Лана Туулли - Длинные тени

• Название: Длинные тени
• Автор: Лана Туулли
• Жанр: Юмористическая фантастика

---

— Он просто сердится, что я мало помогаю ему в расследовании. Надо и в самом деле найти для Клеорна какой-нибудь таинственный случай, а то он так и будет всех подряд клыками рвать, на чужой территории лапу задирать… — пробормотал Лео. Потом спохватился: — Так о чем мы говорили, когда демоны принесли господина Клеорна?

— Ты рассказывал о том, как делают духи из желез морских животных, — с готовностью подсказала Элоиза. — Размахивал руками, нечаянно сотворил каракатицу, потом закинул ее в ручей, принялся оправдываться, дескать, из-за холода магия трансформации плохо получается. А по-моему, ты просто недостаточно сосредоточился.

— Ага… — согласился Лео. Он смотрел на разрумянившуюся богиню с жадностью и благоговением, как смотрят странники, пересекшие безжизненные пески, на проточную воду. — Как-то не получается сосредотачиваться…

— Ну их, эти промышленные секреты. Давай лучше целоваться, — предложила Элоиза.

— Как скажешь, — с радостью согласился Лео.

Легкие полуденные тени, скользящие по лесу, на мгновение окутали притихших влюбленный серой дымкой, а потом заскользили дальше, в чащу притихшего зимнего леса. Красногрудые снегири перепорхнули с сосны на березу и закачались на ветке: и как только людям не холодно? Глупые создания! они могут часами стоять вот так, прильнув друг к другу, преданно глядя в глаза и шепча бессвязный бред, никакие восходы-закаты, а тем более скользящие по снегу тени им не помеха…

Шум продирающейся через лес охоты остался в стороне. Роскар дернул повод, заставляя лошадь повернуть в чащу. Та недовольно затрясла гривой, но спорить не осмелилась.

В густом ельнике, темном и почти лишенном подлеска, снега было мало; единственная забота — завалы из веток. Можно, конечно, опасаться скрытой под опавшей хвоей трясины, но Борингтон — не Тьюсс. Скрытые под плотно утоптанной почвой камни, застывшие в зимнем сне деревья, и тени, тени, тени…

Лошадь перескочила завал, другой, пронеслась под склонившимися ветками, вырвалась на полянку. Почти сразу провалилась в глубокую заметенную снегом ложбинку, обиженно заржала. Не дожидаясь, пока лошадь начнет заваливаться на сторону, Роскар спрыгнул, провалился в сугроб выше колена, и направился через поляну.

В груди жгло. На этот раз — из-за ледяного воздуха, которого Роскар наглотался за время поездки. Наверное, надо было поберечь лошадь, наверное, надо было поехать с Октавио и остальными, наверное, наверное, наверное…

Полянка выводила в многообещающую смешанную рощу. Кажется, там можно видели оленей, а если и не видели, какая разница? Сгодится что угодно — главное, появиться позже остальных. Вообще-то, последним с охоты обычно возвращается его величество… Тут Роскар невесело усмехнулся. Вот отец, тот действительно любил охотиться, и тратил на гонки по Борингтонским лесам весь короткий зимний день; а Гудеран — хитрец. Братец возвращается позже остальных, потому как иначе собравшиеся в замке проглоты обязательно втянут его в какую-нибудь глупость. Например, выберут судьей, чтоб разрешить спор, чей трофей самый лучший; или попытаются устроить какие-нибудь варварские пляски вокруг убранной рябиновыми бусами ёлки, или еще чего хуже. Гудеран и приноровился использовать зимнюю охоту в качестве каникул — он выбирал покладистую, смирную лошадку, запасался фляжкой, пирогами и какой-нибудь поучительной книгой, и неспешно прогуливался по лесным тропинкам. Иногда к неторопливым прогулкам присоединялась Везувия, иногда Ангелика; позавчера Роскар заметил, как к свернувшему за ручей королю присоединился Октавио Громдевур. Всадники о чем-то переговаривались, пока их кони — рыжий скакун Гудерана и темно-серый умбирадец[27] Октавио, — медленно плелись по устланной хвоей и снегом тропе.

Хорошо всё-таки прадед придумал, каждую зиму выезжать на охоту, — одобрил действия предка Роскар. Зачерпнул горсть снега, растер лицо, расстегнул верхние пуговицы куртки, прижал тающую массу к разгоряченной груди. Садишься верхом, уезжаешь, и никто тебя не спрашивает — куда, зачем, и так всё понятно. Можно побыть в одиночестве, послушать тишину, запрокинуть голову и посмотреть, как мечутся по небу вершины деревьев… Это от героев, выезжающих совершать подвиги, ждут, что подвиг будет совершен; от менестрелей, объявляющих, что уединяются для сочинения великой баллады, ждут совершенства; а что взять с охотников? Всегда можно пожать плечами и сказать, что сегодня с добычей не повезло — и кому какое дело, что вся эта суета, традиции, наряды и развлечения задуманы ради двух-трех часов одиночества. Полного одиночества, когда слышишь лишь собственное дыхание, лесные шорохи, да, может быть, позвякивание конской сбруи.

