Хидыр Дерьяев - Судьба (книга вторая)

• Название: Судьба (книга вторая)
• Автор: Хидыр Дерьяев
• Издательство: Туркменское издательство
• Жанр: Роман
• Год: 1964

Во второй книге романа «Судьба», X. Дерьяев охватывает период 1916-17 гг. Тот же аул, те же герои, но иное время. В России назревает революция. Эхо её набата докатывается до городов и сёл далёкой Туркмении. Активизируются русские рабочие, неспокойно среди бедняков-дайхан.

Автор широко показывает пробуждение народных масс в борьбе за свободу и лучшую долю.

---

— Ладно! — угрюмо промолвил Торлы. — Где искать твоего брата?

— Не скажу, потому что сама не знаю. Он, бедняга, бродит, как бездомный каландар, и нет у него постоянного места, где можно было бы преклонить голову.

— А непостоянное есть?

— Не знаю… Разыщи в нашем селе тётушку Огульнияз — она поможет. Или, постой, лучше сына её Клычли найди! Он — друг Берды.

— Это тот Клычли, что на Абадан женат, на дочке Аннагельды-уста?

— Да-да, он самый!

— Ладно, найду его, донесу твою весть. Только ты не говори мне: «Спасай свою голову!» Я, кажется, начинаю разбираться до конца во всех этих делах. Они знают, что соль — дешева, но ещё не знают, какая она тяжёлая. Пусть попробуют взвесить, если подставили весы!

— Довольно вам о плохих вещах говорить! — сказала Курбанджемал. — Если от слова «мёд» во рту не становится слаще, то от слова «соль» губы всё равно сводит. Давайте пить чай и говорить о чем-нибудь более приятном.

— Давайте, — согласился Торлы, придвигая к себе чайник и делая «кайтарму», как в шутку называют процесс переливания чая в пиалу и обратно в чайник, чтобы заварка делалась крепче. — Чай всегда полезен, особенно после разговора с женщинами.

— Насчёт женщин ты не остри!

— Хочешь сказать, что вы острее?

— Пей чай, пожалуйста, пей! Просвежи свою мутную голову.

— Чай я выпью, но ты мне ответь на вопрос, не прячься, как ёж в свои колючки.

Узук посмотрела на них светлыми глазами и смахнула с ресниц непрошенную слезинку, капнувшую в пиалу.

— Эй, осторожней! — в притворном испуге закричал Торлы. — Зачем чай солишь? Это туркменский чай — не киргизский!

— Пусть лучше в чае соль, чем в сердце, — сказала Курбанджемал.

— Счастливые вы люди! — улыбнулась Узук. — Дружно живёте и весело.

— Не унываем! — самодовольно подтвердил Торлы и подкрутил ус. — Но отвечать моей гелин-бай всё равно придётся!

— Что тебе отвечать! — отмахнулась Курбанджемал. — Назови мне такого джигита, как Сульгун-хан!

Торлы иронически присвистнул:

— Это которая разбойничает на большой дороге?

— Не только разбойничает! Многие люди благословляют её имя!

— Те, которые вместе с ней караваны грабят?

— Те бедняки, которых она спасает от голодной смерти! И вообще, я просила говорить о чем-нибудь весёлом, а ты — всё своё!

— Тогда давайте встанем на колени и дружно попросим у аллаха скорой и тихой смерти всему роду и потомству Бекмурад-бая, — сказал Торлы, подмигнув. — Более весёлого разговора я не знаю.

Каковы гости, таков и той

Уже вечерело, когда Торлы подошёл к аулу. День был облачным — выл надрываясь охрипший ветер, сквозь пыльную пелену багровело закатное солнце. За пылью не было видно аула, но он угадывался по собачьему лаю, такому же сиплому и усталому, как и вой ветра.

Свернув с дороги на узкую тропку, Торлы вскоре начал различать смутные силуэты кибиток. Они то появлялись, то исчезали, меняли очертания и создавали впечатление причудливой игры миража, а не реально существующих предметов.

Однако они были не миражом, и Торлы едва не налетел на одну из них, внезапно вынырнувшую из жёлтого марева пили. «Зайду, — подумал Торлы, — напьюсь, передохну. Может быть, хозяин подскажет, куда дальше идти».

Рукавом чекменя он отёр пыль с лица и бородки, снял тельпек, охлопал им себя с головы до ног, нахлобучил тельпек снова на голову и шагнул к двери кибитки.

Навстречу ему поднялся крепко сбитый рослый йигит, радушно ответил на приветствие. «Где я его видел? — размышлял Торлы, усаживаясь. — Я его определённо где-то видел!»

Хозяин крикнул кому-то в дверь, чтобы принесли чай, и сел напротив гостя. Они обменялись традиционными вопросами вежливости, посетовали на непогоду, помолчали.

Прикрывая рот яшмаком, вошла женщина с двумя чайниками. Она поставила чайники перед мужчинами, присмотрелась к гостю и вдруг отбросила яшмак в сторону.

— Оказывается это ты, Торлы? А я думала, чужой человек зашёл.

— Абадан? — обрадовался Торлы. — Ай, как хорошо! Значит, не заблудился я, попал куда шёл. А вас, должно быть, зовут Клычли? — обратился он к хозяину кибитки.

