Веслав Гурницкий - Песочные часы

• Название: Песочные часы
• Автор: Веслав Гурницкий
• Издательство: «Радуга»
• Жанр: Публицистика
• Год: 1983

Веслав Гурницкий. Песочные часы (перевод с польского). Предисловие Е. Василькова.

Эта книга — записки очевидца, посетившего Кампучию спустя три недели после того, как под ударами патриотов рухнул режим Пол Пота. Книга В. Гурницкого — страстное обвинение тем, кто, руководствуясь, эгоистическими целями, гегемонистскими расчетами, стремился превратить страну в пустыню, а целый народ — в рабов.

---

«Каждая мысль, — говорит Эрих Фромм в «Бегстве от свободы», — истинная или ложная, мотивирована субъективными нуждами и интересами личности. Некоторые интересы способствуют отысканию истины, а другие — ее уничтожению. В обоих случаях психологические мотивировки являются весьма важным стимулом для получения определенных выводов. Можно даже пойти далее и сказать себе, что идеи, которые не укоренились в глубоких потребностях личности, будут оказывать лишь незначительное влияние на деятельность человека и вообще на всю его жизнь».

На нас, конечно, не будут иметь влияния. Ни на меня, ни на тех, кто это в данный момент читает.

Тут все в порядке. Нет проблемы. Такова естественная последовательность вещей. Только есть предложение: принять к сведению, что существует еще другой мир, наряду с нашим. Мир других критериев зла и добра, охватывающий четыре пятых рода человеческого, мир, где единичное, непродолжительное страдание личности — это, в сущности, ничто по сравнению с безмерным страданием миллионов.

LXXVIII. Неправда, что по мере развития средств информации и телевидения мир становится «глобальной деревней», как утверждает канадец Мак-Люэн[35]. Напротив, он становится все более захолустным и провинциальным, если говорить о его восприятии обывателем, сформированным «массовой культурой». Утомление от слишком большого количества стран, проблем, лозунгов и конфликтов приводит к тому, что стимулы взаимоуничтожаются, реакция притупляется, во всяком случае по сравнению с ситуацией пятнадцатилетней давности. Провинциализму сопутствует его родной брат — эгоизм. Затем появляется неумение мыслить в крупном временном и пространственном масштабе. Исчезает способность связывать далекие от нас факты с окружающей повседневностью. Это было подмечено уже сотни раз, но ничего не изменилось. Неужели так история мстит нашему миру за его чудесное разнообразие?

LXXIX. Жестокость азиатских революций? А как им не быть жестокими? Где еще в мире, исключая, быть может, ранний период конкисты и порабощения Африки, была в новое время создана система, которая стала бы столь ярким воплощением неумолимого насилия, бедствий, унижений и жестокости? Почему всякая азиатская контрреволюция, местная или импортированная, так быстро получает отпущение грехов и уходит в забвение, а о жестокостях народных движений годами говорят с возмущением и ужасом? Испытал ли Запад моральное потрясение по поводу четырехсот тысяч индонезийцев, которых в 1965 году насмерть забивали палками, вешали за руки на деревьях, топили, обезглавливали, четвертовали? Что поделывают палачи низама Хайдабарада, которые в 1947 году разжигали костры на животах бунтовавших крестьянок в Тиленгане, и элегантные британские офицеры, которые в 1952 году фотографировались с отсеченными головами малайзийских партизан? Кто лицемерно заламывает руки, сокрушаясь о судьбе изгнанных из Сайгона сутенеров, воров и бандитов, которым, видите ли, в Парагвае приходится основывать «El Nuevo Saigon»[36], и ничего не имеет сказать насчет «тигриных клеток»? Эти клетки, если требуется пояснение, изготавливались из толстых стальных прутьев с пятисантиметровым расстоянием между ними. За десять дней пребывания в клетке тело узника превращалось в один вонючий и гноящийся ожог. Все это происходило не несколько веков назад: через застенки сайгонско-американской полиции прошло более сорока тысяч человек. Последних узников полуживыми извлекли из «тигриных клеток» весной 1975 года.

Сейчас я вместе с другими описываю зверства полпотовцев, ибо потрясен до глубины души и хотел бы, как требует этого моя профессия, передать свое возмущение читателям. Но я здесь могу сказать лишь половину правды. По-прежнему мало известно о зверствах полиции Лон Нола. Считают, что ею замучено от десяти до двадцати тысяч человек, заподозренных в сочувствии «красным кхмерам». Тот человек из Пномпеня, фотографию которого я нашел в кармане его мундира, тоже непохож на филантропа или впечатлительного гуманиста. Он располагал, должно быть, неплохими рекомендациями от правой партии «Сангкум», которую ЦРУ давно использовало в качестве вывески. Он проявлял, надо полагать, усердие, раз дослужился до такого количества звездочек, нашивок и наград. Может быть, он был комендантом прославленного лагеря в каменоломнях под Пномпенем, где заключенные, которые были уличены в содействии партизанам, на ночь приковывались к нарам и перед сном получали двадцать пять ударов плетью из твердой буйволовой кожи.

