «Парк-авеню»

[Начало сентября 1882 г.]

Дорогая мисс Андерсон, смогу ли я повидаться с Вами в четверг в Лонг-Бранче? Приеду я утром и переночую в «Элбертоне», с тем чтобы иметь для встречи с Вами целый долгий день. Прошу Вас, телеграфируйте мне сюда, будете ли Вы дома. Пока я не встречусь и не переговорю с Вами, я не смогу написать сценарии. Ведь всякая хорошая пьеса представляет собой сочетание поэтического вымысла и актерского практического знания, которое придает насыщенность сценическому действию и напряженность — ситуации, а поэтический эффект — описание — заменяет эффектом драматическим, т. е. самой жизнью. После встречи с Вами я много думал о том, что Вы могли бы сделать в искусстве и для искусства; я хочу, чтобы Вы стали одной из великих актрис мира сего. Я желаю Вам триумфа — не на один день, а на все времена, и, веря в Вас пылко и беззаветно, я ни на минуту не сомневаюсь, что смогу написать и напишу для Вас пьесу, которая, созданная для Вас и вдохновленная Вами, принесет славу новой Рашели Вам, а мне — славу нового Гюго. Мечта скульптора воплощается в холодном и немом мраморе, вымысел живописца застывает в неподвижности на холсте. Я же хочу увидеть, как мое творение снова оборачивается жизнью, как написанные мною реплики обретают новый блеск благодаря Вашей страсти, наполняются новой музыкой, слетая с Ваших губ.

Если мне удастся это, и я увижу Вас, живое воплощение поэзии, в каком-нибудь моем произведении (низ страницы оторван)… стыда и обиды, невежливости и бесчестия.

Буду ждать телеграммы; если четверг не подходит, можно перенести встречу, скажем, на пятницу, но четверг… (Далее оторвано.)

41. Генри Эдвардсу{55}

Нью-Йорк

[? Конец октября 1882 г.]

Дорогой Эдварде, мне не терпится расспросить Вас об Австралии и моей поездке туда и кто поедет со мной устроителем. Будете ли Вы сегодня после спектакля у «Ягнят»? Если нет, не пошлете ли мне туда весточку, чтобы я знал? Искренне Ваш

Оскар Уайльд

42. Миссис Дион Бусико{56}

Нью-Йорк

[31 октября 1882 г.]

Не могу ничего достать на завтрашний вечерний спектакль Сальвини, но надеюсь иметь удовольствие видеть его с Вами, прежде чем он завершит гастроли.

Бедняжка миссис Лангтри ужасно расстроена случившимся несчастьем; она лишь несколько часов назад покинула театр.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ ЛОНДОН 1883–1890

Описание

Уайльд отплыл из Нью-Йорка домой на борту парохода «Ботния» 27 декабря 1882 года. После двух-трех недель пребывания в Лондоне он потратил остаток денег, заработанных в Америке, на то, чтобы три месяца пожить в Париже. Там он познакомился с Верленом и Виктором Гюго, с Малларме, Золя, Дега, Эдмоном де Гонкуром и Альфонсом Доде. Он сделал себе волнистую прическу, как у Нерона на бюсте в Лувре, и стал одеваться по последней моде. «Оскар первого периода умер», — провозгласил он.

43. Мэри Прескотт{57}

Париж

[? Март-апрель 1883 г.]

Дорогая мисс Прескотт, я получил американские газеты и благодарю Вас за их присылку. По-моему, нам не следует забывать, что реклама не обеспечит успеха слабой пьесе, сколько ее ни рекламируй. Она пойдет впрок лишь сильной пьесе, хорошо сыгранной. Вот что я имею в виду: можно шесть месяцев подряд дважды в день выезжать на улицы Нью-Йорка с вереницей ярко-красных фургонов, чтобы объявить «Веру» великой пьесой, но если на первом же представлении не подтвердится, что это сильная пьеса, хорошо исполненная и хорошо поставленная, никакая реклама в мире ей не поможет. Мое имя как автора пьесы возбудит известный интерес в Лондоне и Америке. Ваше имя как исполнительницы роли героини имеет огромный вес. Что нам нужно сделать — это сосредоточить в своих руках все реальные предпосылки успеха. Успех — это наука; если есть предпосылки, будет и результат. Искусство представляет собой математически выверенный результат эмоциональной тяги к прекрасному. Без тщательного продумывания оно ничто.

В отношении диалога: трагических эффектов можно достичь, привнося комическое. Смех в зале не устраняет чувства ужаса, но, давая отдушину, помогает ему углубиться. Никогда не бойтесь вызвать смех в зале. Этим вы не испортите, а, наоборот, усилите трагедию. Каноны каждого вида искусства зависят от того, к чему эти виды искусства апеллируют. Живопись апеллирует к зрению и основывается на научных законах оптики. Музыка апеллирует к слуху и основывается на научных законах акустики. Драма апеллирует к человеческой природе и должна иметь под собой в качестве первоосновы научные законы психологии и физиологии. Ну а один из законов физиологии состоит в том, что любая крайне напряженная эмоция стремится к разрядке при помощи какой-нибудь эмоции противоположного свойства. Истерический смех и слезы радости — примеры драматического эффекта, которые дает сама природа. Вот почему я не могу убрать из пьесы комические реплики. Кроме того, соль хорошего диалога состоит в том, что люди перебивают друг друга. Всякий хороший диалог должен оставлять впечатление непринужденной беседы, в которой персонажи живо реагируют на реплики партнеров. Ни в коем случае не должен он производить впечатление заданного авторского текста, а то, что персонажи перебивают друг друга, имеет не только свой художественный эффект, но и физиологический смысл. Это дает актерам время перевести дыхание и набрать воздуха в легкие. Остаюсь, дорогая мисс Прескотт, Вашим искренним другом