Ксения Куприна - Куприн — мой отец

• Название: Куприн — мой отец
• Автор: Ксения Куприна
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1979

В своей книге воспоминаний Ксения Александровна Куприна, дочь замечательного русского писателя Александра Ивановича Куприна, рассказывает о своем отце. Она воссоздает его живой, обаятельный характер, его образ жизни и привычки, показывает его в отношениях с самыми разными людьми. Автор говорит также о семье своей матери, об окружении Куприных в России и за границей. В книге приведено множество интересных архивных свидетельств, — в частности переписка Куприна с родными и знакомыми. В заключительной главе книги подробно говорится о последнем годе жизни А. И. Куприна на родине.

---

13 октября мы отправились поездом в Армавир. Там нас встретил старый знакомый отца, журналист и писатель, большевик Михаил Федорович Доронович. Он издавал и редактировал газету «Отклики Кавказа». Направление газеты было радикальное, и она постоянно подвергалась штрафам и судебным преследованиям.

М. Ф. Доронович радушно пригласил нас остановиться у себя дома. Его дети были моими сверстниками.

Последняя лекция состоялась в театре «Марс» 15 октября. Куприн почувствовал, что не может больше осилить это «ремесло». Он повторял, что лектор он — никакой, хуже любого сельского попа. По договору предстояли еще лекции в Таганроге, Харькове, Ростове и Киеве. Пришлось оповестить все города об отмене лекций по причине серьезной болезни Куприна.

В Армавире мы остались еще на несколько дней, так как отец узнал о скором приезде туда на гастроли знаменитого дрессировщика Анатолия Дурова. Их знакомство началось еще со Вдовьего дома в Москве, где проживали мать отца Любовь Алексеевна Куприна и бабушка Анатолия Дурова, Прасковья Семеновна Соболева. Саша Куприн, как известно, жил там с четырех до шести лет, а потом часто навещал свою мать. А маленького Анатолия отправляли к бабушке на несколько дней в виде наказания. Он был старше Куприна и показывал маленькому Саше разные сальто, — уже тогда он твердо решил стать цирковым артистом.

Вскоре пришлось уезжать. На этот раз нас сопровождал М. Ф. Доронович.

После яркого кавказского солнца мы застали в Гатчине хмурую, гнилую осень. Но наш маленький домашний мирок, зеленый домик и его обитатели встретили нас радушно.

Глава X ЩЕРБОВ

Павел Егорович Щербов был одним из ближайших друзей отца. Его оригинальная фигура прошла через все мое детство. Точно не знаю, когда отец с ним познакомился, думаю, что приблизительно в 1905 году в Гатчине, где он гостил у писателя и драматурга В. А. Тихонова. Блестящий, едкий карикатурист П. Е. Щербов, откликавшийся на основные события своей эпохи, ныне, к сожалению, забыт.

Павел Егорович Щербов родился 3 июня 1866 года, получил первоначальное образование в частной классической гимназии Видемана. В 1886 году он поступил в Академию художеств. Пробыв там три года, Щербов вышел из академии, не удовлетворенный рутинной постановкой дела, и продолжал учиться и работать самостоятельно. Он организовал у себя на квартире кружок художников под названием «Ревущий стан». Веселая, свободная жизнь молодых художников вскоре возбудила подозрение полицейских властей. За «Ревущим станом» установили особое наблюдение. Там бывали и официально прописанные жильцы квартиры, члены академии и нелегальные гости, часто остававшиеся ночевать. Журналист А. А. Чикин, друг и собрат Щербова, так вспоминает этот период:

«У себя на квартире он (Щербов) устроил нечто вроде вечерних классов. Куплена была большая, какую можно было достать тогда, керосиновая лампа и подвешена к потолку зала, и вот ежедневно после занятий в академии собирались у этой лампы, и один кто-нибудь из нас служил натурщиком, а остальные рисовали с него. Работали усердно часов до двенадцати ночи, а потом устраивались в складчину знаменитые вареники или пельмени… Полная непринужденность, бесшабашное буйное веселье, смех, шутки, пение и даже танцы царили в „Ревущем стане“.»

Часто Павел Егорович рисовал карикатуры на приятелей и всяких посетителей, а также на предстоящие события домашнего или общего масштаба. Наверное, так и определилась его дорога: четкий рисунок, способность увидеть сущность каждого человека, его смешные или просто гадкие стороны, показать события в очень оригинальном, порой — трагическом щербовском преломлении.

Вскоре Павлу Егоровичу стало тесно в «Ревущем стане». Но его желание уехать за границу, чтобы усовершенствоваться, встретило большие затруднения со стороны полиции.

Наконец в 1890 году вместе с Чикиным Щербов совершает большое путешествие: Дальний Восток, Африка, Персия, Яффа, Порт-Саид, Аден, Занзибар, Килиманджаро. Путешествие, полное всевозможных приключений.

