Леонид Жариков - Судьба Илюши Барабанова

• Название: Судьба Илюши Барабанова
• Автор: Леонид Жариков
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1985

Дорогой друг!

Перед тобой третья, заключительная книга трилогии о революции писателя Леонида Жарикова.

Если в первых двух книгах — «Повесть о суровом друге» и «Червонные сабли» — перед тобой проходили вдохновенные события революционной поры, то здесь, в повести «Судьба Илюши Барабанова», автор рассказывает о том, в какой жестокой борьбе рождалась первая в мире Республика Труда, как было трудно утвердить власть рабочего класса.

В образах двух братьев — Илюши и Вани Барабановых, героев этой повести, отражена судьба тех первых комсомольцев, чьей кровью и жертвами победно утверждена на земле власть трудящегося человека — Советская власть.

---

— Мама, — с упреком сказал Евгений, — радоваться надо, а ты в слезы.

— Измучилась я, сыночек, все об тебе думала…

Илюшу ждала еще одна радость: Евгений привез целый ворох подарков — настоящую, хоть и поношенную, буденовку, красноармейские ботинки… Кто-то из чекистов отдал свои галифе. А Пашка прислал кусок рафинада, правда, слегка замусоленный и пахнущий махоркой, но до невозможности сладкий!

В доме говорили без умолку. Дедушка Никита снова и снова ставил самовар. Дело было не в чае, а в потребности говорить и говорить — счастье-то какое, сын объявился!

В разгар семейного торжества приехала Подагра Ивановна. Увидев Евгения, она бросилась к нему, причитая.

— Женечка, родненький! Откуда же тебя бог послал? Да какой же ты худой да черный… — чмокая крестника в лоб, причитала она. — А мой-то Олег пропал, поди уж, и косточки сгнили… Аграфенушка, как я рада, что Женя нашелся!.. Лизочка, здравствуй, милая. Я за вещами приехала, да уж, видно, не до них сегодня. Эй, кто там, позовите моего кучера! Мальчик, все забываю, как тебя зовут, — обратилась она к Илюше, — сбегай… Нет, постой, я сама.

Подагра Ивановна выбежала во двор и, открыв калитку на улицу, крикнула кучеру, дремавшему на козлах:

— Ерема! Поезжай за Иван Петровичем, скажи: нашелся Женя Дунаев. Ищи на бирже или на бегах, небось опять деньги проигрывает, идол. Без него не являйся! — И она вернулась в дом, сморкаясь в платок и приговаривая: — Радость-то какая! Женечка, дай хоть насмотрюсь на тебя…

Иван Петрович Каретников, муж Подагры Ивановны, не замедлил явиться. Он знал своенравный характер супруги: если требует, бросай все дела и мчись сломя голову.

Его привезли в пролетке, жирного, одетого в новый серый костюм и модные ботинки с гамашами. В руках он держал трость с серебряным набалдашником. На затылке вызывающе торчал котелок, опять, как в старорежимное время, входивший в моду.

— Мое вам с кисточкой! Здравствуй, герой, — приветствовал он Евгения и, обнимая, уперся в него животом. — Вон ты теперь кто — чекист! Гроза всемирного капитала. Как это поют нынче… «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем!» Правильно, так их, вампиров…

Иван Петрович сыпал шутками. Вид у него был независимый. На розовых пальцах перстни. Рот полон золотых зубов. Евгений понял, что его «родственничек» опять стал богатым человеком.

— Где служишь? На Украине? Как там с засухой? Выходит, голод не тетка. То-то же, голубчики марксисты, — революция, контрибуция, а жрать нечего.

— Дайте срок, все будет, — сказал Евгений мирно.

— Верно говоришь, — согласился Иван Петрович не без ехидства, — дайте срок, будет и белка и свисток… Лучше уж признайся: обанкротились. Кричали: мы новый мир построим, а вышла одна разруха.

— Нужду организовали у нас капиталисты, — возразил Евгений, — хотят этим сломить народ, вернуть себе власть.

Иван Петрович деланно рассмеялся.

— Вот уж истинно: с больной головы да на здоровую…

Не справились большевички с экономикой, в этом все дело. Хорошо, что пришли к нам с поклоном: дескать, возьмите, проклятые буржуи, торговлю в свои руки. Что ж, мы незлопамятны, поможем коммунистам восстановить хозяйство. И уже помогли. Пойди на базар — всего завались!

— У вас «завались», а рабочему пока голодно живется, — сказал Евгений.

— Почему же? — с ехидным удивлением спросил Иван Петрович. — Ведь сейчас диктатура пролетариата. Пролетариат всему голова: бери и властвуй!.. Нет, мил человек, диктатура хороша, когда хлебушек имеется. А у них шиш с маслом. — И, уже не скрывая злорадства, Иван Петрович свернул кукиш и показал его Евгению.

Издевательский тон нэпмана начал задевать Евгения, и он сказал:

— Кому-кому, а вам, мелким собственникам, следовало бы уважать пролетарскую диктатуру. Она разрешила вам свободно торговать, она же вас…

— Прихлопнет? Так, так… Значит, кто — кого? Но я скажу тебе прямо, по-родственному: частная торговля устоит, а может случиться, что и сама скушает вашу государственную торговлю вместе с потрохами.

