Даррелл Швейцер - Стать чернокнижником

• Название: Стать чернокнижником
• Автор: Даррелл Швейцер
• Издательство: Фантастика
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-91377-024-0

Первый рассказ о волшебнике Секенре номинировался на премию «World Fantasy Award». Впоследствии произведение было переработано автором и стало началом романа «Маска чернокнижника» (рус. перевод — «Маска чародея»).

---

Этот фокус проделывал мой отец, и я его однажды очень разозлил, когда всего-навсего сидел, уставившись на свои ладони, и складывал и раскрывал их, ничего не понимая и не добиваясь никаких результатов. Достаточно было одного того, что я попытался. Возможно, отец сперва даже испугался мысли, что я попробую снова и в конце концов у меня получится. А затем потрясенное выражение на его лице сменилось холодной яростью. Это был единственный раз в моей жизни, когда он меня выпорол.

А Сивилла, выпустив пламя из ладоней, пальцами скатала из огня шарики. На один из них дунула, чтобы он стал бледнее, и выпустила оба — Луну и Солнце. Потом она долго пила из Великой реки, куда стекла кровь ее матери, а чуть позже — встала в луче Луны и выплюнула сверкающие звезды. А свет звезд пробудил по берегам реки множество богов, впервые увидевших Землю.

Пока я смотрел на дом Сивиллы, то почти верил в эту историю. Нет же, я совершенно в нее поверил. Дом Сивиллы представлял собой скорее огромный кокон, что-то вроде паутины, до отказа набитой мертвечиной и обломками, и плелся этот кокон с начала времен, и столько же накапливались в нем вещи. Жилище было подвешено ко дну города, и наружные его нити — переплетение веревок и сетей, плетей вьюнов и волокон — уходили в темноту во все стороны, и я не мог разобрать, где начало и конец у этого огромного гнезда.

Но основная часть жилища свисала почти до самой воды, будто чудовищное брюхо. Я протянул руку и привязал к нему свою лодку, сунул за пояс отцовский меч, подоткнул халат, чтобы полы не липли к ногам, и полез наверх.

Веревки дрожали, шептали голосом приглушенного грома. В лицо мне валились ил и мусор, вокруг меня то и дело что-то падало в воду. Я отчаянно цеплялся, встряхивал голову, чтобы очистить глаза, и продолжал ползти.

Выше, в полной темноте, я стал пробираться через лаз из гниющих бревен. Иногда руки соскальзывали — и я начинал катиться вниз, но через мгновение, наводившее на меня ужас, я за что-нибудь успевал ухватиться. Тьма была… тяжелая. Мне казалось, что со всех сторон тянется бесконечная масса обломков, и, пока я пробирался по ней, она качалась и скрипела. Иногда невыносимо смердело разложением.

Я залез на перевернутую вверх дном лодку. Что-то мягкое упало сверху и соскользнуло по борту. Все это время я отчаянно пытался нащупать ладонями и босыми ступнями точку опоры на сгнившей деревянной обшивке.

Дальше были снова веревки и сети, и в полумраке я увидел, что оказался в зале, загроможденном сундуками, плетеными корзинами и тяжелыми глиняными кувшинами, и все это закачалось и застучало одно о другое, пока я проползал среди предметов.

Я то и дело натыкался на змей и рыб, извивавшихся среди вонючей слизи.

И вот, снова в полной темноте, я пополз на четвереньках по ровной поверхности, — похоже, это был деревянный пол. А затем половицы треснули подо мной — и я с криком полетел кубарем среди веревок и дерева, и на ощупь я догадался, что сверху падают сотни человеческих костей. Мое падение остановили сети; на коленях у меня оказался череп, а на голые ноги свалились чьи-то кости. Я выкинул череп и попробовал подпрыгнуть, но ноги провалились в сети, и я почувствовал, что внизу пустота.

Так я висел, отчаянно цепляясь за веревочную сеть. Она все же порвалась, и я снова закричал, дергая ногами в темноте, а где-то далеко внизу в воду с плеском обрушилась целая лавина костей.

И тут мне вспомнилась еще одна история, которую я слышал: о том, что когда кто-то тонет в реке, плоть его съедают эватим, а кости достаются Сивилле. Она по ним предсказывает судьбу.

Кажется, так оно и было.

И в этот самый момент она явилась мне, и голос ее был подобен осеннему ветру, шумевшему в высохших тростниках.

— Сын Ваштема.

Я сильнее вцепился в остатки сети, глотнул воздуха и крикнул вверх, в темноту:

— Я здесь!

— Чернокнижник, сын чернокнижника, я жду твоего прихода.

От потрясения я чуть не выпустил сеть.

— Но я не чернокнижник!

— Чернокнижник, сын чернокнижника.

Я снова полез вверх, в то же время рассказывая ей о себе; я запыхался и то и дело умолкал. Временами падали еще какие-то кости, и иногда они ударяли меня по голове, будто давая насмешливый ответ на то, что я, с трудом дыша, рассказывал. И все же я поведал ей, что сам никогда не творил никаких чудес, и что я пообещал матери никогда не становиться таким, как отец, и что я был учеником историка Велахроноса и собирался стать писцом, а потом сочинять собственные книги, если только Велахронос согласится взять меня назад, когда все закончится…

И тут мне внезапно явилось лицо Сивиллы; оно показалось в темноте наверху, будто полная луна, выглянувшая из-за облака. Лицо ее было бледным и круглым, черные глаза ничего не выражали, а кожа, как мне показалось, слабо светилась.

