Николай Шипилов - Рассказы

• Название: Рассказы
• Автор: Николай Шипилов
• Издательство: Новосибирское книжное издательство
• Жанр: Современная проза
• Год: 1986

В сборник включены рассказы сибирских писателей В. Астафьева, В. Афонина, В. Мазаева. В. Распутина, В. Сукачева, Л. Треера, В. Хайрюзова, А. Якубовского, а также молодых авторов о людях, живущих и работающих в Сибири, о ее природе. Различны профессии и общественное положение героев этих рассказов, их нравственно-этические установки, но все они привносят свои черточки в коллективный портрет нашего современника, человека деятельного, социально активного.

---

Николай Шипилов Рассказы

Поединок

«…Пекитеся ваших чад прежде воспитывать, а потом научать…»

Григорий Винский

Главный врач М-ской районной больницы Емельянов третий день находился в отпуске, и третий же день по Северному району ходил шатун-снегопад, радуя крестьян и огорчая снабженцев. Зимники стерлись в очертаниях, всякое межхозяйственное сообщение стало беспредметным, лишь телефонные провода провисали от обилия снега и ругани, летящих во все закуты угодий.

Емельянов редко отдыхал или болел. И если одно из двух случалось, то зимой, когда он меньше занят хозяйственными делами, ухищрениями но ремонту больничного корпуса, добыванием оборудования, медикаментов, визитами всевозможных комиссий и валом мелкого производственного травматизма. Как всякий много и ответственно работающий человек, он не любил себя больного, но на второй день отдыха на губу выскочила застарелая простуда, температура поднялась и поманило в постель.

Жена напоила его чаем с малиной, укрыла тепло и запела что-то веселое на кухне. Было воскресенье, и хоть Емельянову не нравилось смотреть рябые телепередачи, идущие издалека через ретрансляторы, но в это воскресенье очень уж уныло было за окнами и в полях.

Сегодня и телевизор рябил больше обыкновенного, но звук давал чистый, и вскоре дремлющий Емельянов услышал знакомую фамилию, а потом и знакомый голос.

— Алла! — позвал он жену. И когда она пришла, пахнущая кухонным газом, он поднял руку и указал на телевизор: — Узнаешь?

Алла прислушалась с любопытством:

«… проблема в том, как познать особенности мыслительных моделей, которые функционируют в системе общественных отношений».

— Что за чушь? — спросила Алла. — У меня блины на плите…

— Эх ты! — с сожалением и укоризной сказал Емельянов. — Это же Митя Объещиков! Не узнаешь?

Но жена уже ушла к блинам, которые очень любил Емельянов.

— Да Митя это! Митя! — Он засуетился, сбросил ногами одеяло и встал на пол. — Где же наш малиновый альбом?.. Ага, вспомнил… Вспомнил…

Он взял альбом и быстро на цыпочках подбежал по зябкому полу к кровати, раскрыл альбом и с умилением стареющего, но не старого человека стал всматриваться в лица институтских товарищей.

«…Развернутое обоснование самооценок встречается только у некоторых студентов…» — говорил Митя Объещиков, и Емельянов мельком подумал о сыне: «Как он там учится в городе», — и снова глянул на экран, где слабо прорезалось изображение: «Митя… Ишь, куда подался полководец… В психологи, что ли?»

И ему вспомнилось студенчество и тот случай в стройотряде, который круто повлиял на линию жизни Мити, да и на его жизнь.

…Деревня называлась Поселье и тянулась вдоль пруда и его матери — узенькой речушки — километр восемьсот тридцать семь метров. Эта цифра была точно известна личному составу одного из отделений студенческого стройотряда. Личный состав насчитывал четыре человека, которые и тянули вдоль Поселья нитку водопровода. Лето близилось к концу и несло с собой дожди и плохие перспективы на «аккорд»: работу рассчитывали закончить в месяц. Это был рекордный, но реальный для четверки срок потому, что Митя Объещиков придумал интересный пресс для сварки полихлоровиниловых труб, простое и удобное сооружение из двух старых кроватей. Он же, голован, разработал не придуманную ни одним институтом технологию сварки пэхэвэ: брались два квадрата нержавейки двадцать на двадцать сантиметров — «блины», к ним приваривались ручки и обматывались ветошью, чтобы не горела кожа ладоней, когда Митя нагревал эти «блины» паяльной лампой. Самое сложное было определить температуру, при которой происходит сварка намертво, но у Мити оказалась поразительная интуиция: раскалив «блины», он подносил их поочередно к правой щеке. Если они были достаточно, по его мнению, раскалены, то Емельянов плавил ими концы труб и стыковал их в прессе. Трубы можно было сломать, да не по шву. Это значило, что на глубине траншеи, под трехметровым слоем глины, по швам не будет свищей.

В бригаду приезжали специалисты из какого-то НИИ, осматривали тридцатиметровые плети труб, восхищались, описывали.

