Сергей Гужвин - Иванов, Петров, Сидоров

• Название: Иванов, Петров, Сидоров
• Автор: Сергей Гужвин
• Жанр: Альтернативная история

Фантастика - это когда на невероятном допущении строится вполне логичная модель. Трое друзей получают в руки машину времени. Как они вместе ею распорядятся и как каждый в отдельности... Психологическая и социальная адаптация человека попавшего в другое время и другой социальный слой.

---

Староста кашлянул. Все повернулись к нему.

— Я так разумею, — неторопливо сказал Акакий Анисимович, — дело это новое, непривычное. Маленькие артели у нас много работают. Строительные, или рубщики леса. А такую большую артель, чтоб всё село… Такого не бывало.

— Почему не бывало? — нахмурился Иванов, — в Дерюгино мужики лужок у купца Родькина прикупили. Все вместе косят, и спокойно копны делят, не дерутся.

— Так-то оно так, — покряхтел староста, — так то лужок. А земля… Всё равно придется каждому нарезать…

— Нет, — ответил ему Петров, — не каждому. Нужно сформировать рабочие бригады. Допустим, десять человек. Этой бригаде нарезается пятьдесят десятин. И полный круг обработки земли. Деньги начисляются каждому крестьянину за каждую выполненную работу. Выплаты как угодно, хоть ежедневно, хоть в конце. Это навскидку. Если хорошо подумать, можно выработать приемлемый вариант. И ещё. Алексею надо не в генералы подаваться, а стать главным механиком. Взять на себя сельхозинвентарь. Сеялка-веялка не сложнее бэтээра. Наше АКО будет под такой лупой, что легализация генералов и маршалов будет невозможна. Скромней надо быть.

— А себя кем видишь? — спокойно, без издёвки спросил Сидоров.

— Счетоводом. Без правильной бухгалтерии прогорим, — ответил Александр, — вот, читаем статью 113 Положения: "Прочие должностные лица, как-то: смотрители магазинов, лесные и полевые сторожа, смотрители богоугодных и общественных заведений, волостные и сельские писаря, и т. п. назначаются, по усмотрению общества, либо по выбору, либо по найму. В последнем случае могут быть назначаемы и посторонние лица хорошего поведения". АКО "Белая берёза" наймёт счетовода и механика очень хорошего поведения. А крышей всей этой лепоты придётся стать тебе, Николай. Тебе идти во власть. К какой волости относится Гордино? — спросил Петров старосту.

— К Вяземской, знамо.

— Так ведь Вязьма – уезд?

— Вязьма – столица Вяземского уезда, — пояснил Иванов, — а вокруг него – Вяземская волость. Как Москва и Московская область.

— Ага, так вот, нужно выделиться в отдельную Гординскую волость. Вместе с двумя деревеньками в нагрузку. Кстати, откуда они взялись, эти деревни?

— Да Гордино пыталось почковаться, во времена, лучшие, чем эти. Да ничего не вышло.

— Понятно. Гордино с деревеньками по размеру подпадает под категорию "волость". Николай, тебе нужно срочно ехать в губернию и сорить деньгами. Без крутой бумаги, что Гординская волость есть факт, лучше не возвращайся. А потом, я надеюсь, "кормильца"-то выберут в волостные начальники?

— Волостные старшины. Подожди, — в который раз притормозил Николай, — ещё ничего не решено с мужиками. Анисимыч вон молчит многозначительно.

— Да, — староста кивнул, — буду разговаривать с мужиками. И еще вот какая закавыка, чтобы молодой мужик выделился, изба нужна. Николай Сергеич, если поможете лесом…

— Не вопрос, — махнул рукой Иванов, — рубите у меня в лесу, на твоё усмотрение. Ты народ знаешь, тебе и карты в руки. Хорошо, с землёй более-менее устаканили. Со скотом что будем делать?

— А что со скотом? — удивился Петров, — как я понял, всё упирается в корм. Содержи у себя под боком столько, сколько позволяет родная десятина, и сколько купишь травы. Зачем какое-то специальное лимитирование? Это дело будет само регулироваться. У нас тут район хлеборобный, а не животноводческий, можно даже общественного стада не держать.

— А навоз? — усмехнулся Иванов, — хозяин навоз из-под своей скотины повезёт на свою десятину, а не на общее поле. А навоз – это урожай.

— Ну, и кто мешает завести колхозное стадо? Или как будет правильно – "АКОвское"?

— "АКОвское", "АКовец" — звучит двусмысленно, — включился Сидоров, — у меня отец воевал против АКовцев, — и посмотрев на удивлённые лица друзей, пояснил: — АК – польская Армия Крайова, воевала против нас.

— Ах, вот ты о чём, — протянул Петров, — ну, Лёша, посуди, сейчас-то её нет, и по-видимому не будет вообще. Этак шарахаться от каждой ассоциации… — он покрутил головой, — понимаешь, выражение "голубые ели" сейчас означает красивые ёлки, и больше ничего, — Петров расхохотался.

