Владимир Рынкевич - Шкуро: Под знаком волка

• Название: Шкуро: Под знаком волка
• Автор: Владимир Рынкевич
• Издательство: ACT
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-036148-3

О одном из самых известных деятелей Белого движения, легендарном «степном волке», генерал-лейтенанте А. Г. Шкуро (1886–1947) рассказывает новый роман современного писателя В. Рынкевича.

---

В Кисловодске Шкуро больше нечего было делать.

Тем временем у Нарзанной галереи и у Совдепа шла горячая перестрелка. Били пулеметы, гулко ухали винтовочные залпы. Слащов со штабом сидел на первом этаже какого-то особняка с толстыми стенами.

— Ввязались в тяжелый бой, Андреи Григорьевич, — сказал он.

— Давайте развязываться. Переводите штаб к вокзалу, к станице Кисловодской, погрузим на подводы оружие, сколько сможем забрать, и пойдем обратно к Бекешевке — там красные могут станицу разгромить. А чего нам в Кисловодске сидеть?

Не нужна Шкуро война с занятием и обороной городов, война с планами наступления. Он хотел воевать так, как испокон веку воевали казаки: напали, взяли что надо, и — домой. И чтоб геройство проявить, чтоб молва О тебе шла. Здесь так и вышло.

Уверенный в успехе повел Шкуро пластунов к вокзалу — там все должны собраться. Какие-то дотошные красноармейцы оседлали высотку в парке и шпарили из винтовок — не пройти. Человек двадцать казаков шли с ним. «За мной! — скомандовал полковник. — Неужто мужиков не прогоним». Однако противник встретил таким огнем, что казаков, как ветром смело, остался дома один Козлов. Красноармейцы с криками «Сдавайся!» уже бежали к ним. Пришлось пуститься наутек; как нарочно тропинка привела к обрыву. Метров пять откос. Думать долго не приходилось — не сдаваться же — и Шкуро прыгнул вниз, Козлов — за ним. Очутившись внизу, даже не успев удивиться тому, что йоги целы, побежали к своим. Красноармейцы не решились прыгать с такой высоты.

Так родилась еще одна легенда о Шкуро, что, мол, с любой самой высокой горы прыгает.

На вокзал явилась делегация кисловодских казаков. Старики в папахах и черкесках поклонились, а старший из них обратился к полковнику уже как к вождю восставшего кубанского народа:

— Подними нашу станицу, отец родной, — говорил он. — Мобилизацию объяви. Хотим без советской власти жить.

Зачем ему этот Кисловодск? Людей губить в бою с красноармейцами? Казакам ответил, как полагается военному командиру и вождю:

— По стратегическим соображениям войска должны двигаться в другом направлении, и поднимать станицу Кисловодскую опасно для самих кисловодцев. Мы уйдем — придут красные и разорят станицу. Но кто желает — пусть присоединяется к нашему отряду.

Присоединились человек триста. Войско росло. В Шкуро верили. Теперь у него было три тысячи боевых казаков. Он назвал войско дивизией. В ее состав входили: 1-й и 2-й Хоперские кубанские полки, 1-й Волгский терский и пластунские батальоны: 6-й и 12-й кубанские и 7-й Терский. Будет и армия, о которой он мечтает.

Сидели на бульваре, на углу Никольской, в тени акаций. Случайный знакомый московского корреспондента Палихин — познакомились в приемной Ставропольского Совета — удивлялся: почему у Стахеева так много газет, в том числе и старых. Михаил объяснил, что Совет поручил ему, как литератору из Москвы, проверить работу местной большевистской печати и исправить ошибки и недостатки.

— Такую чушь печатают, — говорил Стахеев. — Только посмеяться и выбросить. Вот смотрите о Шкуре:. «Арестован в Кисловодске при попытке ограбить магазин…», «Убит в бою под Бекешевкой…», «Расстрелян по приговору военного трибунала, вещи расстрелянного Продавались с аукциона в Пятигорске…» Войска Шкуро соединились с отрядом подъесаула Солоцкого и теперь представляют опасную силу: командование частей Красной Армии принимает меры для окружения и окончательного уничтожения бандитов… Что можно узнать из этих газет? Жив он или нет? Где его войска? Представляют ли они опасность для Ставрополя?

— Все знают, что он жив, — сказал Палихии, вздохнув. — И опасность представляет.

— Вот. Так и надо печатать в газетах. Чтобы люди были готовы к обострению обстановки. Он — опасный противник. Я лично был с ним знаком. Да. На Германском фронте. Способный и храбрый офицер, но не понимает сути происходящего в России.

— Чего же это он не понимает?

— Если бы понимал, то не стал бы воевать против нас. Ведь все эти авантюры с Добровольческой армией, с Кубанским войском обречены на провал. Знаете, сколько на Кубани казаков? Один миллион четыреста тысяч. А иногородних — миллион шестьсот тысяч? Какое же здесь может быть восстание против советской власти? А Деникин? Даже если он соберет офицеров со всей России, ему никогда не победить десять миллионов солдат, которые сейчас становятся красноармейцами.

