Сьюзан Ховач - Грехи отцов. Том 2

• Название: Грехи отцов. Том 2
• Автор: Сьюзан Ховач
• Издательство: Олма-пресс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-87322-322-X

Продолжение романа Сюзан Ховач «Грехи отцов».

***

Невидимая война между Корнелиусом Ван Зейлом и его дочерью Вики достигает своего апогея… После смерти мужа Вики затягивает в водоворот страстей — но вновь вмешательство отца разрушает зыбкую надежду девушки на счастье. Похоже, в нем скрыт источник роковых темных сил, разлучающих Вики со всеми, с кем она стремится связать свою жизнь. Сможет ли девушка окончательно избавиться от влияния тяжелого прошлого предков и противостоять отцу — сильному, но в то же время такому одинокому колоссу финансового мира?

---

— Ты подонок! — с такой яростью говорит Эльза, что я подпрыгиваю.

Я беру себя в руки.

— Ну да, — говорю я, — я сплю с ней, но нет никакой необходимости устраивать скандал, — и я вовсе не намерен бросать тебя! Я буду жить с тобой, буду хорошим мужем, но правда заключается в том, что среди хороших мужей редко встречаются такие, которые верны своим женам, — можешь спросить у своего отца, если мне не веришь. Твой отец всегда заботился о своей семье, как это подобает хорошему мужу. Но всем известно, что у него всегда было множество других женщин…

— Мой отец, — сказала Эльза, — проклятый лицемер.

Вдруг она опускается на стул перед туалетным столиком и смотрит на себя в зеркало. Она невозмутима, спокойна и собрана. Никаких слез. Никакой истерики, никакой паники.

Это странно. Что-то не так. Этот скандал не укладывается в схему.

— Моя мама в течение многих лет слишком настрадалась от моего отца, — говорит Эльза, по-прежнему глядя на свое толстое некрасивое лицо в зеркале. — Бедная мама, у нее не было выбора. Она была жертвой своего положения, своего общества и своего времени. Но я не похожа на мою мать и живу в другое время. Я не позволю тебе обращаться со мной так же, как мой отец обращался с ней. Ты думаешь, что я дубина, которая весит сто шестьдесят пять фунтов и у которой нет собственного мнения, но ты ошибаешься, Себастьян. Ты очень ошибаешься.

Меня бросило в жар. Пришлось расстегнуть воротник. Я чувствую себя очень, очень неловко. Не могу поверить, что это говорит Эльза. Неужели это та бедная, глупая, милая Эльза, которая прижимается ко мне в постели и говорит, что я такой замечательный? Где-то что-то пошло не так. Я не заметил что-то очень важное. Я просчитался.

— Послушай, забулдыга, — вдруг резко говорит Эльза, подобно героям фильма Джеймса Кени (поистине яблоко от рейшмановской яблони недалеко падает), — я не позволю тебе переступать дозволенные границы. Брак есть брак. Ты перед свидетелями обещал быть мне верен, и я требую от тебя выполнения этого обещания. Если ты не был готов выполнять это обещание, то ты не должен был на мне жениться. Я твоя жена и не буду делить тебя ни с кем, а тем более с Вики. Ты должен выбрать, Себастьян. Либо ты остаешься дома и всю ночь лежишь рядом со мной и исполняешь свои супружеские обязанности, либо я звоню моему адвокату и начинаю дело о разводе.

Я пытаюсь проснуться, но нет, это не ужасный сон, а реальность, и я обливаюсь потом. Я пытаюсь не поддаваться запугиванию.

— Ты не разведешься со мной! Ты же прекрасно знаешь, что у тебя никогда не будет другого мужчины!

Она холодно смотрит на меня.

— Хочешь, поспорим?

Я онемел, я глупец, я потерял дар речи.

— Но ты не можешь, не посмеешь развестись со мной! — бессвязно бормочу я.

— Посмотрим, — говорит Эльза, и ее голубые глаза делаются почти такими же холодными, как зеркало.

Я поворачиваюсь и выхожу из комнаты. Или, если быть точным, я ухожу, спотыкаясь. Я еле-еле пробираюсь в гостиную, наливаю себе тройного виски и выпиваю.

У окна на столе стоит фотография Алфреда, маленького, умного, шестимесячного Алфреда. Он сидит прямо, у него пристальный взгляд, он как бы понимает, что не следует пускать этих взрослых себе в душу, они всегда хотят заставить его улыбнуться перед камерой.

Когда заканчивается виски, я возвращаюсь в спальню, но Эльзы там нет. Я иду в детскую и вижу, что она запихивает Алфреда в новый комбинезон, готовясь нанести воскресный визит своей маме. Няня пошла за его ботинками и пальто.

Мы не разговариваем, мы просто смотрим друг на друга.

— Папа! — с довольным видом говорит Алфред и показывает своим маленьким пальцем на меня.

Мне хочется разбить что-нибудь вдребезги. Мне хочется разбить все тарелки на кухне и избить Эльзу. Но я этого не делаю. Более того, я никогда этого не сделаю. Один раз я действительно вышел из себя с женщиной и так толкнул ее, что она упала с кровати и набила себе синяки, и после этого я поклялся себе, что больше никогда не прибегну к насилию. Насилие — это плохо. Насилие вызывает тошноту. Насилие, а не секс — настоящая непристойность в нашей культуре.