— Зубы не поломаете?

— Зачем? Они у меня, глянь-ка, из благородного металла. — Иван Петрович, открыв рот, постучал ногтем по ослепительным золотым зубам. — Да и незачем жевать-то, целиком проглотим.

Довольный своей шуткой, Иван Петрович прошелся по комнате, поглаживая круглый живот, точно уже проглотил государственную торговлю.

Разговор пошел с колкостями. Илюше из-за перегородки было слышно все, и он радовался тому, как смело отвечает чекист Ивану Петровичу.

— Революция сходит на нет, — кричал тот, — и знаешь почему? Потому что подняли руку на святая святых — собственность!

Евгений достал кисет с самосадом и стал набивать обгорелую, пахнущую махоркой трубку.

— Человек не может жить без собственности, слышишь? — продолжал ораторствовать Иван Петрович. — Собственность двигала историю, она совершала великие открытия, из-за нее лились реки крови! «Мое» — вот вечная правда жизни. А вы, большевики, хотели раз-два и в дамки. Дескать, все общественное. Не мое, а наше. Обман! Если все «наше», значит, я могу взять, что мне хочется. Ан черта с два! В тюрьму за это. Вот и выходит, что каждый человек говорит: мое — это мое и ничье больше!

— Что же вы предлагаете, — спросил Евгений, попыхивая трубкой, — вернуться к капитализму?

— Ничего страшного, — не замечая пропни, ответил Иван Петрович. — А может быть, это единственный путь, чтобы сохранить государство и народ.

— Какой народ? Говорите точнее.

— Опять за свое — дескать, богатые, бедные. Народ есть народ, и все одним миром мазаны.

В комнате стоял дым коромыслом и шел такой спор, точно противники не разговаривали, а палили друг в друга из пушек. Тетя Лиза делала Евгению умоляющие знаки, чтобы он уступил. Но тот, распалившись, уже ничего не замечал, кроме самодовольной физиономии родственника и поблескивающих во рту золотых зубов.

Из сада вернулась Подагра Ивановна в сопровождении бабушки.

— Кто тут у вас кого проглотил? — спросила она весело. — Я слышала в саду ваши голоса.

— Это не я, — отозвался Евгений с усмешкой, — это Иван Петрович говорит, что капиталисты пашу торговлю проглотят, а заодно скушают всю рабоче-крестьянскую республику.

— Увольте, надоело, — перехватила разговор Подагра Ивановна. — Это большевики выдумали делить людей на богатых и бедных.

— И натравливают одних на других, — подсказал Иван Петрович, чтобы задеть Евгения.

— Так говорили меньшевики, — отпарировал Евгений.

— Кто, мы? То есть?.. Брось, знаешь, эту демагогию, не таких ораторов слышать приходилось.

Бабушка, чтобы прервать нарастающую ссору, стала приглашать гостей к столу. Но страсти накалились так, что уже невозможно было успокоить ни того, ни другого.

— Не могу понять, чего вы, большевики, добиваетесь? — с притворным удивлением воскликнула Подагра Ивановна. — Уж, кажется, дошли до нищеты, дальше некуда. Чего ищете?

— Счастья, — язвительно вставил Иван Петрович, достал из жилетного кармана золотые часы и, взглянув на них, звонко щелкнул крышкой, — счастья ищут… Так сказать, жар-птицу…

Евгений усмехнулся:

— Какое вы имеете понятие о счастье, кроме позорного счастья мелкого собственника?

— А вы как были беспортошными, так и останетесь ими! — вспылила Подагра Ивановна, оттолкнула руку тети Лизы и стала поспешно собираться.

Иван Петрович, раскрасневшийся, потный, подошел к бабушке и насильно заставил себя улыбнуться.

— Ну вот, повидались, слава богу. Желаем оставаться со своим счастьем, а мы удаляемся к нашей позорной частной собственности. Покорнейше благодарим. — И он церемонно раскланялся, показав бабушке розовую от злости лысину.

2

Чтобы успокоиться, Евгений пошел за перегородку в комнатку Илюши. Мальчик выкладывал из жестяной коробочки от печенья «Эйнем» свои сокровища: засушенных бабочек, зеленого жука, сучок сосны, похожий на скачущего конька-горбунка.

— Вот ты где живешь, — все еще думая об Иване Петровиче, сказал Евгений. — Когда-то я здесь обитал… В школу не ходишь?

Евгений заметил на столе плакат и заинтересовался:

— А ну покажи! Зачем же ты прячешь такую замечательную наглядную агитацию?

— Бабушка не велит на стенку прибивать.

— А ты воюй с ней… За Ленина смело иди в бой… Подай-ка молоток. Этот плакат нужно прибить на самом видном месте, чтобы заметно было всем, что в этом доме живет коммунист Илюшка. И красный бант прибьем сверху. Вот так… Видишь, красота какая!

Илюше было так хорошо с Евгением, как ни с кем. Разве только с Ваней…

Пошли в сад. Там Илюша показал выстроганную им деревянную саблю.

— А что? — одобрительно сказал чекист. — Вполне подходящее. Сейчас мы для нее ножны смастерим. Подай-ка вон тот кусок жести.