В. Козлов - Полярная фактория

• Название: Полярная фактория
• Автор: В. Козлов
• Издательство: Уралогиз
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1933

---

— Помаленьку выбирай! — скомандовал инструктор.

Он стоял на корме и травил свой конец прогона в воду. Как только лодка ткнулась в песок, мы подхватили второй прогон.

— Медленнее!.. Равномерно!.. Не дергайте!

Тянуть тяжело. По семи человек у каждого конца, мы гуськом, перекинув мокрую веревку через плечо, согнувшись в три погибели, шагаем тихо-тихо, как упряжные волы.

И вдруг прогон разом ослабел — мы семеро чуть не подпадали.

— Оборвали, ироды!.. Стой там, не тяни! — завопил инструктор и кинулся к лодке.

Поиски и скрепка порванной веревки отняла полчаса. Потом порвался второй конец. Снова искали, снова связывали, снова тянули. Прогоны рвались раза по три каждый. Спускались помаленьку сумерки. С мокрой веревки за шею стекали капельки воды. Брезентовый плащ, в котором вначале было жарко, теперь перестал греть…

Наконец, показался из воды край невода, за ним второй. Вот последние кибасы, вот мотня — длинный, широкий мешок, способный вместить уйму рыбы.

Но где же осетры? Где гарантированный минимум из десятка отменных рыбин с чешуей вороненого золота? Ведь, они же должны биться, плескаться, бушевать!

Высадка фактории на мысе Дровяном.

В первый момент мотня показалась нам совершенно пустой. Жалко сморщившаяся, она волочилась, как тряпка, без признаков добычи.

Окружили, выворотили, вытрясли. На песок шлепнулось с десяток мелких рыбешек, общим весом не больше 3—4 фунтов. Работал уже отлив, обнажались мели.

— Пойдем, товарищи, чай пить и спать, — распорядился Вахмистров. — Невод уберем завтра — ничего ему на песке не сделается.

На притихшую в ведре рыбу никто не взглянул, даже чая не пили — мрачно и скучно разошлись по своим койкам.

В этот вечер я долго не мог уснуть. Надо сказать, хоть я и чувствовал в вахмистровском плане осетровой заготовки некоторое преувеличение, однако разочарование было чересчур жестокое. „Ну, не двадцать, не десять и не пудовых, — а одного какого-нибудь паршивенького на уху могли же мы выловить“! — думалось мне.

После полудня пошли убирать невод.

И вот тут-то обнаружилось обстоятельство, снова перевернувшее наши виды на рыбный улов: в сетях, лежавших под водой в часы утреннего прилива, сама собою запуталась большая рыба. Мы ее увидели издали. Попав плавниками в петли, она билась и трепыхалась в мелкой лужице. Оказалось, что это чир — местная порода, разновидность моксуна. Я ее взвесил: три с половиной килограмма — и мы ее с’ели в ухе. Прекрасная рыба, нежная и вкусная, напоминающая жирного свирского сига!

ПУТАННАЯ БУХГАЛТЕРИЯ

В нашем дырявом шатре полным-полно. Мешки и кули уложены ярусами, ящики, тюки и короба наворочены друг на друга.

В общем мы своими силами перетаскали с берега все наиболее ценное, чему угрожала подмочка. На берегу остались штабеля мешков с мукой и самые крупные тяжести, как тюки чая, листового табаку, бочки с солью по 20 пудов каждая и т. п. О выброске их идет каждодневный торг с артелью плотников. Когда закончится постройка, тяжелую кладь придется переносить прямо в склад и амбар.

Плотничья артель до конца верна себе: хлебцем вместе, а табачком врозь. Они хотят сорвать с этой поездки за Полярный круг наидлиннейший целковый. В деньгах они уже зарылись — подавай зарплату за переброску грузов штанами, рубахами, костюмами, мануфактурой. Мы им доказываем, что товары заброшены для иных целей, что предстоит обмен с туземцами на валютную пушнину. Но какое дело им до пушнины и до туземцев!

А положение нешуточное. Одной муки свыше 1500 кулей — эта работа штату фактории не по силам. Времени в запасе мало — осень уже в полном ходу. Боимся внезапных штормов, могущих затопить и попортить товары.

Из трех человек образована комиссия по учету всех ценностей фактории. С раннего утра вплоть до темноты мы кропотливо распаковываем, сортируем, подсчитываем грузы.

Разобраться не легко. Я никогда не думал, что всевозможные конторы и управления могут отпускать товар в сопровождении таких документов, какие получила фактория. Из уемистой папки листов, листиков, клочков и обрывков исписанной бумаги, едва ли найдется с десяток ясных, понятных, не вызывающих сомнений, не требующих расшифровки.

