Евгений Попов - Псевдомемуар

• Название: Псевдомемуар
• Автор: Евгений Попов
• Жанр: Русская классическая проза

---

Попов Евгений Псевдомемуар

Евгений Попов

Псевдомемуар

1. Москва

Однажды в одном сибирском городе К., стоящем на великой реке Е., впадающей в Ледовитый Океан, лежа в одной постели - полутораспальной, ссорились одни любовники - он и она.

Она выговаривала сердито:

- Посмотри, на кого ты похож! Нестриженный! Это -ужасно. Шуба замурзанная, подпоясанная какой-то веревкой.Ты ходишь, как сторож.

- Но у меня ведь очень теплая шуба, мне в ней тепло,- мирно возражал он.

- Тепло! Ты - как сторож. Тебе только ружья не хватает.

- Ружья мне действительно не хватает. Было б ружье,я тебя давно бы ухлопал,- согласился любовник.

- Ох ты! Ох ты! Подумаешь! - захохотала она.Но отвеселившись возобновила атаку.

- А твои ужасные брюки,а эти валенки! Мне стыдно идти с тобой по улице. Право,стыдно!

- Право-лево,- пробормотал любовник. Он собрался вздремнуть.

- Не спи, паразит! - крикнула юная сибирская девушка.- Не спи! Ишь,не нравится,когда правду говорят...

Любовник тоже обозлился.

- Какая тут может быть правда,- взвыл он.- Ты и тебе подобные, в частности твоя подруга Ирочка московская... Вы - типичные осколки ширпотреба... вы смеете диктовать мне свои паскудные вкусы?

- Не смей ругаться. Ты - обычный неряха. Ты - грязный. И если тебе люди говорят, то ты слушай, а не ори!

- Вот уж чего-чего, а не грязный,- захохотал любовник. - Что угодно, но только не это. Это скорее ты грязная. Вспомни-ка, вспомни!

- Нечего мне вспоминать,- пробормотала девушка.

- Так уж и нечего?- лукаво осведомился любовник.

- Почти нечего.

- Вот и врешь! Вот и врешь! - любовник хлопал себя по ляжкам. - Вот и врешь!

- И потом - зачем ты задеваешь Ирочку? Да, она моя подруга. Да, она составила хорошую партию. Но она - модерновая девка. Она - современная девка. А ты из себя корчишь невесть Бог знает что, а сам - обычная бездарь.

- Я - не бездарь. Мне многие говорили, что я не бездарь. И ты это прекрасно знаешь, что я не бездарь.

- А ты больше слушай дураков. Не бездарь... Даже цепочку мне купить не можешь.

- Может, мне еще вдобавок за каждый раз по пятерке платить? - снова возопил любовник, впадая при таких словах в ужасный гнев.

- Ты пошлости не говори.Т ебе завидно,что Ирочка в Москве живет. Олег-то ее по крайней мере хоть может обеспечить.

- Да понимаешь ли ты, что таким дерьмом, как твоя Ирочка и ее дратый супруг в Москве мостовые вымощены! - заорал любовник.

И тут наступил переломный момент.

- Ну все, хватит, - торжественно сказала она. - С меня хватит. Ты уже достаточно наговорил. С меня хватит.Мне надоело. Все.

Она встала. Любовник посмотрел на нее снизу вверх. Она поняла его взгляд. Она сильно пнула его в нос прелестными ножными пальчиками и заплакала. Она заплакала и стала поспешно одеваться.

Она натягивала на себя все свое розовое, все свое белое, все свое трескучее, отглаженное. Она всхлипывала, и от ее синтетического свитера сыпались трескучие зеленые молнии.

- Ну ладно. Кончай ругаться. Мир! - протянул он руки.

-Уйди! Ненавижу! - прошипела она. После чего ушла.

Впрочем, не навсегда. В жизни никто никуда не уходит. Просто жизнь проходит и возникает смерть. Поэта Николая Рубцова убили в 1971 году. Я помню,в 1967 году он лежал в общежитии Литературного института им. А.М. Горького на голой "панцирной" сетке железной кровати и просил у прохожих три рубля. Дверь в коридор была открыта.

2. Эпизод

Имея дальние замыслы, я в 1963 году приехал в город Москву.

Но на факультете журналистики Московского Государственного Университета им.М.В.Ломоносовa мне по-хорошему сказали,что я должен иметь два года трудового рабочего стажа,повариться, как говорится, в рабочем,так сказать,котле,если планирую свою учебу на этом факультете в реальном будущем.

А на отделении восточных языков того же университета мне было ясно сообщено, что переводчик с восточных языков долженобладать ясной и грамотной речью,а не мекать и заикаться,как это имело (и имеет) место быть у меня.

Так я оказался на бывшей и будущей улице Никольской (25-е Октября),где есть здание,в котором проживал первопечатник Иван Федоров, и где тогда помещался Историко-архивный институт, ныне преобразованный тоже в университет его ректором (он же - герой перестройки) Ю.Афанасьевым.

