Елена Крюкова - Золотая голова

• Название: Золотая голова
• Автор: Елена Крюкова
• Жанр: Современная проза

Новая книга рассказов Елены Крюковой балансирует между красочной мифологией, жестким реализмом и утонченным психологизмом. Автор подчеркивает родство древности и нынешнего дня; свободно плывет в пространстве воспоминаний; знает цену и трагедии, и подлинному счастью.

Елена Крюкова — автор предельно искренний. Безусловный художник, она наследует мастеров и отважно берется за эксперимент. Ее творчество разнообразно и непредсказуемо, это целый мир образов, сюжетов, стилей, событий. Ее рассказы в книге «Золотая голова» — огромный хор голосов и времен, поющий на авансцене нашей жизни.

---

В зеркале — отражение ее бритой письки. Девка облизывает кончиком языка перламутровые губы и откровенно, хулиганя, изгибаясь на диване перед зеркалом, любуется собой.

— Ну кого, кого!.. Догадайся с трех раз…

Девка засовывает себе в раскрывшуюся розовую щель палец. Хихикает. Подмигивает в зеркало сама себе.

— Ну давай, давай… Давай…

Прижимает трубку к уху плечом. Освободилась другая рука. Девка ласкает одной рукой себе грудь, другой — вздрагивающий низ живота.

Махровый пояс халата развязывается, скользя. Девка лежит на диване в распахнутом халате, как нагая богиня на белом кварцевом песке, на берегу моря.

И правда, обивка дивана густо-синяя, как море в грозу.

— Ну, еп твою мать!.. какая же ты глупая, Диди…

Колени торчат вверх. Ступни ракушкой повернуты друг к дружке.

Палец погружается все глубже.

На щеках — румянец.

Видно, как ей хорошо и озорно.

Она кричит в трубку:

— Ну да! Да! Все-таки — да! — да! — это был он! Он!

И — воркует:

— Ви-и-и-итас, мон ами… Виту-у-усик…

Голый круглый гладкий зад слегка приподнимается над диваном. Девка выгибается, ложится затылком на вышитую жемчугом подушечку.

— Ха-ха-ха-ха-ха! — громко хохочет.

Палец гладит увлажненную кожу все чаще, дрожит.

Кончик языка дрожит между белыми зубами.

— А-а-а-а-а… Да-а-а-а-а…

Зубы прикусывают нижнюю, чуть оттопыренную, блестящую перламутром толстенькую губу.

— Ха-ха-ха-ха!..

Дверь неслышно распахивается.

На пороге — с серебряным подносом в руках — лакей.

У лакея глупое, изумленное и смущенное лицо, покрытое модной трехдневной щетиной. Он изо всех сил старается не смотреть на полуголую девицу, ласкающую себя, и старается не уронить поднос.

— Кх-х-хм…

Девица закидывает голову. Продолжает хохотать, как безумная.

Слов нет — уже один хохот остался.

— Ах-ха-ха-ха-ха-ха!.. ха, ха, ха…

Лакей переступает с ноги на ногу — и все-таки, бедный, неловкий, наклоняет поднос, и с него на пол, на навощенный цветной паркет, летят —

фарфоровая чашечка, и коричневая жижа кофе брызгает на белый халат

фарфоровое блюдце с тигровыми креветками

бокал шампанского

бельгийский черный горький шоколад, без сахара

блюдо с лобстером

блюдо с греческим салатом

стакан богемского стекла с соком гвайябы

— летят, летят, разлетаются, брызгают, разбиваются, мешаются, катятся, падают, исчезают, исчезают, исчеза-а-а-а-а…

— …а-а-а-а-а!..

Лакей, с голым подносом в дрожащих, как у маразматика, руках, стоит и смотрит, как красивая девица, его богатая хозяйка, лежа на диване и пьяно, хрипло смеясь в телефонную трубку, вкусно и долго кончает, бесстыдно раскинув белые ноги на синем диване.

Он хочет уйти.

— Пока, дорогая! — весело кричит в трубку его хозяйка.

Уйти ему не удается.

— Стой! — кричит хозяйка ему в спину.

Он встает в дверях, как вкопанный.

Девка глядит влажными, зверино блестящими после оргазма глазами на сдохшее великолепие ее завтрака, разбившегося об пол.

— Ты, — говорит она вполпридыхания, удивленно. — Ты!.. спятил?.. Это все — ты сделал?..

Она говорит тихо. Слишком тихо.

Лакей медленно поворачивается к ней лицом.

— Вы меня рассчитаете? — так же тихо спрашивает бедняга.

Девица прищелкивает пальцами и пальцами же зовет лакея к себе: сюда, иди сюда, ближе.

Он подходит осторожно, будто босиком по горящим углям идет.

На лице его мука написана.

Он неотрывно глядит на нагую, влажную, темно-розовую щель, вывернутую будто бы ему навстречу.

А то кому же?!

Девица шире раскидывает ноги. Жестом показывает лакею: на колени!

И он опускается на колени.

«Ближе», — показывают ему щелкающие пальцы.

И он ползет на коленях ближе.

«Еще ближе».

И он понимает, что от него хотят.

