Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 1

• Название: Избранные произведения в 2-х томах. Том 1
• Автор: Вадим Собко
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1982

За свою более чем полувековую литературную деятельность Вадим Собко, известный украинский писатель, лауреат Государственной премии СССР и Государственной премии УССР им. Т. Г. Шевченко, создал десятки романов, повестей, рассказов, пьес на самые разнообразные темы. Но, как справедливо отмечала критика, главными для писателя всегда были три темы — героизм и стойкость советского воина в годы Великой Отечественной войны, созидательный труд и молодёжная тема, раскрывающая формирование личности молодого человека в советском трудовом коллективе. Об этом вошедшие в первый том избранных произведений В.Собко романы «Залог мира» (1950) и «Обыкновенная жизнь» (1957).

---

— Значит, никаких новостей на заводе нет и меня никто не вспоминает? — не слушая бабкиных присказок, опять спросил Кирилл.

Ему казалось невозможным, чтобы Калиновка так быстро его забыла. То хвалили, восхищались, на доску Почёта заносили, а потом — раз, и выбросили, словно мусор. Вот и лежи теперь в этой осточертевшей комнате, думай, как дальше жить.

На первый взгляд было трудно понять, каким путём очутился в этом доме Сидоренко. Попрощавшись с начальником цеха, получив расчёт и прочитав в справке, что он увольняется с КМЗ по собственному желанию, Кирилл на другой же день договорился стать через месяц на работу в Дружковскую авторемонтную мастерскую. Месяц он хотел отдохнуть, погулять, пока ещё водились в кармане заработанные на заводе денежки.

А жить где? Кирилл подумал об этом и засмеялся: у старых знакомых.

В тот же вечер, уже не пачкая лица углём, он появился в доме Анастасии Петровны и неожиданно договорился, что будет жить у неё месяц, а может, и полгода, и основательно устроился на бабкиной постели.

Анастасия Петровна сначала перепугалась, а потом заломила за постой сумасшедшую цену. Кирилл согласился, не моргнув глазом заплатил за месяц вперёд, и старуха успокоилась.

А для Сидоренко начались дни безделья. Каждый из них казался длиннее недели. Однообразные и бесцветные, они тянулись бесконечно, и чем их заполнить, Кирилл не знал.

Он несколько раз ходил на автобазу, смотрел, как там работают, и станки ремонтных мастерских казались ему жалкими, когда он вспоминал первый механический цех.

Временами ему становилось нестерпимо тоскливо, и он напивался, собирая вокруг себя компанию незнакомых подлипал. Утром после таких подвигов болела голова, и было до тошноты противно вспоминать пьяные, опухшие лица новых «друзей».

В такие дни злоба на Ивана разгоралась в сердце Кирилла с особенною силой. Ведь это он, Иван Железняк, был причиной всех несчастий Сидоренко… Нет, не стоит делать людям добро, коли за него платят злом.

Но о Марине он думал без вражды, почти с нежностью. Хорошая девушка и, уж наверно, не похожа на своего братца.

День проходил за днём, и, не в силах больше терпеть, Сидоренко послал на разведку в Калиновку бабку Анастасию. Хитрая старуха, хорошо всё понимая, ринулась исполнять поручение.

В душе Кирилла ещё тлела надежда на достойное возвращение в цех. Вот приходит срочный заказ на очень сложную, ещё невиданную в Калиновке машину, все бьются-бьются над нею и никак не могут заставить её работать, всё что-то не так, тут заело, там перекосило. А срок на носу. Уже звонят из Москвы, справляются о машине, директор волнуется, сам не выходит из цеха, а сделать ничего не могут.

И вот тогда вспоминают о нём, о Сидоренко, приходят к нему, просят собрать машину. Он идёт в цех и первым делом выгоняет из бригады Железняка… Нет, нет, он выгонит его не сразу, он сначала покажет, как должны работать настоящие слесари, а выгонит потом, когда акт на машину уже подпишут.

Итак, он берётся за работу, и все вокруг удивлены: как это не сумели собрать машину, а Сидоренко сразу всё сообразил…

Так мечтал парень, лёжа на постели, прикуривая папиросу от папиросы. Но появилась Анастасия Петровна и развеяла честолюбивые мечты Кирилла. О них даже стыдно было вспоминать.

Нарисовал, дурак, себе картину, хоть в кино снимай. Не только не зовут в первый механический, а никто и не вспоминает о нём в Калиновке.

Он не знал, что ему делать, но ненависть к Железняку отстаивалась, становилась всё тяжелее, ощутимее, твёрдою корою обрастала вокруг сердца и беспрерывно о себе напоминала.

Сидоренко закурил новую папиросу. Она показалась горькой, как полынь. Бросил её в печь, посмотрел, как старуха, чавкая, ест жирный, наваристый борщ, и повернулся лицом к стене, чувствуя себя самым несчастным человеком на свете.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

В Святогорском лесу стояла душная июльская жара. Прозрачные капли смолы медленно, словно ленясь, выплывали из-под серо-красной коры старых, высоченных сосен. Изогнутые, сведённые корчами корни впились в белый, перемешанный с прошлогодней хвоей песок. Томящий, густой запах смолы и тёплой хвои заполнял всё, даже дышать трудно — такой он настоянный и крепкий.