Гудеран — молодец, он почти не притворяется. Король уезжает охотиться — и почему-то никого не смущает то, что его величество не берет с собой оружия. Роскару сложнее. Впрочем, если подумать, младшим братьям всегда сложнее. От его высочества ждут подвигов, уж если он добудет кабана, чтоб размером был с гору; а если волка — так такого, о котором не лень складывать возвышенные вирши.

Плюнуть бы на всё, уехать куда-нибудь и начать жизнь с чистого листа. Забыть о репутации «героя», о хвалебных речах, в которых восторг сочетается с недоверием и навязчивым рефреном повторяется вопрос, столь любимый сестрицей Анги «Ты что, совсем спятил, что ли?!» Он не спятил, вовсе нет, и с дуба, если верить тщательно составленному описанию собственной жизни, в детстве не падал, он просто… Просто он по жизни глуп, в делах порывист, иногда действует, подчиняясь въевшимся в плоть и кровь привычкам, а иногда… Да он сам не понимает, почему любой его поступок расценивается всеми, как образец доблести, самоотверженности и героизма! Октавио пошутил, что всему виной репутация; Ангелика закатывает глаза и повторяет: «что уродилось, то уродилось»; Гудеран… Как и положено старшему брату, он терпит бестолкового младшего. Иногда это невыносимо, иногда — унизительно, но чаще всего просто обидно. Неужели до конца дней так и придется жить в тени собственной репутации, так и не заслужив истинного уважения со стороны хотя бы ближайшей родни?

Хочется сбежать, раз и навсегда, и забыть обо всей этой придворной суете. Летом, когда его занесло в Пелаверино, было именно так. У него не было ни гроша — да что там, у него даже сапог не было; голова трещала с кошмарного похмелья, говорящие кошки в стальном доспехе всю дорогу мерещились… Зато была Джоя и свобода идти на все четыре стороны. Он пошел за девушкой — да разве можно было поступить иначе? Она была одинока, нуждалась в помощи, в защите, и она, в отличие от всех остальных, принимала все его бредни не из-за мифической репутации, и даже не из-за доставшегося титула, а потому, что видела его настоящего. Без прикрас. Без золотой цепи на шее, герольдов, объявляющих выход титулованной особы; и, что самое главное, без тонкого золотого обруча, полагающегося его королевскому высочеству в особо торжественных случаях.

Плюнуть на всё и уйти к Джое. Она говорит, что пока не может быть с ним вместе — да оно и понятно, ведь ему надо набраться смелости и объяснить любимой девушке, кто он, из какой семьи, и почему хочет забыть о своей принадлежности к династии Каваладо. Надо подумать, на что они будут жить — сейчас его королевское высочество располагает доходами провинции Ла-Фризе. Потом провинция должна перейти к принцу Ардену, когда тот станет совершеннолетним; а своему младшему брату король со временем отпишет какое-нибудь имение. В пожизненное владение. Старая традиция, ей более четырехсот лет — младшие королевские отпрыски имеют право на золото, на титулы, но никогда — на землю. Со времен короля Лорка, выделившего в приданое дочери герцогство Пелаверино, Кавладор не потерял ни пяди, ни дюйма земли. Это уже не традиция, не закон — это то, что делает королей королями. Отцу пришлось отвоевывать Луаз, и то, что он не постеснялся устроить гражданскую войну, заставил солдат стрелять в их соотечественников, говорит о многом. Если Гудерану и Ангелике не понравится Джоя — а шансов на то, что понравится, немного, — им предстоит стать безземельными нищими.

Смешно… он, принц Роскар — вдруг станет нищим…

Ты не о том думаешь, Роск! — закричал он во всю глотку. Полузабытая лошадь, до сих пор не выбравшаяся из глубокого снега, испуганно заржала — тоже, как и укутанный снегом лес, испугалась внезапного крика.

Ты не о том думаешь, Роск, — повторил принц шепотом. Посмотри правде в глаза, дружище, а еще лучше, вспомни, как смотрел на тебя Шторм. Когда ты взял его трехнедельным щенком, когда ты брал его на охоту. Вспомни, как ты натаскивал его, как вместе вы носились по Борингтонскому, Чудурскому, Большому и прочим лесам, как выходили против шумеретских барсов, — и о том, как сломанный Шторм плавал в собственной крови, тоже вспомни. Ты собираешься предложить лучшей девушке на свете руку, сердце, и титулованную нищету в придачу — а как насчет головы? Головы, в которой поселилось безумие, которой снятся страшные, тягучие и непонятные сны?