— Да-а, — вновь вздохнул Палихин. — По арифметике правильно, а я видел, как казаки вашего знакомого рубили красноармейцы. А что иногородние? Я сам иногородний, а те особенно не доверяют. В охрану Совдепа взяли, а в Особый отдел — усомнились. Там только вот эти. Он кивнул на проходящих матросов в щегольской летней форме, перепоясанных пулеметными лентами с револьверами за поясами брюк. Прохожий с папиросой попросил разрешения присесть рядом на скамейку. Подвинулись.

— Гуляют молодцы, — сказал прохожий о матросах. — Затопили свои корабли и гуляют.

Незнакомец в хорошем светлом костюме похож на инженера, или, может быть, это бывший офицер.

— А добровольцы тоже, — продолжал развивать свою мысль Палихин. Вроде бы мало их, а наступают. Взяли Тихорецкую. Опять на Екатеринодар нацелились.

— Они все психически больные, — сказал Стахеев. — Привыкли убивать на фронте и ничего больше не умеют.

— Вы так считаете? — вмешался незнакомец. — А знаете, что они идут в атаку на красных без выстрела цепью в полный рост, и красноармейцы в панике бегут.

— Я знаю, что они пленных расстреливают — сказал Стахеев. — Вам это нравится?

— Такая война, — сказал незнакомец, но тут же спохватился: — Я, конечно, за победу Красной Армии. Простите, спешу.

Он поднялся со скамейки и быстро смешался с толпой.

— Белая сволочь, — сказал Палихин. — Догнать бы и в Особый отдел. А? Михаил Петрович? А ночью в Юнкерский сад. Там его дружков кончают.

Однако Стахеев его уже не слышал: произошло чудо, перенесшее его в другой мир, где нет ни белых, ни красных, где не убивают друг друга, а живут, как предназначено природой, — на тротуаре остановилась Лена. Она смотрела на него со смущенной девичьей улыбкой, и нежный румянец девичьей стыдливости проступил на ее щеках, представлявшихся ему чем-то нежно-сладким, полированно-маслянистым — таким, как сливочный пломбир, о котором мечталось в детстве.

Марго учила ее: если нормальный мужчина обратил на тебя внимание, никогда не отвергай его, будь ты сама влюблена хоть в первого красавца — может быть, этот Мужчина и есть твоя судьба. Лена была послушной ученицей — это удача, что у нее оказалась такая учительница. Маргарита уже в бальзаковском возрасте, как стали теперь говорить, лет на десять старше ее, но красавица и умница. Ее темно-русые локоны в смугловатая кожа постоянно притягивают мужчин, и не было случая, чтобы она не завладела тем, кто ей нравится. До сих пор вокруг женихи, и она тщательно обдумывает варианты.

Стахеев Лене нравился — конечно, он не был настоящим мужиком, таким, как Андрей, но ее с детства, с помещений аристократических передних, театра «Эрмитаж» и фильмов с Мозжухиным и Верой Холодной влекло к модным костюмам, изяществу манер и стихам о любви. Михаил представлялся ей человеком из того красивого мира и, главное, смотрел на нее так влюбленно, как никто и никогда.

— Какое чудо, что я вас встретил, — говорил он ей. — И как ужасно, что мы столько дней в одном городе и не могли встретиться раньше.

— Я почти никуда не выхожу, а вечером всегда дома у мамы.

— Теперь я не отпущу вас. Пойдемте куда-нибудь. Куда здесь ходят? Ах да — кафе на Никольской…

Остался забытый в другом мире Палихин с его ненавистью к белым, остался тот, с папиросой, расхваливавший корниловцев, — насколько все мелко, ничтожно по сравнению с юной девушкой, так доверчиво прижавшейся к нему мягким полуобнаженным плечом.

В кафе они пили вино, ели какие-то особенные пирожные, слушали маленький оркестр, исполнявший музыку из новой модной оперетты «Сильва»… Все было так неожиданно и прекрасно, что Михаил решил объясниться. Он сказал девушке, что непрестанно думал о ней, что не встречал девушки красивее, умнее и скромнее ее, что не может без нее жить, что его женитьба — ошибка» и если она согласна, если она скажет «да», он немедленно телеграфирует жене и сообщит о разводе.

Лена романтически краснела» напряженно думая, что ответить. Отвергать нельзя — школа Марго. Но так сразу замуж?

— Вам надо познакомиться с мамой, — сказала она смущенно, опустив глаза. — Ах, какая чудесная музыка! Вам нравится?

— Прелестная музыка. В оперетте под нее поют: «Помнишь ли ты, как нам улыбалось счастье…»

— Это о нас, — сказала Лена и смутилась, как девочка: она умела вести себя так, чтобы нравиться именно тому мужчине, который рядом с ней сейчас.