Юрий Борев - Луначарский

• Название: Луначарский
• Автор: Юрий Борев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03304-7

Анатолий Васильевич Луначарский (1875–1933) был личностью многогранной и потому неординарной, и как подчеркивает автор в своей работе, отсюда и крайняя сложность в трактовке его позиции. Его называли романтиком и утопистом, он заметно выделялся среди других партийных функционеров своими идейными пристрастиями, сильно отличавшимися от российского варианта марксизма. Именно его мировоззрение, считает автор, делает Луначарского одной из самых противоречивых фигур в большевистском руководстве, наиболее подверженной критике со всех сторон.

---

Луначарский просмотрел поданную бумагу и рассмеялся:

— Да, академия, я вижу, в надежных руках!

Вежливо посмеялись и академики. Напряжение спало, и собравшиеся спокойно продолжили беседу.

— Минеральные богатства, — повел разговор Карпинский, — образуются в эволюционном процессе осадконакопления. Социальная революция не должна прерывать «осадконакопление» культурного пласта. Для меня как для геолога особо важно понятие культурной преемственности. Если революция не разрушает культурный пласт и не прерывает осадконакопление в нем — тогда я принимаю революцию. В противном случае я ее отвергаю.

Луначарский с радостным возбуждением ответил:

— Уважаемый Александр Петрович, вы говорите абсолютно то же, что говорит по этому поводу Ленин. Он, как и вы, за сохранение культурного наследия прошлого. Он как-то сказал мне: «Ученый придет к признанию коммунизма не так, как пришел подпольщик-пропагандист или литератор, а через данные своей науки. По-своему придет к коммунизму инженер, по-своему — агроном, по-своему — лесовод». Вот и вы, геолог, только что по-своему пришли к абсолютно марксистским суждениям и прекрасно их сформулировали.

— Боюсь, что наши академики, узнав, что я абсолютный марксист, даже при полной лояльности к новой власти не оставят меня в президентах.

Все рассмеялись, и пуще всех — Луначарский.

Ученые и нарком расстались дружески. Было решено в ближайшее время провести общее собрание Академии наук, а затем вновь встретиться.

Провожая академиков, Луначарский вышел в приемную и увидел там невысокого человека на костылях. Это был почетный академик, бывший сенатор, действительный тайный советник, член Государственного совета, кавалер самых высоких орденов Российской империи, знаменитый юрист Анатолий Федорович Кони. После обмена приветствиями Луначарский, пригласив гостя в кабинет, прямо спросил:

— Ваше бывшее превосходительство, а ныне гражданин Кони, согласны ли вы служить народу и революции?

— Мне, оппортунисту, который всегда соизмерял свои шаги соответственно духу медлительной эпохи, в которую я жил, ваши цели кажутся головокружительными.

— Могу ли я понимать, Анатолий Федорович, что вы приняли революцию? Ведь царская власть была несправедлива и к народу, и к личности.

— Это верно, Анатолий Васильевич, однако были и исключения. Помню, как монарх однажды восстановил справедливость. Дело обстояло так: за бедной француженкой, приехавшей в Петербург, стал волочиться молодой повеса. Юная француженка объяснила ему, что признает любовные отношения, лишь осененные законным браком. Повеса повел француженку в церковь. Здесь он заказал молебен во здравие царя. Юная иностранка приняла эту церемонию за русский свадебный обряд и посчитала себя законной женой. «Медовый месяц» прошел счастливо. Затем «жена» узнала, что она обманута. В момент прогулки самодержца француженка бросилась ему в ноги и рассказала свою историю. Нарушая церковный устав во имя восстановления справедливости, император приказал: «Считать молебен бракосочетанием!»

Луначарскому не понравился рассказ Кони.

— Анатолий Федорович, обычно в суде вы были прокурором, а как судить царя — вы адвокат! На совести русского самодержавия столько крови и несправедливости, что даже вы с вашим красноречием его не оправдаете.

— Что теперь судить? — вздохнул Кони. — Народ осудил самодержца. Царь отрекся от престола… Это я так… вспомнил…

И Кони, не без ностальгии о прошлом, согласился служить революции. Это была маленькая победа народного комиссара в деле привлечения интеллигенции на сторону новой власти.

Попрощавшись с Кони, Луначарский углубился в работу.

Ровно в полдень, к крайнему удивлению Анатолия Васильевича, в его кабинете появился парадно одетый дворцовый лакей. Особым чутьем, которое дано только хорошо вышколенной челяди, он угадал в Луначарском высшее лицо новой администрации, расположившейся в Зимнем дворце. Он обошел все залы и кабинеты, в которых работали наркомпросовцы, приглашая «уважаемых господ» на «фриштык». Лакей особенно торжественно пригласил «фриштыковать» Луначарского. Нарком не понял, о чем речь, и переспросил:

— Куда вы нас приглашаете?

