Дмитрий Герасимов - Крест в круге

• Название: Крест в круге
• Автор: Дмитрий Герасимов
• Жанр: Ужасы и Мистика

Сага о жизни трех поколений, судьбы которых неведомым мистическим образом связаны с известным московским отелем и странной пентаграммой в виде креста в замкнутом круге.

«Лихие» девяностые… Молодой историк Вадим Григорьев, временно работающий охранником в отеле, даже не подозревает, что и его трудоустройство и последовавшие за этим странные, мистические события – встреча с таинственной старухой, разгадка зловещей пентаграммы на старинной вазе, убийство молодого мужчины из 222 номера – давно предсказаны его отцом в незаконченном романе «Отель N».

На пути Вадима к раскрытию тайн – череда сбывшихся пророчеств, любовь и смерть, странное завещание и целый клубок хитросплетений и мистических катаклизмов, берущих свое начало в далеком 1913 году…

---

Он молча двинулся к выходу.

– Кому и что ты доказал? Ты из-за тщеславия обрек свою семью на голодное существование! И после этого ты смеешь обвинять меня? Я любила тебя, а ты предал нас!

У дверей он остановился.

– Где моя дочь?

Женщина быстро вытерла слезы и ответила уже спокойно:

– Она в школе.

– Я приду к ней завтра.

Интендант Леонид пошел провожать его до калитки.

– Слышь, – говорил он, то ли пряча в развязности свое смущение, то ли всерьез пытаясь приободрить Николая, – не бери в голову… Ты, наверно, плохо знаешь баб. Никогда не верь им, старина. Они будут долго брехать тебе про любовь, а самим нужно только две вещи: мешок золотой да хрен удалой! Мужик им нужен, понимаешь? Ни одна баба не может долго без мужика. Своего рядом нету – ляжет под чужого!

Николай резко остановился и глянул единственным глазом на развязного провожатого, словно примеряясь, какую часть тела ему оторвать первой.

Тот поспешно распахнул перед ним калитку:

– Ну, прощевай.

Николай помедлил секунду, потом поправил мешок на плече и быстро вышел.

– Это! – крикнул ему вдогонку интендант. – Слышь… Надо будет продуктами помочь – обращайся!

В горисполкоме внимательно посмотрели его документы.

– Педагог, значит? Ну, в Ленинград, сами знаете, сейчас вернуться нельзя. Блокада. Оставайтесь здесь. Будете учительствовать. У нас педагогов – в обрез, а детей… Одних эвакуированных – тысячи. Оставайтесь. Карточка, паек и триста рублей.

И Николай остался.

Он работал в школе, где училась его дочь, чтобы быть ближе к ней.

После войны до него дошли слухи, что интендант Леонид проворовался и попал в тюрьму. Жена не стала медлить ни дня – подхватила дочь и уехала в Ленинград.

А Николай из Ташкента больше никогда не уезжал.

Пять лет назад он стал Циклопом – заместителем директора по учебно-воспитательной части школы-интерната при Ташкентском авиационном заводе. А четыре года назад в школе появился Боря Григорьев.

Учитель сразу обратил внимание на немногословного мальчика с умным, печальным взглядом и бледным, почти аристократическим лицом. Что-то родное почувствовал он в этом маленьком человеке, что-то созвучное своей собственной судьбе угадал он в его жизни. Быть может, раннюю боль потерь и утрат, а может – одиночество.

Обнаружив его страсть к чтению, Циклоп стал приносить из дома книги. Он небрежно вручал их своему удивительному ученику со словами:

– Мне вот здесь попалась занятная книженция… Ты не читал, Борис?

Тот вертел книгу в руках и отрицательно качал головой.

– Ну, почитай. Не пожалеешь.

Боря кивал и уносил книжку в общежитие. На следующий день он возвращал ее учителю.

– Не осилил? – удивлялся Циклоп.

– Я прочитал.

– Всю? – удивление смешивалось с недоверием.

– Всю.

– И каков результат?

– Мне понравилось. Спасибо.

– Понравилось… – задумчиво повторял Циклоп. – А что именно понравилось?

Крайне неохотно и очень сухо мальчик пересказывал прочитанное. Словно урок отвечал.

– Ну хорошо, – кивал Циклоп. – Я рад, что тебе понравилось…

«Он действительно читает все, что я ему даю , – размышлял учитель. – Почему же он так скуп на эмоции? Или его не задевает прочитанное? На сколько замков заперто сердце этого мальчика? И существует ли ключ от этих замков?»

Нередко он просил Бориса задержаться после уроков для короткой беседы и неизменно поражался его странной рассудительности и недетской серьезности.

– Скажи, Боря, – спросил он у него однажды, – а ты не хотел бы попробовать не только читать, но и писать?

Мальчик посмотрел на него и, секунду поколебавшись, признался:

– Я пишу, Николай Давыдович. Прозу.

Учитель оживился:

– Прозу? Очень хорошо. А ты никогда не писал стихи?

– Нет.

– А я – писал. Хочешь, дам тебе почитать?

– Нет.

– Ты не очень-то учтив, – улыбнулся Циклоп. – Впрочем, ну их, эти стихи. Таланта у меня никогда не было.

Мальчик посмотрел на него изучающе.

– Николай Давыдович… А как определить, есть талант или его нет?