Нельзя представлять дело таким образом, что на светлую, мирную и веселую страну внезапно напала орда варваров с мотыгами в руках. Уж скорее наоборот: «красных кхмеров» никогда бы здесь не было, если бы буржуазия и компрадорская элита не создали таких социальных условий, что кровавая революция стала единственным выходом. Совесть мира молчала пять долгих лет правления Лон Нола и только сейчас внезапно пробудилась, скорбя о преступлениях «красных кхмеров».

Впрочем, здесь скорбь сугубо избирательная, обусловленная потребностями дипломатии. В январе 1979 года о бывшем главе государства «красных кхмеров» Сианук говорил в Нью-Йорке: «Его превосходительство господин секретарь Пол Пот». Американский представитель в ООН не скупился на тонкие замечания насчет суверенности Кампучии, поскольку Соединенные Штаты всегда выступали за «невмешательство в чужие дела». Западная пресса брезгливо молчит, ибо ее принцип — информировать о делах текущего дня, а не заниматься поисками истин, являющихся достоянием философов. Но ведь эти люди могут стерпеть и подлинно народную революцию, лишь бы она хоть какое-то время служила их интересам.

Хотелось бы знать: каким же путем должна пойти революция, чтобы она, пусть на короткий момент, оказалась на руку империализму?

Продолжаются споры, ведутся дискуссии. Только черепа людей, замученных Лон Нолом и Пол Потом, разлагаются в тишине. Только тот парень без лица, угасающий в больнице «Прачкет Миалеа», унесет с собою рассказ, который нам следовало бы знать, прежде чем выступать с глубокомысленными суждениями.

LXXX. Азиатская специфика? Конечно, нечто такое существует. По крайней мере в области повседневных культурных норм, ибо ни одно из великих азиатских верований не изобрело ни индивидуальной совести, ни системы этических норм, которые были бы обращены к человеку, а не к божествам. Те, кто так говорит, должны как следует приглядеться к индийским святошам и спросить, на что живут разного рода мистики и поборники созерцания.

Можно также признать, что азиаты отличаются большей по сравнению с европейцами способностью адаптации к трудным условиям существования. Это черта, сложившаяся в результате эволюции под влиянием тяжелого климата и длительной нехватки протеина.

Нельзя, однако, забывать, что анатомия и физиология взятых в отдельности представителей зоологического вида «homo sapiens» в достаточной степени идентичны, чтобы не рассматривать жителей Азии как особый вид. У всех у нас примерно пять литров крови в жилах, одинаковы болевые рецепторы, хрупка затылочная кость, тело страдает от ожогов и глубоких ран, есть кости, которые легко переломить ударом металлического прута и которые болят отнюдь не меньше, хотя и обтянуты смуглой кожей.

Никакие различия в культуре и обычаях не уменьшают биологического страдания матери, потерявшей ребенка. Они не утоляют обессиливающего чувства голода. Не смягчают нервной реакции и мышечных спазмов, когда в человеческое тело вонзается кусочек свинца, покрытый тонкой стальной оболочкой.

Об этом, надо помнить, ибо азиатская специфика, если она существует, относится к любой стороне любого происходящего в Азии конфликта. И вряд ли может быть иначе.

LXXXI–LC

LXXXI. Это можно определить как порочный круг, вечную эскалацию ненависти, нехватку человечности, инволюционный рецидив варварства. Это можно назвать как угодно. Но нельзя представлять дело так, что имела место какая-то манипуляция, воздействие извне или попытка пересадить абстрактные доктрины из-за семи морей на девственную и неподатливую местную почву. «Красные кхмеры» порождены подлинным гневом и подлинными страданиями народа. Иначе они не продержались бы и недели.

LXXXII. Но ведь так можно объяснить и обосновать абсолютно все. Не исключая и гитлеризма.

LXXXIII. Можно доказать, что убивать людей при помощи мотыги — это похвальное и исторически оправданное деяние. Можно показать, что побочные следствия, непредвиденные издержки вообще не заслуживают упоминания в сопоставлении с выгодами, которые принесла поначалу революция всем, кто является солью этой земли. Вероятно, нет такой интеллектуальной и моральной дилеммы, которую нельзя было бы решить, сославшись на исторические примеры.