Александр Попов - Мама Белла

• Название: Мама Белла
• Автор: Александр Попов
• Жанр: Русская классическая проза

---

Попов Александр Мама Белла

Александр Попов

Мама Белла

очерки, статьи, заметки 90-х годов

Яблоневый сад

Урод нагрянул

Добрый дом

Рожица кривая

Мама Белла

Что пожнем?

Выговский

Голоса из прошлого

Мы -- советские?

Тают снега

Двадцать минут с Ангелом

В сердце всегда найдется место для любви

Ее величество цель

ЯБЛОНЕВЫЙ САД

Я попал в яблоневый сад в феврале. Пробегал меж серых яблонек ветер, дышало на землю яркими, но холодными лучами солнце. Дрожали кривые, тоненькие, колючие ветви. Отчего знобко и неуютно мне -- понятно, но почему же грустно?

А потому, видно, что есть у этого сада история -- простая-простецкая, но печальная.

Жили на Волынщине и Харьковщине мужики, с детьми, женами; хозяйственные были мужики, зажиточные. Но вздумалось кому-то в тридцатые годы назвать этих мужиков кулаками, врагами народа. Без суда и следствия отправили их в Восточную Сибирь на поселение. Попали в Батаму Зиминского района. Что поделаешь, надо жить, обживаться. Охи-вздохи беде не помощь. Год к году на батаминской земле -- хозяйство у каждого все крепче, зажиточнее. Землю вспахивали и засевали, в совхозном пруду карпов разводили, -- да что описывать: обычные крестьянские хлопоты. Разбили гектара на полтора яблоневый сад -- памятный узелочек о "рiдной" Украине. Весна -- и в белом, розовом тумане нежного цветения яблони и вишни, смородина и рябина. "Славно!" Особенно яблоньки радовали глаз: "Девицы, умницы!" Люди рады, земля и солнце рады. Пчелы медоносят. Но вот оказалось, что не все люди довольны, а чем недовольны -- по сей день непонятно. Однако вели себя достаточно определенно, открыто: как-то поутру арестовали тридцать шесть батаминских мужиков и после недолгой церемонии суда чернокожаной троицы --рас-стре-ля-ли.

Не стало на батаминской земле тридцати шести хозяев, тружеников. Обмелел и "запескарел" -- карп словно бы испарился -- пруд, зарастал травой и славный яблоневый сад. Деревья стали расти уродливыми изломами, яблочко год от году все кислее и неказистее. Так, мало-мало ухаживали за кустами, а в последние десять-пятнадцать лет забросили сад: и без него, мол, забот, как мух, -- не отобьешься никакой хлопушкой.

Да, хозяина не стало.

Но не о саде я хотел рассказать тебе, читатель, а о батаминской школе. Однако живет в моем сердце яблоневый сад: не мог с других слов начать.

А школа в Батаме хорошая. Добротное кирпичное здание. Разговариваю с директором -- Валерием Ивановичем Лашуком. Невысокий, крепкий мужчина за сорок, духом и плотью крестьянин, а потому и недоверчив ко всякого рода "праздным" визитерам. Но приехал я к нему затем, чтобы познакомиться с первой в Иркутской области школой молодых фермеров, порадоваться за ее создателей, а потом и другим помочь с организацией таких учебных заведений.

-- Что же вам рассказать о школе? -- раздумчиво начинает Валерий Иванович, сильно скрепляя в замке пальцы, словно помогая ими выжимать из себя слова. А идут они тяжеловато, как у всякого немногословного занятого человека. -- Когда-то школа была церковно-приходской, потом -- семилеткой, а теперь -- учебно-производственный комплекс: детский сад, средняя школа, филиал ПТУ.

-- А не обуза для вас детский сад? Зачем он вам?

-- Не-е! Мы хотим выйти на модель крестьянской семьи. В ней как? Дети разных возрастов -- один другому помощник. Вот и у нас разновозрастные производственные отряды. С малолетства эти дети с нами, со всеми -- миром живем, помаленьку втягиваем в крестьянский труд...

Долго беседовали с Валерием Ивановичем. Он показал мне свое большое хозяйство. Школа, оказывается, владеет шестьюдесятью гектарами земли, восемью единицами техники -- тракторами, комбайнами. Урок труда в школе отменен, но программные темы все же изучаются. Где и как? Довольно просто: в семье, с матерью и отцом, с дедом и бабкой. И этот своеобразный домашний учебный процесс контролируется и направляется школой. Никаких указок и другой чепухи дети теперь не изготавливают, а только то, что пригодится в жизни -- дома, в семье. Справедливо? Так же проста и незатейлива и система подготовки фермеров и сельхозрабочих: после окончания девятого класса дети могут пойти в фермерскую школу, -- она находится в этих же стенах. Им предлагается две ступени. Первая: осваиваешь два года сельскохозяйственные профессии без общешкольных дисциплин -- получаешь квалификацию сельхозрабочего. Вторая: два года изучаешь сельхозпрофессии и общешкольные дисциплины, а потом год в 12-м классе наращиваешь через практику под руководством педагогов профессиональные навыки и знания -- на ферме, в поле, в саду, на пасеке, в швейном цехе и гараже. В результате выдают сертификат на право ведения фермерского хозяйства.