В 1894 году Павел Егорович женится гражданским браком и в свадебное путешествие отправляется в Японию через Сибирь. Во Владивостоке пристав требует венчания в церкви. Об этом эпизоде остроумно рассказывает одна из карикатур Щербова. Путешествие по Японии оставило глубокий след в творчестве Павла Егоровича.

Впоследствии его рисунок своей точностью и приемами напоминал японские гравюры. Щербов раскрашивал рисунки акварелью, потом смывал и снова наносил краски… и так несколько раз, пока не добивался желаемого колорита. Первая работа Щербова в журнале «Шут» изображала бал в Академии художеств. Тогда он подписывался «Old judge» (старый судья). В прессе отметили его творчество как серьезную сатиру — меткую и едкую. Одним из первых, если не первым, еще в 1900 году заметил Щербова Александр Бенуа. Он утверждал, что карикатуры Щербова — наиболее талантливое явление в сатирической журналистике за последние годы.

О Щербове говорили, что он сумел из мелочей жизни создать целую сатирическую поэму. Дорошевич называл Щербова «божком смеха».

Работы Щербова с 1895 года появились на выставках акварелистов «Мира искусства», а также в сатирических журналах. В. Ф. Боцяновский, известный литературный критик (друг Щербова, Горького, Куприна и многих других), в своих воспоминаниях пишет, что эти работы обратили на себя внимание удивительно утонченной, стилизованной остротой рисунка, благородством тона красок, глубиной содержания. Все рисунки Щербова — лишь этюды, лишь отдельные камешки, из которых складывается одна огромная и страшная картина, портрет человеческой пошлости.

На лихаче с дутыми шинами едет дама в красном с огромными страусовыми перьями, воплощенная пошлость! Обдает всех грязью. Но все вытираются и не протестуют… привыкли.

Большая картина Щербова «Базар XIX века» наделала много шума и кровных обид. Картина изображала ярмарку художников, где высмеяны были очень жестоко и метко современники Павла Егоровича: В. Стасов, С. Дягилев, Ф. Малявин, И. Репин и т. д. Особенный вред нанесла эта картина С. Дягилеву, изображенному доящим корову. Под коровой подразумевалась меценатка, субсидирующая журнал С. Дягилева «Мир искусства». В январе 1908 года на выставке акварелей в Петербурге отец купил картину Щербова «В Ваньке пляшут суставы», которая также появилась в журнале «Серый волк». Картина изображала Куприна.

Куприн всегда высоко ценил талант Павла Егоровича. По свидетельству журналистов, в 1909 году в Житомире квартира моих родителей была увешана картинами Щербова.

Щербовы построили в Гатчине каменный дом. Дом такой же оригинальный, как и сами его хозяева. В детстве дом этот мне казался средневековым замком. Его окружала большая стена, булыжники для которой собирали сами Щербовы. Крыша и верх были покрыты красной черепицей. Внутри всегда ощущались какой-то очень своеобразный запах и особенная гулкость. Большой холл с огромным камином был как бы сердцем дома. Вокруг камина — оружие, медные и кованого железа принадлежности. Посередине холла лежала шкура белого медведя. На верхний этаж в мастерскую Павла Егоровича вела широкая лестница. К холлу прилегало несколько маленьких комнат, меблированных на восточный лад: низкие тахты, яркие половики, столики с медными подносами, с разными трубками и кальянами.

Павел Егорович всегда носил просторную синюю блузу, большой берет, надвинутый на лоб. Смуглый, с длинной редкой ассирийской бородой, в домашнем быту Павел Егорович был очень строгим, властным и иногда жестоким. Его жена Настасья Давыдовна, которую я всегда называла тетей Настей, одевалась в какие-то турецкие хламиды, а на голове у нее всегда был намотан небольшой тюрбан, без которого я, кажется, ее никогда не видала. Щербовы и их дом всегда напоминали что-то восточное, пришедшее из далеких стран.

Я думаю, решение переехать в Гатчину и там обосноваться было результатом дружбы наших семей, хотя Куприн и Щербов часто ссорились — оба были вспыльчивыми. Отец мой был более отходчив, и, когда ссора слишком затягивалась, он посылал меня с запиской, как голубя мира. Вот сохранившаяся в архиве моя записка без каких-либо знаков препинания:

«Дорогой Павел Егорович

24 мои именины и если не придете будет обидно. С самого утра помиритесь с папой я очень хочу мама и папа хотят вас я больше всех».

Для меня всегда было праздником идти к Щербовым. Я очень любила Настасью Давыдовну — тетю Настю. И Павел Егорович был всегда очень добр ко мне.

Частыми гостями Щербова были Горький, Шаляпин и многие другие.

У нас в доме висело много картин Павла Егоровича, которые, к сожалению, пропали. Спустя много лет после нашего отъезда за границу в Гатчину приезжал Боцяновский. Вместе с Щербовым они пошли на нашу бывшую дачу. Но, к сожалению, найти картины и рукописи не удалось. Одно время в Петербурге появился плакатный портрет Щербова, сделанный художником Троянским для табачной фабрики Шапшал, под названием «Дядя Михей». Один из этих плакатов висел у нас в гостиной.