– Ну… Нужно отдать свои произведения на суд читателей.

– И они определят?

– Возможно. Конечно, определят. Ведь единственные судьи поэта или писателя – это его читатели.

– А если их нет?

– Тогда говорят, что писатель пишет «в стол». То есть – для себя одного. Но подумай: можно ли его тогда назвать писателем?

– А если он пишет не для читателей и не для себя?

– А для кого же тогда? Или – для чего?

Борис пожал плечами:

– Для того, чтобы исправить судьбу .

Однажды мальчик задержал у себя книгу, которую ему дал Циклоп, дольше обычного. Он не вернул ее ни на следующее утро, ни через день.

В конце недели после уроков Боря не спешил уходить в общежитие и топтался в нерешительности возле класса.

– Ты хочешь мне что-то сказать? – спросил Циклоп.

– Мне понравилась книга, – неожиданно ответил Борис, и глаза его загорелись.

– Вот как? – Николай Давыдович попытался скрыть охватившую его радость.

«Вижу, что сейчас действительно понравилась. Лед тронулся».

– Там про будущее , – продолжал мальчик, – и про то, что человек – «хозяин своей судьбы»!

Циклоп кивнул.

– Это верно. Человек – кузнец своего счастья.

– Или несчастья…

Учитель удивленно поднял на него единственный глаз.

– Что ты хочешь сказать?

– Я… тоже пишу про будущее. Но мои герои – несчастны. И я подумал…

Циклоп напрягся, ожидая услышать что-то очень важное. Но Боря замолчал.

– Подумал – что? – с непритворным интересом переспросил учитель.

– Я подумал: могут ли они сами стать кузнецами своего счастья? Могут ли изменить написанное мною? – закончил Борис и смутился.

Циклоп перестал улыбаться и очень серьезно посмотрел мальчику в глаза:

– А ты сам не можешь их сделать счастливыми? Ведь это в твоей власти как писателя.

– Не могу.

– Тогда им придется самим выпутываться, – вздохнул учитель.

Боря задумчиво кивнул:

– Мне тоже придется выпутываться самому. Спасибо вам, Николай Давыдович.

– За что?

С этого дня учитель почувствовал, что открыл сложный замок. Они стали ближе друг другу. И оба искренне дорожили этим.

Сразу после похорон Эльдара Фатехова Борис ворвался в учительскую, где Циклоп проверял тетради с домашними заданиями, и выпалил с порога:

– Николай Давыдович! Мне нужно с вами поговорить!

– А это не ждет, Борис? Через полчаса я закончу, и тогда…

– Не ждет! Я… Я приношу людям смерть!

Что-то гулко стукнуло в наступившей тишине. Это Циклоп уронил на пол учебник.

– Сядь, – сказал он как можно спокойнее. – Объясни толком, что произошло?

Боря присел на краешек стула и с мольбой взглянул на учителя:

– Помогите мне, Николай Давыдович!

Циклоп отодвинулся от стола и, сложив руки на коленях, уставился единственным глазом на мальчика.

– Ты был сейчас на похоронах?

Боря кивнул.

– Понятно. Видишь ли, мой дорогой, жизнь и смерть соседствуют друг с другом так близко, так тесно, что иногда становится страшно… Тебе, в твои юные годы, уже довелось увидеть смерть очень близко. Это и взрослому тяжело, не то что ребенку.

– Дело не во мне, Николай Давыдович. А в том, что я пишу…

– Не понимаю.

– Я пишу, что с людьми произойдут несчастья, и эти несчастья действительно происходят! А недавно я сказал Эльдару, что его голова его погубит…

Учитель задумался.

– Он обижал тебя?

Боря неохотно кивнул:

– Да, но я не хотел ему зла. Честное слово!

– Послушай меня, мальчик. Ты здесь ни при чем. Просто… так уж случается в жизни. Мы теряем близких и виним себя в их смерти.

– Вы что, не понимаете, Николай Давыдович? Все, что я пишу в своей тетради, – сбывается!

– Понимаешь, Борис, настоящий писатель – а я уверен, что ты им станешь, – всегда переживает и проживает написанное. Фатальные совпадения тоже случаются. Тем ярче его талант. Это значит, что писатель понимает и видит жизнь. Он как бы угадывает жизнь. А иногда и пророчествует. Мы с тобой знаем из литературы, как много великих свершений и открытий были предсказаны писателями и поэтами. Художник мечтает о лучшей жизни, и такая жизнь строится людьми.

– Но я-то предсказываю плохое .

– Не внушай себе того, чего нет на самом деле.

– А землетрясение? Я все предвидел заранее – и странный свет, поднимающийся от земли, и разрушения, и гибель Галинки!

Циклоп на секунду замолчал и с сомнением покачал головой:

– Я так не думаю… Боря, тебя когда-то потрясла смерть любимого человека. Это понятно… Но не наговаривай на себя. И людей не пугай. Атеисты – они, знаешь, тоже боятся всякой мистики.

Боря не ответил. Он страдальчески зажмурился и опустил голову. Циклоп встал, подошел к окну и долго смотрел в него, барабаня пальцами по стеклу. Потом повернулся к Борису:

– Тебе кажется, что ты каким-то образом предсказываешь события, правильно? И тебя пугает то, что эти события трагические, а не счастливые. Ты чувствуешь себя ответственным за них, так?