Константин Сапожников - Уго Чавес. Одинокий революционер

• Название: Уго Чавес. Одинокий революционер
• Автор: Константин Сапожников
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-235-03373-3

Президент Венесуэлы Уго Чавес, наиболее известный латиноамериканский политик после Фиделя Кастро, привлекает внимание полемичностью своих взглядов, выпадами в адрес США, оригинальностью высказываний, экзотичностью манер и поступков. Его называют самым харизматичным политиком в современном мире, однако отношение к нему довольно сложное: то ли он — левый политик новой волны, объявивший мирную Боливарианскую революцию, то ли очередной «каудильо» с популистской риторикой. Автор дает ответы практически на все вопросы, связанные с жизнью и деятельностью одного из самых необычных руководителей в новейшей истории Латинской Америки.

---

Комментируя события «Каракасо», Чавес говорит, что, если бы не болезнь, в дни 27–28 февраля его могла ожидать та же судьба, что и Фелипе Антонио Акосту Карлеса. В обстановке хаоса и насилия специальные группы полиции охотились за «установленными» врагами правительства. Счёт смертей шёл на сотни и тысячи, и списать ещё одну на «террор преступных элементов» было проще простого.

Глава 7 Компаньера «Педро» — тайная любовь

В апреле 1984 года Уго познакомился с женщиной, которая стала его тайной любовью и надёжной помощницей в конспиративных делах.

Эрма Марксман на пять лет старше Чавеса. Она выросла в штате Боливар. Родной отец Эрмы умер, когда ей было два года. Мать снова вышла замуж — за Эдуардо Бенито Марксмана, служащего компании «Ориноко Майнинг» в Пуэрто-Ордасе. Он удочерил Эрму и сделал всё возможное, чтобы она получила хорошее образование. Марксман был профсоюзным активистом, боролся за права рабочих, улучшение материальных условий их жизни. Его главным увлечением была история, он преклонялся перед гением Симона Боливара и возмущался тем, что в Пуэрто-Ордасе не было площади с памятником ему. «Пуэрто-Ордас — это единственный населённый пункт Венесуэлы, где игнорируют Либертадора», — возмущался он. Пуэрто-Ордас был молодым промышленным городом, но, по мнению Марксмана, это не являлось оправданием. Благодаря усилиям отчима такая площадь с небольшим бюстом Боливара всё-таки появилась.

После окончания школы Эрма поступила в Центральный университет Каракаса на отделение биологии. Это был конец 1960-х годов, и венесуэльские студенты, как и в других странах мира, были политизированы до предела, устраивали уличные беспорядки, сражались с полицией. Для того чтобы сбить волну студенческих протестов, университет на девять месяцев закрыли. Сидеть дома Эрма не захотела и перешла в Педагогический институт на историческое отделение. Сказалось влияние отчима. Получив диплом учителя истории, девушка продолжила учёбу в аспирантуре университета Санта-Мария. Научным руководителем её был известный в стране коммунист Федерико Брито Фигероа, считавший метод материалистической диалектики единственно возможным для анализа исторических процессов. Он охотно взял Эрму к себе, определил исследовательскую тему — «История жизни Франсиско Фарфана». По научной традиции считалось, что Фарфан был похитителем скота, бунтарём, почти разбойником. Но стоило покопаться в архивах, как возникали сомнения: этот персонаж не так зловещ и примитивен. Своей исторической судьбой он напоминал Майсанту.

Эрма вышла замуж за адвоката Армандо Очоа, но брак, по её признанию, не сложился по разным причинам — от несходства характеров до принципиальных разногласий по идеологическим мотивам. Армандо был членом партии Acciön Democrätica, Эрма — беспартийной, но ратовала за справедливость, равноправие, демократию для всех и с этой точки зрения критиковала партию мужа как буржуазную и псевдонародную. Круг чтения её был явно «левым»: «Красная книга» Мао Цзэ-дуна, «Мать» Максима Горького, «Как закалялась сталь» Николая Островского, даже «Коммунистический манифест» по рекомендации Брито Фигероа был ею проштудирован.

Когда Эрма познакомилась с Уго, она была уже в разводе, воспитывала сына и дочь, писала диссертацию о Фарфане и работала в одном из министерств.

По воспоминаниям Эрмы, никаких знаковых предчувствий в день знакомства с Уго у неё не было. Она жила тогда в пригороде Каракаса Прадо-де-Мария, где снимала квартиру в одном из частных домов. Это было очень большое строение, первый этаж которого его владелица Элисабет де Парада сдавала для проведения разного рода праздничных мероприятий. У Элисабет возникло какое-то срочное дело в городе, поэтому она попросила Эрму выяснить, что именно потребуется офицеру Уго Чавесу, который звонил по телефону и обещал подъехать.