Казалось бы, торговые документы, на основании которых производятся операции, должны быть безупречны и абсолютно бесспорны в смысле ясности и четкости. Ведь по этим сопроводительным фактурам и накладным уплачиваются и получаются деньги, по ним отсчитываются, они служат основанием для бухгалтерии в каждой торговле.

Большинство фактур, полученных нами, трудно прочесть. Написанные „под копирку“, они представляют собою третью, а возможно и четвертую копию. Цифры разбросаны по строкам вкривь и вкось, не совпадают с наименованием товара. Их читать — не чтение, а головоломная расшифровка, точно бы разбираешь древний папирус с археологически мудреными иероглифами.

Как член комиссии, я поневоле возился с ворохами этих фактур. Мучительно вдумывался, копался, доискивался смысла и истины. Иногда это удавалось, но попадались, с позволения сказать, „документы“, которых ни я, ни счетовод, ни усилия всех работников фактории вкупе не осилили. Они так и остались нераскрытой загадкой конторской неряшливости.

Впрочем, бывало и еще хуже: на некоторые предметы фактур вовсе не оказалось.

И странная вещь, одни и те же товары, но отгруженные из разных складов Омска, Красноярска, Тобольска и Обдорска, имеют совершенно разные расценки. Колебание настолько значительно, что об’яснить его наценкой на транспорт никак нельзя.

Затем, в стоимости некоторых вещей, преимущественно хозяйственных, привезенных в качестве инвентаря фактории, попадаются настолько преувеличенные цифры, что их можно рассматривать только как курьез.

Например, железные рукомойники, — обыкновенная полуцилиндрическая кружка, с дыркой в дне и с железным шпиньком вместо крана — оценены каким-то шутником в 36 рублей за штуку. Да, 36 руб. 55 коп.

Даже у работников фактории это вызвало хохот, хотя настроение у нас от всей этой бухгалтерской канители отнюдь не веселое.

В большие деньги вскочила Комсеверпути различная утварь, сделанная или приобретенная „хозяйственным способом“. Простейший шкаф, не полированный, даже не окрашенный, без дверец, стоит по фактуре 222 руб 87 коп. Сосновый, струганный, некрашенный, а лишь слегка загрунтованный стол — 42 руб. 54 коп. Скат тележных колес, уже не новый, расхлябанный — 211 руб. 60 коп…

Перед такими расценками остается только развести руками. Что это за „хозяйственность“, вгоняющая пустяковую вещь в сотни рублей — никому не понятно. И ведь какая точность 222 руб. 87 коп. Высчитано, что называется, до полушки — комар носа не подточит!..

На любом рынке и у любого спекулянта-барышника такой шкапчишко можно бы купить за пару червонцев. Тележный ход, когда он был еще новой и целой телегой, вряд ли стоил дороже полусотни. А тут 211 руб. 60 коп.

Эти копейки, уточняющие исчисление, придающие „хозяйственности“ солидность и серьезную законченность, просто неподражаемы.

Разумеется, приведенные примеры не составляют правила для хозяйственников правления Комсеверпути. Это выхвачена мною, так сказать, юмористика счетоводства. Но вообще говоря, наценки Комсеверпути почти на все товары довольно высоки — значительно выше госторговских. В силу этого лавочный прейскурант на наших факториях не будет увязан с прейскурантом старых факторий, работающих в Обской и Приенисейской тундрах. Туземцы же кочуют и сдают пушнину сегодня здесь, завтра там. К разнице, даже копеечной, они очень чутки.

Было бы, разумеется, проще всего заранее собрать все сведения о расценках и координировать их с госторговскими. Но с.-х. отдел не догадался. Поэтому т. Евладов отдал распоряжение, чтобы с первым снегом по первопутку обязательно послать в Новый порт кого-либо из служащих и привезти оттуда все стандарты и все расценки.

Пока же мы должны работать по туманной канве, данной фактурами складов и контор.

Счетовод Пепеляев сидит часами над какой-нибудь цифрой и десятки раз умножает ее, делит, щелкает на счетах, доискиваясь уж не точной, а хотя бы приблизительно похожей цены товара.

Как, скажите, обмозговать такую несообразность: свинец в болванке по фактуре расценен в 7 руб. 50 коп. за килограмм, а готовая дробь, отлитая из того же свинца, крупная и мелкая — 1 руб. 32 коп. килограмм?

Или: где найти истину, если одни и те же жестяные литровые и полулитровые кружки по одной фактуре стоят 68 коп., по другой 1 руб. 50 коп., а по третьей — 2 руб. 63 коп.

— Опасная штука торговая бухгалтерия, — глубокомысленно высказывается Вахмистров. — С нею надо держать ухо востро, а то как раз угодишь под суд. Милости нет!