-- Сколько же человек учатся на фермеров? -- спрашиваю.

-- На сельхозработников -- пятеро, а на фермеров -- трое.

"Трое? Всего трое!" -- Я разочарован, недоумеваю.

Помолчали. Еще поговорили о том, о сем. А разочарование и недоумение все не рассеиваются. Я надеялся услышать, конечно, не о трехстах воспитанниках, а хотя бы о тридцати.

Чуть позже я разобрался в своих чувствах: мы так когда-то привыкли к большим цифрам -- нередко дутым, -- к гигантизму, многолюдству, переполненности, другим невеселым несуразицам, что уже в скромном, малом не видим значимого.

Ну и что же, что три? Во-первых, это начало. Во-вторых, кто сказал, что такие школы, в которых готовят работников индивидуального хозяйствования, должны быть большими, людными? Да и вообще, что за воспитание в многолюдстве, толкотне? И я склоняюсь к мнению, что в Батаме стоящий вариант наполняемости фермерской группы. И уже радуюсь: хорошо, что мы начали с троих! Неспроста говорят: Бог любит Троицу.

А к фермерству, к крестьянскому труду в школе, к слову, готовят всех детей, а не только этих восьмерых. Все ученики объединены в бригады. Создается учебно-фермерское хозяйство, в которое войдут столярный цех по производству мебели, туесов и других предметов народных промыслов, кроликоферма, пасека, пруд. И -- сад. Яблоневый сад.

Да, тот самый сад, который заложили волынские и харьковские поселенцы. Он заросший, неухоженный, яблоки, говорят, рождаются очень кислые --выродились.

Напоследок я пришел в сад. Он отгорожен от мира забором, -- ему, наверное, одиноко. Ветер качает веточки. В округе тихо-тихо. Но где-то в стороне заговорили мужики, и я хочу сказать им:

"Тише. Сад спит. Ему надо набраться сил. Ему скоро придется много работать с людьми и для людей".

И хочу сказать саду:

"Потерпи еще немного. К тебе скоро придут новые хозяева, и твои яблоки снова будут сладкими и желанными".

Но сад спит. И я ухожу молча.

УРОД НАГРЯНУЛ

Долго и неспокойно размышлял, можно ли назвать словом "мульткультура" тот многоцветный, тропический ливневый поток западных мультфильмов в кино-, видео- и компьютерных вариантах, который несколько лет назад принесли ветры перемен в Россию и который буквально обрушился на незащищенные головы наших детей? Наверное, можно так широко, глобально охарактеризовать это явление современной жизни -- мульткультура, потому что она настойчиво, напористо, без роздыха пропитывает духовные, интеллектуальные запросы и капризы подрастающего поколения. Но что потом? А потом идет с ними по жизни, вгрызшись в душу, видоизменившись, утвердившись в каких-то взрослых проявлениях.

По-настоящему любящий родитель хотя бы немного, но строг со своим ребенком. А если с тем же "любящим" взыском взглянуть на то, что дети видят и слышат в мультфильмах?

Все мы, и стар, и млад, увлекались западными мультфильмами. Помнится, сначала, на заре этих непростых 90-х, было чрезвычайно интересно: "Вот они какие, мультики на Западе! Отличаются от наших, да еще как". Нередко с азартом мы смотрели многокилометровые истории о привидениях, о приключениях Тома и Джерри, о космических войнах, -- да, впечатляло, порой притягивало и даже заражало. Но в человеке, в котором надежно, умно засеяно хотя бы с десяток зерен от всегда благодатной национальной культуры, зерен лучших, высшего сорта, провеянных на ветрах исторических и личных, сбереженных от дыхания плесени или огня, в таком человеке уже на какой-то недалеко убежавшей вперед энной серии начинает в сердце закисать скука. Причем нередко начинаешь скучать так отчаянно, невыносимо, что если не дети -- щелк выключателем: "Хватит!" Но сдавливаем в себе протест, сминаем гнев и с интеллигентской старательностью начинаем обдумывать: "Как же, собственно, по-настоящему оценить то, что мы увидели и услышали?"

Да, исстари привыкли мы ко всему заморскому относиться с почтением, даже с некоторым пиететом, но вот незадача -- потянуло на гнев, на злое слово. Призадумался исторически робкий культурный российский обыватель: "Скажу что-нибудь не то да не так -- обвинят меня, назовут дураком. Надо подумать!"