Евгения Путилова - …Началось в Республике Шкид

• Название: …Началось в Республике Шкид
• Автор: Евгения Путилова
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1986

Очерк жизни и творчества Леонида Пантелеева.

Более шестидесяти лет Алексей Иванович Пантелеев работает в литературе. Дважды издано четырехтомное собрание его сочинений, на многие языки нашей страны и стран мира переведены его книги.

Мы по праву с гордостью говорим о нем как о классике, как об одном из основоположников советской детской и юношеской литературы.

---

И вот наконец выступает шкидец с докладом: «Морские порты и их значение»; портовики встрепенулись и уже не томились от скуки. Следующим объявляется доклад: «история Петроградского порта». Портовики вытаскивают блокноты и что-то заносят в них.

…Идут сцены-диалоги на немецком языке, математические турниры, доклад по естествознанию с демонстрацией коллекций.

И наконец вышел на сцену Еонин и объявил «Монолог Бориса Годунова». Сначала послышались смешки: уж очень тщедушен, очень мал был этот артист (один их самых талантливых ребят в Шкиде). но он читал так, что, как вспоминает Сорока-Росинский, «какой-то клубок подкатился к горлу и понадобилось напряжение воли, чтобы сдержаться». Но не только он — весь зал замер, все аплодируют и кричат, и не только шкидцы.

Учет закончен. Гости разъезжаются. Портовики проходят в кабинет заведующего. Они молчат, курят. Молчит и Сорока-Росинский.

Наконец один из них вынимает блокнот и говорит: «Ну, а теперь диктуйте, что вам надо».

С каким напряжением, с какой отдачей сил работал Виктор Николаевич, сколько души и надежд вкладывал он в своих питомцев! Приведем, к примеру, одну страницу (глава «Мечты и грезы»), описывающую редкую минуту отдыха шкидского президента.

Дело происходит в порту на Канонерском острове летом. Ребята купаются, загорают, ловят рыбу… Я тоже отдыхал, как солдат, который после долгого и трудного похода может, наконец, скинуть тяжелые сапоги расстегнуть ворот и распустить тугой ремень. Здесь я мог себе позволить на время такую роскошь. Я чувствовал, как закрученная до отказа пружина постоянного, и днем и ночью, волевого напряжения блаженно расслабляется, и не надо все время прислушиваться, как гудит наш неугомонный улей».

Но даже и на отдыхе, когда можно позволить себе помечтать, пофантазировать, в самых своих прекрасных грезах заведующий школой обращается все к одному и тому же: что еще придумать, что найти, как еще помочь ребятам уйти от своего прошлого, что сделать, чтобы они росли для жизни новой, чистой, трудовой, честной?

И снова размышления: как преодолеть испокон веку сложившееся противоречие между учащимися («мы») и педагогами («они»)? Убедить, что это не враги, а союзники, единомышленники?

Как вернуть ребятам — не с помощью «сентиментального поглаживания их головок». а всем кладом жизни школы, всеми ее порядками и действиями — веру в собственное достоинство?

Сколько трудностей! Сколько буквально героических усилий приходилось затрачивать, чтобы добывать пищу и одежду для ребят! Вот вместо настоящей обуви выдали школе вдруг негодные шапки, и, к великому удивлению Шкиды, заведующий бросается добывать к ним почему-то… лапти. Он знает зачем: соединив одно с другим, засунув шапки в лапти, он «создает» небывалую, но теплую обувь для ребят.

Эпизод этот был потом описан Г. Белых в рассказе «Лапти». С юмором рассказал он о том, как шокированные беспризорники объявили лаптям войну.

Шкидский люд покрыт позором.
По приказу Викниксора
стали лапти обувать.
…И, наверно, будем скоро
По приказу Викниксора
Даже лаптем щи хлебать…

пел Японец, отказавшись вместе с Пантелеевым «покрыть себя позором». Посмеиваясь, ведет автор повествование о трагикомическом поражении двух капризных шпаргонцев и о спокойной великодушной победе Викниксора.

Сколько в книге Сороки-Росинского страниц, раскрывающих педагога в его конкретных делах, в поисках — по крупицам — истины, в ценнейших находках и утверждениях! Какая это преданность делу, какая, вобравшая всю жизнь без остатка, преданность этим ребятам! И сколько благодарного уважения к своим соратникам, коллегам, делившим с ним все тяготы шкидской жизни.

В своей книге он снова обратился к «Республике Шкид» и сделал очень обоснованную попытку объяснить причину столь резкого расхождения в оценках повести критикой литературной (которая высоко ставила произведение Г. Белых и Л. Пантелеева) и критикой педагогической. Меньше всего он считал здесь виновными молодых писателей, меньше всего попрекал он их тем, что «не так легко было прощупать» педагогические принципы школы «сквозь одеяния художественного вымысла, в которые они были окутаны авторами».