В белых домиках пионерского лагеря было тихо, как бывает во время послеобеденного отдыха. На волейбольных и баскетбольных площадках пусто. Только на крылечке штаба пионерского лагеря сидел дежурный вожатый. Зоркие, внимательные глаза его боролись с дремотой — жара и тишина навевали сладкий сон.

Как раз в это время Иван с Мариною вышли из лагеря. Иван приезжал сюда каждое воскресенье полюбоваться на загорелые, почти чёрные лица Христины и Андрейки, на золотистый загар Марины. Он и сам успел загореть во время этих поездок и в глубине души чуть завидовал сёстрам и брату — так хорошо было в Святогорском бору в эти горячие солнечные дни.

Прежде, когда была ещё жива мать, он тоже жил в таком лагере, и воспоминание об этих шести неделях осталось на всю жизнь. Тогда он был ещё совсем маленьким, но не пропустил ни одного похода, а песни, которые они пели у больших костров, ещё и сейчас звучат в ушах.

Марина с Иваном быстро шли к Донцу. По ту сторону реки высились хорошо знакомые меловые обрывы.

— Тут будем купаться?

— Можно и тут. Место хорошее, только под берегом глубоко, — тоном человека, отлично изучившего реку, ответила Марина.

Она сбросила с себя белое в мелких синих цветочках платье и в одном купальнике как подкошенная упала на белый песок, всем телом ощущая его приятное тепло. Иван гоже разделся и лёг рядом с сестрой. Тут, у реки, жара была не такою томящей, от берега тянуло свежим, сладким запахом ивняка.

— Давай купаться, — сказал Иван, предвкушая ощущение прохладной воды.

— Ещё не хочется, — лениво ответила Марина.

— Здравствуйте! — вдруг послышался из-за кустов приветливый голос. — Вот кого не думал увидеть! Боже мой, какой вы стали красавицей, Марина!

Матвей Шаронов вышел из-за кустов и стал недалеко от девушки, разглядывая её, как манекен на витрине. Он был в длинных, почти до колен, чёрных трусах, на голове белый платочек. Уголки платка, завязанные узелками, торчали, как рожки, и придавали лицу директора ателье залихватский вид. Он был навеселе. Объёмистый животик и необычный костюм делали Шаронова таким смешным, что Марина не выдержала и расхохоталась. Даже Иван, встретивший появление Шаронова враждебно, невольно улыбнулся.

— А мы тут неподалёку сидим и по маленькой выпиваем, — сообщил Шаронов.

Он всё ещё смотрел на Марину, и девушке было неловко и неприятно от его взгляда.

— Боже, боже! — приговаривал Шаронов. — Даже лучшие манекены в московских ателье не могут передать красоты женского тела, а что уж говорить обо всяких скульптурах… Вас, Марина, нужно снимать в кино, надо высекать из мрамора, надо показывать на конкурсах красоты, чтобы весь мир знал, какие есть девушки у нас в Советском Союзе.

— Пошли в воду, Иван, — не выдержала Марина, быстро вскочила, побежала к берегу, и прохладная вода Донца шумно расступилась перед ней.

Девушка нырнула и выплыла на середине реки.

— Браво! — захлопал в ладоши Шаронов. — Браво! Я тоже так могу. Я могу вынырнуть даже на той стороне!

Иван подошёл к берегу и стал на песке. Лёгонькие волны набегали на берег и мягко, ласково касались пальцев ног. Высокий и тонкий, Иван казался отлитым из металла.

— Плыви сюда! — крикнула Марина. — Тут, на быстрине, наверно, ключи бьют.

Шаронов решил, что этот призыв может относиться только к нему.

— Иду-у! — во всё горло крикнул он, пробежал мимо Ивана и с разгону плюхнулся в воду, подняв фонтан брызг и пены.

Улыбаясь, Иван смотрел, как разошлись и исчезли круги на воде, как лопались пузыри…

Прошло, должно быть, с минуту, а может, это только показалось? Голова Шаронова не появлялась на поверхности реки. Иван стал беспокоиться.

— Марина! — крикнул он. — Знаешь, этот директор, кажется, утонул.

— Такой не утоне-ет! — послышалось с середины реки.

— Честное слово, утонул! Плыви сюда! — уже по-настоящему испугался Иван.

В это мгновение метрах в пяти от берега появилось перекошенное лицо Шаронова, высунулась рука с растопыренными пальцами, послышался не то голос, не то хрип, и снова всё исчезло.

— Тонет! Марина, сюда! — звал Иван.

Он бросился в воду, но в зеленоватой, илистой глубине невозможно было разобрать, где барахтается директор ателье. Иван вынырнул, набрал полную грудь воздуха и снова пошёл вниз. Вот мелькнуло белое пятно. Иван повернул в ту сторону, схватил жирное мягкое тело, вытолкнул его на поверхность и вынырнул сам. Они были недалеко от берега, но Шаронов конвульсивно, боясь потерять опору, вцепился в Ивана, как клещ. Плыть было невозможно, они оба пошли на дно, но гут же выплыли снова.