Тот подтверждающе кивнул:

— Да, Клычли.

— Хорошо! — ещё раз порадовался Торлы. — В этой пыли даже знакомые места разыскать трудно, а я на незнакомое сразу вышел. Вот что значит удача!

— Как там в селе? — спросила Абадан. — Все живы-здоровы? Кого-нибудь из наших видите?

— Отца твоего недавно видел.

— Как он себя чувствует?

— Как и все — и на земле следов не оставляет и на небо не поднимается. Постояли с ним на дороге немного, поговорили. «Как дела, Аннагельды-ага, с существованием?» — спрашиваю. «Пока ещё докучаем аллаху молитвами, — говорит, — Скоро перестанем докучать». «Неужто, — спрашиваю, — богатство вымолили?» «Вымолили, — говорит, — от дохлого ишака подковы! Раньше скакуном нашим ишак был, а нынче нет ни ишака, ни земли, ни хлеба». Сказал и пошёл.

— Разве папа бросил свою мастерскую?

— От мастерской теперь пользы — как от яичной скорлупы.

— Плохо идут дела? Или перестали люди украшения покупать?

— Сейчас весь народ на украшениях держится, — сказал Торлы и улыбнулся невольной шутке. — На базар пойди — одни украшения только и продают. Если хочешь стать богатой, Абадан, бери мешок зерна и иди на базар — принесёшь мешок золотых вещей.

— Зачем они мне! — вздохнула Абадан.

— Вот и люди то же самое говорят: зачем, мол, мне украшения, если живот от голода урчит. Такие времена настали, что полова ячменя — еда, а золото — что придорожный камень. Но баи пользуются сличаем, проклятые!..

— Когда они своё упускали! — заметил Клычли.

— Своё бы — ещё ладно! — подхватил Торлы. — Чужое гребут обеими руками! Такие подлые времена наступили, что хочется плюнуть и уйти, куда глаза глядят. На какой-нибудь дальний колодец уйти и пасти там овец, с овцами жить, чтобы человеческой мерзости не видеть!

— Не все люди одинаковы, — сказал Клычли. — Кто был человек, тот и в беде человеком остался. А мерзость, она и есть мерзость в любых условиях.

— Об этом и говорю! — Торлы стукнул себя кулаком по колену. — Никакой совести не осталось у баев и мулл!

— На пустом месте оставаться нечему. Остаться, братец, может только в том случае, если что-нибудь было.

— Верно говоришь! В любой аул сейчас пойди — кругом дети плачут, хлеба просят. Кто их голоса слышит? Богатые дают хлеб?

— Скорей у пса из пасти кость отнимешь, чем у богатого кусок хлеба.

— Нет, брат Клычли, они дают. Но как дают! За браслет, который стоит в худшем случае пять батманов пшеницы, они дают полбатмана джугары, — вот как они дают! У Бекмурад-бая всё богатство в доме смешано со слезами бедняков. А ишан Сеидахмед, который хорошо умеет отличать чистое от нечистого, бывает в доме Бекмлурада и ничего не говорит ему. Кто же остановит руку алчного, если даже высшие служители бога повесили на рты замок молчания?

Торлы выжидательно посмотрел на Клычли. Тот сказал:

— Разве сачак ишана Сеидахмеда чище, чем сачак бая Бекмурада?

Торлы удовлетворённо ответил:

— Согласен. Серый пёс волку брат. Что бай, что ишан — вкус один. Но думаю, что скоро в нашем селе весь скот и вся земля станут собственностью Бекмурад-бая и Вели-бая.

— В нашем ауле тоже есть свои бекмурады.

— У вас, думаю, не такие живоглоты, как наши. Нашим скота мало, земли мало, — нашим кровь человеческая понадобилась!

— Как тебя понимать?

— Так прямо и понимай, как я сказал! Узукджемал знаете?

— Знаем! Что с ней?!

— Пока ещё ничего, хотя от такой жизни, как у неё, у собаки глаза побелеют. Но её убить собираются? И не просто так убить, а вместе со мной. Убить и сказать, что нас «видели». Им не важно, что у неё ребёнок сиротой остаётся, им моих детей и жены моей не жаль… Не знаю, что будет дальше. Если бы у земли, по которой мы ходим, было хоть немножко сознания, она сразу же провалилась бы под ногами Бекмурад-бая!..

— Где слышал весть? — после непродолжительного молчания глухо спросил Клычли, не сводя глаз с побелевших суставов стиснутого кулака.

— Я их, вести эти, специально ловлю, — сказал Торлы, успокаиваясь. — Силками. Знаешь, как зайцев ловят? — Увидел, что шутка не принята, и посерьёзнел. — Сама Узукджемал весть принесла. Я и в дорогу вышел по её просьбе. Просила, чтобы брата её разыскал и ещё одного парня по имени Берды. Чтобы рассказал им обо всём. Где искать — не знаю, Каракумы велики, ко где-нибудь найду. Не найти нельзя — не привет несу, последнее слово, может быть, несу. Она ещё советовала мне спасаться самому, слышишь? Такое только женщина и может посоветовать!

Клычли помолчал, раздумывая. Абадан, неподвижная и мрачная, как ночной дух развалин, тоже хранила молчание.