Художественное произведение, развивает он свою мысль, не фотография действительности, автор его может по-своему распоряжаться фактами, он волен оценить и осветить их по-своему. «Республика Шкид» — это литературное произведение, где «в художественной форме бывшие ученики школы рассказывают о своем обучении в ней, о своих шалостях и проказах и о своих впечатлениях от всего ими здесь пережитого».

Совсем иное дело — школа имени Достоевского. «Это не художественный вымысел, а реальные люди, жившие в ней в 1920–1925 годах. Это — педагогическая система, выражавшаяся в ряде действий учителей и воспитателей этой школы…» Другими глазами видел Сорока-Росинский многое, о чем по-своему написали в повести авторы «республики Шкид». Иначе смотрел он, к примеру, на «Летопись», придавая ей серьезное значение. Посмеялся он и над «карцером», который никем не воспринимался как наказание, да, по существу, этого карцера и вовсе не было.

Но он прекрасно понимал, что авторы повести ни в коей мере не могли, да и не стремились нарисовать объективную картину жизни школы. У повести были, подчеркивает Сорока-Росинский, свои художественные задачи». И снова, еще раз, сквозь призму десятилетий, тепло и с одобрением отозвался он о книге своих бывших воспитанников — Г. Белых и Л. Пантелеева.

После закрытия школы имени Достоевского педагогическая деятельность В. Н. Сороки-Росинского продолжалась с той же интенсивностью. Он стал преподавателем на специальном отделении Педагогического института имени Герцена, студенты которого подготавливались к работе с трудными детьми. Долгие годы он вел в школе всегда связанные с поиском новых убедительных методов уроки русского языка и литературы. В годы Великой Отечественной войны, эвакуированный в тяжелом состоянии из Ленинграда, он оказался сначала на Алтае, потом в Киргизии, работал в педагогическом училище, а затем в Учительском институте.

И снова с 1948 года — Ленинград, снова любимая работа в средней школе, снова десятки, сотни учеников; хотелось, применяя интереснейшие игровые методы, учить их по-настоящему знать русский язык; открывать им глубину и необъятность великих произведений литературы; совершать с ними бесконечные прогулки по Ленинграду, с тем, чтобы они знали свой город, — прогулки, похожие на те, которые проделывал когда-то с милыми сердцу шкидцами.

В конце 50-х годов Виктор Николаевич вышел на пенсию, но все равно жил деятельной жизнью: писал и печатался, составлял методические пособия для школ. И постоянно кого-нибудь опекал — особенно из тех, кому трудно давалась учеба.

Последней его подшефной была девочка, которая долго болела и отстала от класса. Виктор Николаевич ежедневно занимался с нею. Когда его ученица получила первую пятерку, он решил отметить это событие. Он поехал за билетами в панорамное кино, и по дороге обратно с ним случилось несчастье…

25 и 26 ноября 1982 года в Ленинграде состоялась конференция, посвященная столетию со дня рождения В. Н. Сороки-Росинского. На ней присутствовали бывшие шкидцы Мстислав Евгеньевич Вольфрам (Купец, Купа Купыч, диктатор Улигании) и Алексей Иванович Пантелеев (Ленька Пантелеев), ученики Виктора Николаевича разных поколений, коллеги, друзья, молодые учителя, студенты, учащиеся. С докладами и воспоминаниями выступали писатели, ученые, коллеги, ученики. Утром 26 ноября М. Е. Вольфрам провел участников конференции по зданию бывшей Шкиды (сейчас там филиал фабрики имени Володарского). Он волновался, показывая, где находились учебные комнаты, спальни, Белый зал, комнаты, в которых жил Виктор Николаевич. Он точно вернулся к тем временам, с благодарностью вспоминал Шкиду и ее бессменного президента. С проспекта Газа участники конференции отправились на Серафимовское кладбище и возложили цветы на могиле Сороки-Росинского.

Но может быть, самым впечатляющим был момент, когда вечером 25-го, в первый день конференции, бывшие шкидцы, а за ними весь зал стоя исполнили шкидский гимн, текст которого на мотив студенческой песни «Гаудеамус» сочинили когда-то вместе с Виктором Николаевичем два его воспитанника — Янкель и Цыган.

Мы из разных школ пришли,
Чтобы здесь учиться.
Братья, дружною семьей
Будем же трудиться
. . . . .
Школа Достоевского,
Будь нам мать родная,
Научи, как надо жить
Для родного края.
Путь наш длинен и суров,
Много предстоит трудов,
Чтобы выйти в люди,
Чтобы выйти в люди.

Издана (с небольшими сокращениями) книга В. Н. Сороки-Росинского «Школа Достоевского», готовятся к публикации его статьи и другие работы, имя его по праву входит в историю советской педагогики.