Выбросив из головы все мысли о насилии, я беру на руки Алфреда и без обиняков говорю Эльзе:

— Давай все вместе пойдем к твоей маме.

Я звоню Вики.

— Вики, я должен повидаться с тобой. — Я никогда не зову Вики «дорогая» или «милая». Она сыта по горло этими выражениями нежности от людей, которые никогда ее не понимали.

Мы встречаемся на ее квартире.

— Я попал в очень неприятное положение, — говорю я и рассказываю ей про Эльзу. Я так пью виски, как будто хочу напиться на всю жизнь. — Мы больше не сможем здесь встречаться, если она наймет детективов, чтобы наблюдать за мной, — прибавляю я. — Мы должны встречаться в доме на Пятой авеню. Детективы могут следить за мной до посинения, но они никогда не смогут доказать, что я хожу в дом твоего отца не для того, чтобы видеться с моей мамой.

— О, Боже, не могу вообразить ничего более ужасного, чем прокрадываться в этот старый мавзолей, стараясь не наткнуться на папу и Алисию! Могу себе представить, что они, черт возьми, подумают.

— Им это понравится. Это вместо детективной истории.

— Себастьян, дорогой, им не нужна детективная история. У них полно собственных забот.

— О, Боже, это все еще продолжается?

Мы еще немного продолжаем обсуждать наше положение и строим кое-какие планы.

— Самое худшее во всей этой истории, — наконец, вздыхая, говорит Вики, — это то, что мы больше не сможем ходить в кино или в театр. Нам бы понравилась новая версия «Тихой улицы», несмотря на то что трудно себе представить что-либо менее похожее на тихую улицу, чем Пятая авеню. Да, наше будущее вырисовывается в мрачном свете.

Я подхожу к ней поближе.

— Вики, я бы хоть завтра же ушел от Эльзы, но…

— Я знаю, Алфред. Я понимаю.

Мне хочется заняться с ней любовью, но она говорит «нет», сейчас неподходящее время месяца. Я редко обращал на это внимание с Эльзой, но уважаю любое желание Вики, так что целую ее и ухожу. Но я очень обеспокоен и, вернувшись домой, понял, что это только начало, основные неприятности впереди.

Мы начинаем встречаться раз в неделю после работы в неиспользуемом западном крыле особняка Ван Зейла, и это оказывается не так плохо, как мы ожидали. Мы завладеваем одной из отдаленных пустующих спален, куда Вики приносит проигрыватель и коллекцию пластинок Фрэнка Синатры, а я — шедевры Моцарта, включая мой любимый солоконцерт для кларнета в триумфальном исполнении Жервез де Пейер. Я стараюсь познакомить Вики с музыкой Вагнера, но она не выносит его. Жаль. Приходится обходиться не вызывающими у нее протеста, сочинениями Бетховена и время от времени Брамса, но я терплю неудачу с Брукнером, а Малер заставляет ее немедленно купить пластинку Пресли, и я понимаю, что я просто охотничья собака.

Странно ложиться в постель с Вики под крышей Корнелиуса; это заставляет нас чувствовать себя, как будто мы совершаем инцест, но мы накрываем нашу кровать черными атласными простынями и снова начинаем наслаждаться друг другом. По крайней мере, я получаю удовольствие и не думаю, чтобы это было утомительным для Вики, потому что вскоре мы начинаем встречаться два раза в неделю. Меня это очень ободряет, но я все время пытаюсь найти способ доставить ей еще большее удовольствие. Трудно обсуждать технику секса без того, чтобы не показаться дураком, но все же я небрежно говорю:

— Скажи мне, есть ли что-нибудь особенное, что бы я мог сделать, чтобы ты получила большее наслаждение?

Она подозрительно смотрит на меня.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну… — Я знаю, что хожу по тонкому льду, и теперь вижу, что этого не надо было говорить. Я пытаюсь дать задний ход. — Я не хочу сказать, что человек не может жить без хотя бы редких оргазмов, но…

— Никогда не упоминай это слово! — кричит она на меня. — Никогда, никогда больше не упоминай его! — И она в ярости вскакивает с кровати и запирается в ванной комнате, чтобы охладиться под душем.

Я одеваюсь, наливаю нам обоим полные бокалы выпивки, и, когда она выходит, я делаю все, что в моих силах, чтобы разгадать эту тайну. По-видимому, Сэм Келлер столкнулся с этой проблемой, но так как он был Сэмом Келлером, он сказал ей, что все женщины когда-нибудь испытывают оргазм, и если Вики не испытывает этого, то, должно быть, у нее нервный срыв и ей нужно пойти к психиатру.

— И что сказал психиатр? — вежливо спрашиваю я.

— Он не очень-то много сказал. Я никогда не могла как следует поговорить с теми психиатрами, у которых я была. Я иногда думала, что мне легче было бы поговорить с женщиной, но Сэм сказал, что все лучшие психиатры — мужчины.

— Да, — говорю я, хватая за горлышко бутылку виски и наливая себе двойную порцию. — Можно себе представить, что он сказал, когда все эти замечательные психиатры не смогли вылечить тебя?