И с трассой не было бы забот, но траншеекопатель, а попросту — траншейник, вел себя и трассу с хитрецой. Дело в том, что когда его везли в Поселье из районной Сельхозтехники, то на дамбе с платформы тягача он свалился в пруд. Емельянов еще острил по этому поводу: жара, дескать, все хотят купаться. И после того, как мощный «Кировец» вызволил своего собрата из бучила, тот стал чихать, глохнуть и ронять траки через каждый десяток метров. Тракторист, которому некуда было спешить, поскольку он жил в колхозе и получал свою зарплату по какой-то сетке, невзлюбил траншейник, называл его бараном, грозя спустить с крутой горы. Тракторист покуривал, а Митя Объещиков, не очень физически сильный человек, ежедневно долго и устало махал кувалдой, чтобы поменять крепежные пальцы на траках.

Иногда траншейник вел себя так, будто хотел спрятаться от срама и усталости, от побоев тракториста. Он самозакапывался, роняя землю рядом с транспортерной лентой, и ее приходилось отбрасывать лопатами тому же Мите и еще двум ребятам. Емельянов клал колодцы и занимался сваркой плетей, но, глядя, как Митя проливает пот, засовестился и предложил меняться работой через день.

Объещиков, считавший трассу своей кровной, работал зло и на предложение Емельянова только фыркнул, мол, каждый знай свой маневр.

Тогда Емельянов воспользовался правом старшего в бригаде и все же дал Мите отдых. Траншейник вскоре встал намертво у дома маляра Корнилова. Вокруг этой точки и развивались дальнейшие события.

В доме Корнилова размещалось большое семейство: он сам с хозяйкой и восемь сыновей-погодков. Из города их пригнала нужда, они были переселенцы через облисполком. Таким людям легче прописаться в деревне и получить дом с огородом и сарай с коровой, чем вписаться в картину давнего сельского быта. Они долго остаются чужаками, не умеют вести хозяйство. Их кабанчики плохо растут, корова отбивается от стада, собаки задирают глупую домашнюю птицу соседей, а заготовленное на зиму сено раздувает ветром. Но Корниловы не за добром приехали — детей поднять. Сам маляр только звался так в деревне, а работать мог и печником и кровельщиком. На ужин жена его Нина скликала сыновей с крыльца дома:

— Ванькя, Ганькя, Алешкя-а-а-а!

Потом набирала воздуху в огромную грудь — и снова:

— Минькя, Гринькя, Колькя, Толькя-а-а!..

Они сбегались, красноногие и белоголовые в отца, с лицами, испачканными, как школьные промокашки. И всем, кто слышал это ее вечернее пение, было отчего-то радостно, кроме, наверное, пары, живущей напротив с одним сыном, Владиком.

Их фамилия была Ховрины. Его в селе звали «зоотехником» и всю семью «зоотехниками». Ховрин писал кандидатскую, ходил по селу багровый и чрезмерно мрачный для своих неполных тридцати лет. Он пинал разлегшихся вдоль оград и поперек улицы тучных свиней и багровел еще сильней, когда свиньи, разморенные жарой, даже глаз не открывали в ответ на пинки, только миролюбиво, блаженно взвизгивали во сне. Видимо, он считал себя временным человеком в этих, забытых географическими издательствами, местах. Мать его ребенка работала кем-то в бухгалтерии и во многом подражала мужу. Проходя мимо работающих студентов, она монотонно поругивала невесть откуда свалившуюся на село траншею, куда по ночам, в свою очередь, падают овечки, свиньи и пьяные. Однажды Митя пытался объяснить ей благое назначение будущего акведука — она показала ему толстую спину, желая, чтоб разговор и впредь шел в одностороннем порядке.

— Дура, а красивая, — сказал для подначки Емельянов.

— У них в сенях насос и скважина, — пояснил Минька Корнилов, второй по счету сын маляра.

Миньке было, наверное, лет одиннадцать. Он рыбачил, ловил сусликов, косил серпом траву для кроликов, хотел завести голубей, но вместо этого ему нужно было вместе с матерью и братьями работать на огороде. Когда кончались домашние дела, он бежал к Мите Объещикову на колодец. Здесь он подтаскивал кирпич, накладывал горку высоко, так, что только его старую военную фуражку с околышем и было видать. Чем они с Митей понравились друг другу, Емельянов тогда не знал, а сейчас задумался.

«…И глубоко ошибается психолог, который хотел бы понять личность только на основании ее прошлого…» — услышал он Митин голос и подумал: «Во дает!» Затем снова окликнул жену, она пришла и вопросительно смотрела то на Емельянова, то на телевизор.

— Ты помнишь того малярова сына? Ну, который около Мити-то все крутился?

— Которому он велосипед-то подарил? Помню: Минька. — Она держала влажные руки на весу и всем видом показывала, что ей некогда. — А что?