Там меня принял очень мило и даже дали направление в общежитие, известную СТРОМЫНКУ,которая вся состоит из келий и описывать которую - зря тратить время:тысячу раз описана Стромынка и умными людьми,и идиотами.

Забравшись в келью, я стал читать учебник "История СССР" и вполне возможно,что поступил бы в институт первопечатника.

Поступил бы и работал бы всю свою сознательную жизнь в окружении мыслящей, умной молодежи где-нибудь в архиве или делопроизводителем каких-либо хороших дел,ранга упомянутой "перестройки".Но увы мне!

Ведь там, в келье,кроме меня было еще человек шесть, которых я не запомнил. И седьмой человек там был - демобилизованный солдат, которого я запомнил.

Я читал ночью "Историю СССР",а солдат бредил. Голова его приподнималась над казенной подушкой,лицо озарялось неземным светом тусклой электрической лампочки,и он орал:

- Поступить!Поступить! Войти!Войти в их круг! Стать! Стать!

Увидев в солдате злейшую карикатуру на самого себя,я сначала сильно приуныл.К тому же припомнилось нехорошее: при скрупулезном рассматривании моих документов дама из приемной комиссии сильно удивилась - действительно ли я не состою в комсомоле (ВЛКСМ, Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодежи,если кто забыл),- как это гласят мои школьные документы?

- Действительно, - потупился я,скромно глядя в ее красивое лицо.

- Вы знаете, я хочу дать вам добрый совет, - сказала дама.

Но совета она мне никакого, практически,не дала, а просто разъяснила,что у них оч-чень,ну очень большой конкурс - двенадцать или того хуже человек на одно место. И - "Вы сами понимаете!.."

"Ми фас понимай!"-как сказал в фильме "Калина красная", снятом в 1972 году актер Лев Дуров, играющий официанта,ре- жиссеру фильма Василию Шукшину, играющему вора.. Так что...

...так что сильно приуныв от бредовых речей солдата, я утром пришел в институт и, забрав документы, был немедленно выдворен из общежития.

Сдав чемодан в камеру хранения Ярославского вокзала, я направился в Александровский садик,который,слава Богу, и доселе существует около Кремля, существующего тоже доселе и тоже слава Богу. Сел на скамейку и стал сочинять стихи следующего тошнотворного содержания:

Есть что-то необычное,большое

В сияньи синих рельсов,осиянных

Луной.Они совсем живые,

Осыпанные блестками снежка.

Из строгости угрюмой и завидной

Завидую с угрюмостью упорной.

Тут я решил немного передохнуть и слегка покосился на девушку, рядом с которой я, собственно, и сидел на скамейке Александровского сада около Кремля, как нечистая сила рядом с ведьмой (см.соответствующие страницы романа "Мастер и Маргарита",который опубликуют только через четыре года после того,как я сидел на этой соответствующей скамейке).

Девушка внимательно читала книгу. Я продолжил занятия.

А среди рельсов - белые подушки

СнегОвых холмиков.

Чернеют шпалы,

Черня (херня? - реплика из 1996)

и заставляя чуть поверить,

Что снег - не снег, а просто - песий шип.

Девушка,вздохнув,перелистнула страницу,а я вдруг взял да и закончил в неком идиотическом озарении:

И строгие,и матовые лица

Монашенок закутаны в туман.

Какие еще там "матовые" -тьфу! Какие еще там -"монашенки"

- тьфу,стыдоба! Но я обратился к девушке в эстетике своего старшего друга, ныне всенародно известного литератора Р.С.:

- Простите,вы не скажете,как мне проехать на станцию метро "Аэропорт". Мне там надо увидеть знакомого поэта.

Девушка обрадовалась.

- А вы тоже поэт?

- Нет, я свинину на рынок привез продавать, - сострил я, как умел.

Девушка взяла да улыбнулась,и вскоре я оказался у нее дома,в кресле около вентилятора,где нес ахинею,содержание которой уже начисто выпало из моей слабеющей памяти. А она забралась в другое кресло с ногами. Глазки ее горели живым и ровным огнем. Магнитофон знакомил меня с записями Дэйва Брубека. Гудел вентилятор. В аквариуме плавали неизвестные рыбки.

Окрыленный, я потянулся губами к губам девушки, имя которой было, помоему, Оля.

Или Катя. И это довольно странно, что потянулся - человек я был в те времена был довольно робкий, чтоб вот так вот сразу взять да и потянуться губами.

Однако факт остается фактом: я потянулся к ней губами,и она потянулась ко мне губами. И наши губы встретились. И мы свились в кольцо и стали кататься по имевшемуся дивану... С девушкой, которую, по - моему, звали все-таки Олей.

И тут раскрылась дверочка их шикарной квартиры на Ломоносовском проспекте, и в комнату зашла женщина, в которой даже кретин тут же определил бы Олину маму. Я во мгновение отскочил от Оли, а она сидела спокойно.