— Точно, — Николай тоже засмеялся, — например, слово "коммунист" сейчас не ругательное. Коммунизм пока еще только призрак, и бродит где-то по Европе, к нам сюда ещё не заглядывал. Как и свастика. Она тоже пока еще только символ благоденствия и плодородия – солнцеворот. Под этими знамёнами ещё не успели дров наломать. Не верите? Кирилл, принеси-ка рушник.

Кирилл принёс длинное, домотканое, льняное полотенце. Чисто белое посредине, на хвостах расшитое красным затейливым узором. В узор были вплетены маленькие и большие свастики, заворачивающиеся вправо и влево.

— Ха! — удивлённо воскликнул Сидоров, — надо же, фашистское полотенце!

— И "фашист" слово приличное. Убедились? — Иванов отдал полотенце не менее удивлённому трактирщику, — а вот "социалист" — слово вполне уже с нагрузкой. Социалисты-бомбисты уже успели рвануть Александра II. Один такой нас в усадьбе дожидается, — Иванов хлопнул в ладоши, — итак, подведём итог.

В течение пятнадцати минут Николай на листочке набросал примерный план по пунктам, кто и что делает. Прочитал его вслух. Возражений и дополнений не было.

— Кирилл, сколько с нас? — позвал трактирщика Иванов.

— Ваше благородие, — появился за стойкой вахмистр, — не обижайте, всё за счет заведения.

— Жену и детей корми за счет заведения, — Николай хлопнул серебряным рублём по столу, — спасибо, всё было вкусно.

Поднялись и вышли из харчевни. Староста со всеми раскланялся и отправился по своим делам.

— Поехали домой? — спросил Иванов друзей, — у нас там пленный, его нужно уже сегодня отправить в уезд. А хотелось бы переговорить с ним. Интересно, как он докатился до такой жизни.

Друзья расселись на лошадей и направились по главной улице Гордино в сторону усадьбы.

Глава 11 Париж

В среду, после переезда, собрался монархический совет.

Впрочем, произошедшее за эти дни действо, с натяжкой можно было назвать переездом. В понедельник пригнали из мебельного супермаркета здоровенный фургон с новой мебелью, и до полуночи собирали и расставляли её в новом доме. Во вторник перевезли с квартир личные вещи, бросив видавшую виды старую мебель на произвол. Короче, с удовольствием уменьшили счета на банковских карточках, и с энтузиазмом носились по комнатам, расставляя и распихивая.

Между тем, в этот день, за ужином, император сказал Иванову:

— Николай Сергеевич, не могли бы вы позвонить вашим друзьям и вызвать всех завтра утром на аудиенцию? Мне самому крайне неловко звонить, это всё-таки ваши друзья.

— Конечно, ваше императорское величество, сейчас же позвоню.

— Николай Сергеевич, мы с вами прекрасно понимаем, насколько нелепо звучит такое обращение в двадцать первом веке, но ведь вы и ваши друзья собираетесь отправиться в век девятнадцатый, поэтому, чтобы не отвыкать-привыкать и не попадать, впросак в будущем, в смысле – в прошлом, думаю целесообразно оставить все, так как есть.

— Согласен с вами, ваше императорское величество, и позвольте уточнить, кого вы имели в виду, говоря "собрать всех"? Меня, Петрова и Сидорова?

— Нет, я имел в виду обе семьи, в полном составе, вместе с детьми.

— Хорошо, ваше императорское величество, во сколько?

— В десять часов.

Иванов кивнул: "Будет сделано".

* * *

Вечерний звонок Иванова застал Сидоровых врасплох. Если Петровы ждали его, то у Сидоровых разговор с дочерью был впереди.

Дарья была похожа на мать, брюнетка с большими тёмными глазами, в которых пряталась насмешливая искорка, и с милыми ямочками на розовых щёчках. К переездам за свою недлинную жизнь она привыкла, и восприняла этот как обычный, очередной. Сидоровы в своей Дашеньке души не чаяли, и поэтому старались, по возможности, оберегать её от всех жизненных проблем. Вот и сейчас, Алексей, свой рассказ о произошедшем, как мог, сглаживал, тщательно подбирая слова, и страдальчески морщился, когда приходилось говорить страшные вещи.

Дарья слушала спокойно и внимательно, только улыбалась и поглядывала на мать, ожидая, наверное, что та засмеётся и скажет, что папа пошутил. Но мама не засмеялась, напротив, достала из сумочки кредитную карту и молча, положила на стол, и это все уже не было похоже на шутку.

— А кем мы там будем? — спросила Даша, — графьями, князьями или крестьянами? — и, не удержавшись, засмеялась.

— Почему обязательно графьями? — удивился отец, — ты вспомни, что было со всеми графьями в семнадцатом году. А крестьянствовать мы не умеем. Так что там, так же как и здесь, будем служивыми. Служить будем Родине.