Юрий Борев - Луначарский

• Название: Луначарский
• Автор: Юрий Борев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03304-7

Анатолий Васильевич Луначарский (1875–1933) был личностью многогранной и потому неординарной, и как подчеркивает автор в своей работе, отсюда и крайняя сложность в трактовке его позиции. Его называли романтиком и утопистом, он заметно выделялся среди других партийных функционеров своими идейными пристрастиями, сильно отличавшимися от российского варианта марксизма. Именно его мировоззрение, считает автор, делает Луначарского одной из самых противоречивых фигур в большевистском руководстве, наиболее подверженной критике со всех сторон.

---

— Товарищ Сталин, над Кремлем — созвездие Кассиопея!

— При чем тут Кассиопея?! Мы уже играем в другие игры.

Глава тридцать пятая ОШИБКИ 1920-х ГОДОВ СФОРМИРУЮТ БЕДЫ 1930-х

Многие работы Луначарского посвящены проблеме сатиры как рода литературного оружия. Он писал о Свифте, Гейне и Шоу, о Салтыкове-Щедрине, Гоголе и Грибоедове. Луначарский с интересом встретил советский юмор и сатиру: романы И. Ильфа и Е. Петрова «12 стульев» и «Золотой теленок», комедию «Мандат» Н. Эрдмана. Некоторое время в стране существовала сатира, направленная против существенных недостатков в жизни общества. Однако позже главным объектом сатиры стали управдом, продавщица, кондуктор трамвая — и ни-ни выше.

В газете «Советское искусство» (1931) была начата проработка Луначарского, «у которого неверная, немарксистская и неленинская система взглядов на литературу и искусство». Его еще назначают на ответственные посты, он стал академиком, а в 1931 году — директором Института русской литературы, он участвует в международных конференциях в Женеве и Гааге, однако из месяца в месяц все более и более ощущается, что он — деятель уходящей эпохи и плохо вписывается в социально-политическую ситуацию нового времени.

Когда поздним вечером Луначарский лег спать, уснуть ему долго не удавалось. В его памяти, видимо не случайно, застрял обмен репликами с Семашко:

— Двадцатые годы кончаются. Что ждет нас в тридцатых?

— Все, что посеяли в двадцатых, то и пожнем в тридцатых, — ответил Семашко.

Анатолий Васильевич много думал о том, какие ошибки и негуманные действия были совершены в 1920-е годы в ходе становления и развития советской государственности. И тут он вспомнил свое посещение Короленко в Полтаве в начале июня 1920 года. Писатель как раз об этом и говорил ему: предупреждал, что он и его товарищи сеют недобрые зерна, которые через годы дадут недобрые всходы. Об этом же писал ему Владимир Галактионович в письмах, на которые он, Луначарский, не ответил, и не только не ответил, но и не опубликовал ни при жизни писателя, ни после его смерти… Конечно, письма были излишне острыми. Однако содержали проблемы, обсуждение которых могло бы повлиять на движение всей жизни в стране, на политический климат. И Луначарскому с его почти фотографической памятью вспомнились строки из письма Короленко:

«Свободной печати у нас нет, свободы голосования — также. Свободная печать, по-вашему, только буржуазный предрассудок. Между тем отсутствие свободной печати делает вас глухими и слепыми на явления жизни. В ваших официозах царствует внутреннее благополучие в то время, когда сельская Украина кипит ненавистью и гневом и чрезвычайки уже подумывают о расстреле деревенских заложников. В городах начался голод, идет грозная зима, а вы заботитесь только о фальсификации мнения пролетариата. Чуть где-нибудь начинает проявляться самостоятельная мысль в среде рабочих, не вполне согласная с направлением вашей политики, коммунисты тотчас же принимают свои меры. Данное правление профессионального союза получает наименование белого или желтого, члены его арестуются, само правление распускается, а затем является торжествующая статья в вашем официозе: „Дорогу красному печатнику“ или иной красной группе рабочих, которые до тех пор были в меньшинстве. Из суммы таких явлений и слагается то, что вы зовете „диктатурой пролетариата“».

Примерно через десятилетие после критических заявлений и пророчеств Короленко прошла жестокая коллективизация с высылкой сотен тысяч зажиточных крестьян, объявленных классовыми врагами. Беднейшая часть крестьян была натравлена на зажиточную. А продовольственная ситуация в стране не решилась. Надвигались голодные годы. И Луначарский вновь вспомнил слова из письма Короленко:

«…народ, который еще не научился владеть аппаратом голосования, который не умеет формулировать преобладающее в нем мнение, который приступает к устройству социальной справедливости через индивидуальные грабежи (ваше: „грабь награбленное“), который начинает царство справедливости допущением массы бессудных расстрелов, длящихся уже годы, такой народ еще далек от того, чтобы стать во главе стремлений человечества. Ему нужно еще учиться самому, а не учить других».