Эрма выяснила всё, о чем просила Элисабет. Оказалось, что бейсбольной команде Чавеса предстояло играть в ближайшие дни и он был настолько уверен в победе, что решил заранее договориться об аренде помещения для банкета. Попутно Эрма и Уго обменялись несколькими словами об экономическом кризисе в стране. Уго посетовал, что кризис затронул армию, Эрма пожаловалась на нелёгкую ситуацию в школах. На том и разошлись. Как признавалась позднее Эрма, на следующий день она «даже не вспомнила» о Чавесе…

Команда Чавеса победила. Банкет был в разгаре, когда Эрма вернулась домой после работы. Особого желания общаться с кем-либо у неё не было, но Уго проявил настойчивость: «Нет, не уходи, давай побеседуем. Мне показалось очень интересным то, о чём ты говорила. Побудь хоть немного». Он так располагающе улыбался, что Эрма не смогла отказаться. Она осталась, и, как потом выяснилось, осталась надолго…

В Эрме Марксман Чавес нашёл женщину, близкую ему по духу и интересам. С нею можно было обсуждать любые идеологические, политические и исторические темы, потому что Эрма обладала и глубокими знаниями, и здравомыслием. В чём-то она напоминала ему мать: у неё был такой же твёрдый характер, она умела настоять на своей точке зрения, но всегда оставляла возможность для примирения, всепрощающего поцелуя. За её внешним спокойствием угадывались доброта и нежность, но при необходимости она могла быть хладнокровной, умела выбрать то решение, которое больше всего соответствовало создавшейся ситуации. Чавесу было за что ценить Эрму. Эта умная женщина, с детства приученная к самодисциплине, была находкой не только для Чавеса, но и для его организации.

Сама Эрма Чавеса принимала таким, каким он был, со всеми его увлечениями, недостатками, крайностями и перепадами настроения. Она умела гасить его тревогу и озабоченность, если у него что-то не ладилось, поддерживала в сложных ситуациях, которые нередко возникали у него, импульсивного, бескомпромиссного, живущего в предощущении событий, которые определят его судьбу. К мировоззренческим поискам Уго, его стремлению создать чёткую боливарианскую идеологию, которая стала бы объединяющим началом для всех недовольных порядками, сложившимися в Венесуэле, Эрма отнеслась с пониманием.

…Сначала Эрма думала, что Чавес поддерживает с семьёй Элисабет де Парада чисто деловые отношения, но потом стала замечать, что он появляется у них и по другим причинам. Уго часто спрашивал о некоем Мартине. Звонил ли он? Приходил ли? Оставил ли записку? Эрма не выдержала, спросила у Элисабет:

— Кто этот загадочный Мартин?

— Друг моего двоюродного брата Нельсона Санчеса, — ответила она. — Уго иногда встречается с ними, чтобы поговорить по душам.

Объяснение показалось Эрме не слишком убедительным. Уго — человек занятой, просто «говорить по душам» не в его обычае. Атмосфера загадочности, окружавшая «Мартина», была развеяна в тот день, когда Эрма решила навести порядок на чердаке и среди старых вещей, пыльных журналов и книг обнаружила тайник с изданиями левомарксистского содержания. Эрма попросила у Элисабет разъяснений. Подруга хитрить не стала, объяснила, что её двоюродный брат является членом Партии венесуэльской революции, правой рукой её руководителя Дугласа Браво, он же — Мартин. Дом Элисабет использовался для конспиративных встреч.

Эрма спокойно восприняла известие о том, что она живёт в «гнезде конспираторов». Тем более что и Уго не стал скрытничать и признался: «Я веду двойную жизнь. Днём я обычный офицер и дисциплинированно исполняю служебные обязанности, а вечера я посвящаю другим задачам, работаю в пользу революционного проекта на благо страны. Я встречаюсь с людьми, убеждаю их в нашей правоте, чтобы потом привлечь к делу».

Постепенно Уго втянул Эрму в конспиративную работу. Позже он признался ей, что предварительно навёл о ней справки через проверенных людей: «Все мы ходим по краю пропасти, полиция упорно ищет заговорщиков среди военных». Эрма и не подумала обижаться: она видела, как много внимания уделяет Уго вопросам конспирации, понимала, что он чувствует свою ответственность за общее дело и особенно — за безопасность товарищей.

Когда Эрма стала полноправным членом организации, ей был присвоен псевдоним «Педро». Предполагалось, что мужское имя собъет с толку агентов, если какие-то подпольные документы попадут в руки полиции. По этому же принципу у Чавеса был псевдоним «Лyc» (Luz). Это женское имя, означающее «свет», «огонь», «луч», восторга у Чавеса не вызывало. Но пришлось согласиться.

В день военного переворота, 4 февраля 1992 года, он возьмёт в качестве радиопозывного слово «Кентавр» (Centauro). Оно звучало внушительнее, чем «Лус». Возникали даже исторические ассоциации с президентом Паэсом, генералом, участником освободительной войны Боливара. Паэса нередко называли «Кентавром из Баринаса». Оппозиционные остряки использовали потом слово Centauro для насмешек над Чавесом: Кентавр из Сабанеты! Это звучало комично.