И лицо его летит, как камень, вниз —

и губы летят

и язык летит

и язык движется и дрожит тошнотворно и голодно

и подбородок во влажное, горячее окунается

и глаза, слепые, и ноздри, зрячие, резко ударенные рыбьим запахом, душком разрезанной надвое селедки, падают, падают, падают —

— а потом лицо падает еще ниже, не понимая, кто и зачем ему разбиться приказал; и губы начинают собирать с пола, вместе с пылинками, с крохами мусора, с гладкого паркета, и язык — вылизывать, и глотка — глотать и есть, есть, есть, глотать и глотать, лизать и слизывать всю эту еду. Всю ее еду.

Всю еду — с пола, униженно, ползая на коленях, на животе; нагнув башку, как собака.

Иначе его рассчитают.

Иначе он лишится больших денег.

Он это место с таким трудом получил. С болью. С кровью.

И слышит он дикий, веселый, сытый смех над собой:

— А-ха-ха-ха-ха! А-ха-ха-ха-ха!

И поднимает грязное, в пыли, масле, майонезе, потеках кофе и сока лицо.

И тоже натужно, вторя, подобострастно, угождая, смеется:

— Ха-ха-ха! Ха-ха… ха…

А душа-то плачет.

Ты, встань! Загвозди ей! Залепи оплеуху хорошую!

Так, чтобы она с дивана — прямо в зеркало летела!

Ею — это гадючье зеркало — разбей!

— Ну, все? Вылизал?

…это его — спрашивают?

— А теперь снимай штанишки, негодяй. Уж я помучаю ти-бя-а-а-а-а!

…бя-а-а-а-а… бя-а-а-а-а-а…

Он ложится на нее, елозит по ней, бьется, качается. Его лицо — напротив ее лица. Он видит ее язык, играющий, как рыба, между зубами. Втыкая себя в нее, сопя, задыхаясь, он думает: какая же у нее блестящая, пахучая, жадная, лаковая, перламутровая, модная помада.

ГЛЯНЦЕВАЯ КАНЦОНА. БРОШКА НА КОШЕЧКУ

— Ну, фу! Неужели ты хочешь взять это говно! Я такое говно ни за что не взяла бы!

— Дорогая! Ты это ты, а я это я! Это совсем не говно!

— Ну-у-у, дорогая! Я тебе говорю — это говно, настоящее говно! Говнее не бывает!

Две очень красивых, очень богатых и очень знаменитых девушки стояли в очень модном бутике и покупали себе наряды.

На их голых локотках болтались сумочки, в сумочках лежала всякая ерунда, а еще — пластиковые карты. На картах лежали деньги. Ну, в том смысле, что деньги лежали в банке. Но на картах обозначалось, сколько денег в банке лежит.

Если бы вы поглядели на содержимое карты, вы бы обалдели от количества нулей в цифре, обозначающей деньги.

Или не обалдели бы, а выругались бы матом.

Ну и толку что в вашей ругани бессильной?

Откуда, откуда у красивых девчонок, просто — жительниц нашей страны, вот такие вот деньги? Ну откуда?! Никто не знает. Значит, девчонки-то не простые.

А какие?

А золотые.

— Эй!

Которая была белобрысая, с золотыми волосами, скрюченным пальцем подозвала продавщицу.

Продавщица подбежала услужливо, живенько: шутка ли, в их бутике сами эти! Ну, эти! Знаменитые!

— Слушаю вас!

Угодливо изогнула спину.

И как это человечек может так ловко, изящно прогибаться? Где там у него в спине хрящ? Позвонок лизоблюдства?

Еще и присела, полуприсела как-то, коленочки подогнула.

И правда, эта, золотая, на три головы выше ее была.

— Я беру это, хоть это и говно. — Золотая кинула на прилавок из-за шторки раздевалки стринги с вплетенными в них золотыми нитями. — Мне золотая прошивка нравится!

— Ну чистое говно, — презрительно сказала ее черненькая, коротко стриженная спутница.

— Мне нужно еще много чего, — сказала золотая.

— Все к вашим услугам! — сильнее изогнулась продавщица.

— Два, нет, лучше три хороших купальничка, лучше от Готье. Я скоро лечу на Бали, немного отдохнуть… покупаться!..

— От Готье у нас, наверное, нет, — продавщица покраснела, — это ведь дизайнер Мадонны…

— На хуй Мадонну, — сморщив нос, сказала золотая. — Потом такое короткое платьишко, металлическое, ну, знаете, из металлических кругляшек?.. это сейчас просто супер…

— Металлическое? — У продавщицы медленно заливалась краской голая шея.

— Ну да, да! Ты что, не в курсе! От Пако Рабанна! Старичок снова в фаворе. Добаловался железяками! Футуризм, йес! — Золотая выбросила вверх кулак.

Продавщица переварила это надменное «ты».

— У нас от Рабанна только вот… блузоны…

— Потом еще шокинг какой-нибудь! Ну, там от Нейл Барретт что-нибудь…

Продавщица стала уже густо-малиновой.

— От Нейл… Барретт?..

— У тебя кто хозяйка? — спросила золотая и взяла рукой продавщицу за подбородок. — Говори живо!

— Ольга… — Продавщица сглотнула. — Игнатьева…

— А, Оля Игнатьева! Вот пусть Оля тебя и выгонит отсюда с треском! Мне шокинг нужен обязательно! Что-нибудь из ряда вон! Все равно что! Готика! Гранж! Минимализм! Топлесс, но не для пляжа — для вечера! Юбка сзади длинная, спереди мини, грудь голая! Самый визг!