Все это промелькнуло в сознании Анатолия Васильевича, однако уже привычное, выработанное годами двоемыслие вернуло его в привычное русло, проложенное пропагандой, которую он и сам строил и распространял в своих выступлениях. Советская пропагандистская машина, в управлении которой он и сам участвовал, основывалась на ряде идей: без раскулачивания невозможна коллективизация, без коллективизации невозможна индустриализация, а без индустриализации страна не сможет противостоять капиталистическому окружению и не выстоит в грядущей войне, которой не миновать. В цепи этих рассуждений были и абсолютно верные, и ошибочные звенья. Он не всегда различал их…

Анатолий Васильевич, привыкший к партийной дисциплине и приученный ставить общественное выше личного, отчитал сам себя: «Неужели во мне говорят какие-то личные обиды, или просто я взволнован тем, что покидаю уже привычный пост наркома просвещения? Ведь партии и тому делу, ради которого я жил и боролся, можно и нужно служить до последнего вздоха и на любом участке нашей борьбы». Внутренний монолог его слишком напоминал пафосную газетную статью, однако ему казалось, что в этих словах была правда осознанной им реальности и правда его самосознания. Он успокоился, хотя и остался грустен.

За кулисами жанра: факты, слухи, ассоциации

В России характер правителя есть и характер правления, и характер устройства государства.

* * *

В лирическом стихотворении «Луна» юный Сосо писал:

И знай, кто пал золой на землю,
Кто был так долго угнетен,
Тот станет выше гор великих,
Надеждой яркой окрылен.

Честолюбивая идея стать выше гор пройдет через всю жизнь Сталина. Во второй половине 1920-х годов он предложит Бухарину разделить с ним власть и возвыситься над всеми, как Гималаи.

* * *

В художественной среде встречаются талантливые и, быть может, самые благородные люди. Одновременно художественная среда самая гнусная, так как две трети ее — бездарные, неудачливые, претенциозные и обиженные судьбой графоманы. Несостоявшиеся художники и поэты ужасны: они претендовали на общечеловеческое внимание к их голосу, а на их писк не оглянулся даже сосед. Жажда славы гложет изнутри и разрушает. Сальеризм и смертельная ненависть ко всему, что выше посредственности, — удел этих авторов и суть их мировоззрения. Из неудавшихся художников рождаются диктаторы.

Муссолини был несостоявшимся поэтом и актером.

Гитлер — несостоявшимся живописцем.

Сталин и Мао Цзэдун начинали свою жизнь с попыток стихотворчества, и только абсолютная власть, к которой они прорвались, сделала их стихи предметом интереса сначала льстецов, а потом и современников.

* * *

Фельетонист «Правды» Г. Рыклин рассказывал:

«В начале 30-х годов состоялась встреча журналистов со Сталиным и другими руководителями партии и правительства. В конце ее мы сфотографировались. На фото я стоял рядом с вождем. Шли годы, и шли аресты. Хранить фотографии врагов народа было опасно. И я начал резать: вожди и журналисты постепенно исчезали с фото. В конце концов остались только я и Сталин. После XX съезда я отрезал Сталина и остался один».

* * *

Академик Шалва Нуцубидзе был человеком большой культуры. В начале 1930-х годов его упрекали в том, что он не освоил философские труды Сталина и все еще не перешел на платформу марксизма. Нуцубидзе отвечал: «Даже на вокзале только человек без багажа может легко и быстро перейти с одной платформы на другую. У меня же есть научный багаж».

Глава тридцать шестая ОПАСНОСТЬ НАЦИЗМА

Если не жертвовать здравым смыслом, ничего нельзя познать в алогичной истории мира. Кто не понимает прошлого, тот обречен на его повторение.

В начале 1930-х годов Луначарским был написан ряд статей, направленных против германского фашизма, — «Бесы», «Господин Блюм взволнован». Перед этим он выступает в подготовительном комитете будущей конференции по разоружению с предложениями, направленными на предотвращение новой мировой войны. Он участвует в написании введения к конвенции о разоружении и вносит важную поправку к статье первой главы первой конвенции, предлагая вставить в нее постановление об ограничении и сокращении обученных резервов. Луначарский указывает, что советская делегация настаивает на чрезвычайной серьезности этого вопроса. Аргументируя свое предложение, он подчеркивает, что отсутствие в конвенции указаний на меры по сокращению обученных резервов лишает конвенцию всякого значения. «Советская делегация считает важным, — подчеркивал Луначарский, — не столько формальное сокращение численности людей под ружьем, сколько действительные меры, способные затруднить подготовку к войне и сократить размеры разрушительных сил, которые могут быть брошены на поля сражений. Иначе говоря, советская делегация полагает, что наибольшую важность представляет общая сумма вооруженных сил каждого государства, которые оно сможет бросить в войну. В случае окончательного отказа от каких-либо мер к сокращению обученных резервов конвенция о разоружении приобретет еще более пустой характер, что и предопределит отношение к ней советской делегации».