Слуга с любезным величием поклонился и почти торжественно сказал, видимо заранее осведомившись и об именах и отчествах, и о субординации:

— Анатолий Васильевич, Юрий Николаевич, вместе с другими уважаемыми господами пожалуйте фриштыкать.

Видя, что его не поняли, лакей пояснил:

— Завтракать приглашаем, кушать подано.

Теперь не понять было уже трудно, а отказаться — еще труднее. Полуголодные наркомпросовцы были приятно удивлены и обрадованы таким неожиданным приглашением. Луначарский тоже заметно оживился. В Смольном в эти дни в лучшем случае можно было получить чай с черным хлебом и как особый деликатес чечевичный суп и селедку.

И вот Луначарский с Флаксерманом и еще пятью наркомпросовцами, возглавляемые лакеем, двинулись по длинному коридору на другую половину дворца. Слуга привел всех в большую комнату, которая, как потом выяснилось, была царской столовой. Здесь по традиции, которой было, по-видимому, не менее полутора веков, стоял стол под белоснежной скатертью, накрытый на восемнадцать кувертов. Серебряные вилки, ножи и ложки, императорского фарфорового завода тарелки и супницы, хрустальные рюмки и бокалы — все было осенено эмблемой власти — двуглавым орлом. Около каждого прибора стояла белоснежная накрахмаленная салфетка. Молчаливо и строго, величественно и услужливо, бесшумно и ловко ходили вышколенные лакеи и обносили гостей телячьими отбивными, а желающим предлагали ильменского сига под винным соусом, от которого ни у кого не хватило решимости отказаться.

После обеда Луначарский сел за письменный стол, попросил его не отвлекать и стал писать воззвание к учительству.

В конце рабочего дня, ровно в 6 часов вечера, появился тот же лакей и пригласил коллектив сотрудников, к этому времени уже по меньшей мере утроившийся, отобедать. На этот раз за великолепно сервированным столом было тесно от голодной наркомпросовской братии и даже на девятнадцатую персону пришлось ставить еще один прибор, что было проделано не только без всяких возражений, но и расторопно, совершенно бесшумно и несуетно.

На обед были поданы бульон с пирожками, «царская» рыба ряпушка, мясо, дичь, красное и белое вино, на десерт — персиковый компот.

Все эти яства были очень быстро уничтожены. Медленнее всех ел Юрий Николаевич, и, когда все уже были готовы встать из-за стола, он еще задумчиво доедал десерт. Наконец, не выдержав соревнования совести и желудка, он спросил:

— Что все это значит?

— Не знаю, — смущенно ответил Луначарский, будто это он организовал все это роскошество. — Позовем метрдотеля и наведем справки.

Пришел представительный человек с еще более церемонными манерами, чем у лакеев. Понимая, что лишь чрезвычайные обстоятельства могли заставить вызвать его, он взволнованно осведомился, нет ли каких-либо претензий у «уважаемых господ».

— Откуда у вас все это? — спросил Луначарский, обведя широким жестом стол.

— Из гофмаршальской части, Анатолий Васильевич, — учтиво ответил метрдотель, вновь поражая всех тем, что точно знал, кто есть кто.

— Что это за гофмаршальская часть?

— Гофмаршальская часть — обслуживание царской семьи, — охотно объяснил метрдотель. — Все повара и лакеи, стационарные и передвижные, числятся за гофмаршальской частью.

— Что за передвижные повара и лакеи?

— Если их величество царь куда-либо уезжать изволили, то с ними отправлялись передвижные повара и лакеи.

— Царь вот уже восемь месяцев как низложен. И что же, эти порядки существуют до сих пор?

— Порядку сему, почитай, два века. Так что все на своем месте и ныне. Господин Керенский весь порядок царского двора сохранили. Передвижных лакеев также не изволили уволить. Сегодня гофмаршальская часть снабжает служащих ведомства дворца, а также семью низложенного монарха, содержащуюся в Царском Селе.

— Сколько же человек в гофмаршальской части?

— Почитай, без малого пятьсот душ.

Луначарскому, видимо, картина уже была ясна, и он прекратил расспросы, но Юрий Николаевич, все еще не вполне понимая происходящее, спросил:

— Откуда же гофмаршальская часть достает продукты? Ведь кругом голод!

Метрдотель удивился столь странному вопросу:

— Как откуда? Доставляют поставщики его величества соответственно договору, заключенному на весь 1917 год. Деньги вперед уплачены.

Тут Юрий Николаевич Флаксерман вскипел и высказал возмущение по поводу все еще не отмененных вековых порядков:

— Анатолий Васильевич! Пятьсот лакеев! Гофмаршальская часть! Царские обеды! С ума можно сойти! Завтра же я все это ликвидирую!