И она сказала мне, мягко посмеиваясь:

— Чернокнижник, сын чернокнижника, ты споришь с ужасной Сивиллой. Думаешь, это храбрый поступок или всего лишь глупость?

Я остановился, слегка покачиваясь на веревках из стороны в сторону.

— Простите, я не хотел…

— То, что ты хочешь сделать, не всегда то же самое, что ты в действительности делаешь, Секенре. И совершенно не важно, будешь ли ты потом в этом раскаиваться или нет. Так вот. Я произнесла твое имя уже один раз. Секенре. Я произнесла его дважды. А знаешь, что случится, если я произнесу его три раза?

— Не знаю, Великая Сивилла, — кротко отвечал я.

— Чернокнижник, сын чернокнижника, поднимайся и садись передо мной. Не бойся.

Я залез туда, где она находилась. Я едва мог разглядеть деревянную полку, заваленную костями и мусором. Я осторожно ощупал поверхность одной ногой и пальцами почувствовал, к своему удивлению, крепкие сухие доски. Я отпустил веревки и сел. Сивилла протянула руку и открыла створку фонаря в металлическом корпусе, потом створку другого фонаря, и еще одного, и еще. Мне представились ленивые твари, которые, просыпаясь, открывают глазища.

Теперь крошечная каморка с низким потолком наполнилась светом и тенями. Сивилла сидела скрестив ноги, а на колени она накинула плед с сияющей вышивкой. На коленях у нее свернулась змея с человеческой головой и чешуей, похожей на серебряные монеты. Змея один раз зашипела, и Сивилла низко наклонилась, пока змея что-то шептала ей на ухо. Наступила тишина. Сивилла долго смотрела мне в глаза.

Я протянул ей меч моего отца:

— Госпожа, это все, что я могу предложить вам…

Она зашипела совсем как ее змея, и мгновение она казалась мне потрясенной и даже испуганной. От меча она отмахнулась:

— Секенре, ты перебиваешь Сивиллу. И снова я спрошу тебя: это храбрый поступок или всего лишь глупость?

Ну вот. Она произнесла мое имя трижды. На мгновение меня охватил отчаянный ужас. Но ничего не случилось. Она снова засмеялась, и смех ее был человеческий и почти что добрый.

— Чрезвычайно неподходящее подношение, чернокнижник, сын чернокнижника.

— Не понимаю… Простите меня, госпожа.

— Знаешь ли ты, Секенре, что это за меч?

— Это меч моего отца.

— Это меч Рыцаря-инквизитора. Твой отец пытался скрыть, даже от самого себя, то, кем он был на самом деле. Поэтому он вступил в священный орден, орден со строжайшей дисциплиной, члены которого посвящают свою жизнь уничтожению всех проявлений тьмы, всех диких существ, ведьм, колдунов и даже необузданных богов. В твоем возрасте, мальчик, он был таким, как ты. Ему так хотелось поступать правильно. Но ему это не помогло. В конце концов от этого стремления у него остался один лишь меч.

— Госпожа, у меня больше ничего нет…

— Секенре… Вот я и снова назвала тебя по имени. Ты совершенно особенный. И путь перед тобой лежит не такой, как у всех. Твое будущее не зависит от того, сколько раз я произнесу твое имя. Оставь меч себе. Он тебе пригодится. От тебя я не прошу никакой платы, по крайней мере сейчас.

— Потребуете ли вы плату позже, Великая Сивилла?

Она подалась вперед, и я увидел, что зубы у нее узкие и острые. Дыхание ее пахло речным илом.

— Вся твоя жизнь станет достаточной платой. Ко мне все приходит в нужное время, и даже ты, как мне кажется, пришел ко мне сейчас, когда тебе более всего нужна помощь.

Тогда я стал рассказывать ей, зачем я пришел, и про отца, и о том, что случилось с Хамакиной.

— Чернокнижник, сын чернокнижника, ты читаешь Сивилле лекцию. Храбрый поступок или глупость?

Я заплакал:

— Прошу вас, Великая Госпожа… Я не знаю, что я должен говорить. Я хочу поступать правильно. Не сердитесь на меня, пожалуйста. Скажите, что мне делать.

— Чернокнижник, сын чернокнижника, все, что ты делаешь, и есть правильно, это часть огромного узора, за которым я наблюдаю, который я тку, о котором я прорицаю. С каждым поворотом твоей жизни узор выстраивается по-новому. Все значения меняются. Твой отец понял это, когда вернулся из заморских краев уже не Рыцарем-инквизитором, потому что он слишком многое узнал о колдовстве. Истребляя чернокнижников, он стал чернокнижником сам. Как врач, заразившийся от пациента. Знания его были как дверь, которую открываешь, а закрыть снова уже никогда не сможешь. Дверь. В его сознании.