Елена Лирмант - В поисках Белого города

• Название: В поисках Белого города
• Автор: Елена Лирмант
• Жанр: Фэнтези

«Все, что ни делается, все — к лучшему» — я никогда не верил этому постулату. А тогда тем более. Казалось, весь мир был против меня: меня обвинили в том, что я не совершал, хотели отправить на тот свет, но потом сжалились и послали умирать на чуждую агрессивную планету, где, увидев меня, смерть радостно распахнула свои объятия. Но нелепая случайность позволила выскользнуть из ее холодных, мертвых лап. И я оказался один на один с неизвестностью и ненавидящей нас — мидгарцев — средой. Сначала мне было страшно, потом любопытно, и, под конец, я стыдился того, что принадлежу к высшей цивилизованной расе.

---

Елена Лирмант В поисках Белого города

Часть I

Глава I

— У вас только два выхода, сказал человек с бегающими глазами и тихим голосом. — Или лететь на Раттею или пожизненное заключение. Поверьте мне, в интонации появилось нечто доверительное, — тюрьма для вас будет адом. Вы — ботаник, и не только в смысле профессии, но по сути своей, а там, такие как вы более года не выдерживают. Не надо быть ясновидцем, чтобы предсказать вашу судьбу. Это будет петля где-нибудь в туалете, или сломленная психика на всю оставшуюся жизнь.

Нервы мои были напряжены так, что каждое слово я воспринимал как удар кнутом.

— Ну, что же вы молчите. Я же хочу помочь вам?

— Хороша помощь! В чем разница повеситься дома или сойти с ума на Раттее? — не выдержал я, усталость от бесконечных разговоров брала свое. — Ведь вам надо, чтобы я полетел на Раттею, разве не так? Я конечно не специалист в таких вопросах, но вы меня провели через многочисленные тесты, два месяца держали в больнице, что-то сделали с моей головой, я более чем уверен, все это — не для того, чтобы отослать меня в обыкновенный тюремный лагерь. Будьте честными, в конце концов! Что вам нужно от меня?

Лицо моего визави напряглось, как у рыбака, когда тот увидел, почувствовал, ощутил напряжение лески. Голос стал еще тише. — Ваше добровольное согласие.

— И вы снимите с меня все обвинения? — насторожился я.

— Конечно! Правда, не сразу. Если вы поможете своей стране, то дело, возможно, будет и пересмотрено.

— А не кажется ли вам, что мне было бы вольготнее лететь на чужую агрессивную планету, сознавая то, что здесь дома моя честь будет восстановлена? Тем более, как я полагаю, вы прекрасно осведомлены, что моей вины в том, что произошло в Институте, нет.

— Мне трудно судить. Я не судья. Ваша вина доказана, присяжные утвердили приговор. Вас видели на месте преступления, свидетель утверждает, что собственными глазами наблюдал, как вы что-то делали около канистры с бензином. А потом пожар в здании Института. Погиб человек. Огромный урон государству. В огне погибли важные документы, новые разработки, конспекты, понадобятся годы, чтобы все восстановить. А в нашем новом положении, когда мы только вошли в Кольцо миров, потеря новых разработок недопустима. Мы должны быть на уровне. Так что, ваша вина несоизмерима ни с чем… — он грустно покачал головой.

— Перестаньте ёрничать, — прохрипел я. Но тут стул подо мной закачался и опрокинулся. Я упал на спину, больно стукнувшись головой о цементный пол.

— Ой, как же вы неловки… — следователь поднял меня за шкирку, ловко подцепив ногой стул, поставил его на место, ткнул меня на сидение и прижал горло локтем к спинке. — Не надо сердиться, не надо кричать, надо быть благоразумным и сообразительным. Вот ручка. Поставьте свою подпись здесь и здесь, где галочки. И вы свободны…

Так я оказался на Раттее. Что я знал о ней? Раттея вторая из пяти планет, вращающаяся вокруг звезды Иараль, которая находится в нижней части одного из рукавов галактической системы Свати, как говорят сами раттерианцы. Она представляет планету идентичную по своим параметрам с моей родной землей. На ней только один материк, омываемый со всех сторон малосоленым океаном. В рельефе материка преобладают плоскогорья и горы, центральная же часть обладает множеством небольших плато, уютно разместившиеся между складками гор, и сверху напоминающие соты неправильной формы. Большая часть территорий покрыта лесами и изобилует множеством озер и рек.

Наши первые исследовательские космические корабли достигли ее лет пятнадцать назад. И каково же было их удивление, когда жители ее оказались точной копией нас самих, точнее сказать представителей Севера — светловолосые, мало эмоциональные и малообщительные. Их социальный уклад смахивает на средневековье. Они ведут натуральное хозяйство, не имеют денег, обмениваются товарами собственного производства. Но их быт хорошо организован.

Раттерианцы предстали перед нашими космонавтами, сдержанными в общении, не любящими пустого разговора, очень осторожными, но умеющими держать слово. Они поражали своей дисциплинированностью, но с другой стороны были приветливыми, правда не терпящими фамильярности и панибратства, умеющими ценить искренне дружеское отношение. Так было написано в СМИ впервые годы общения между двумя планетами.

Но со временем, интонация рассказов переменилась и окрасилась в мрачные тона. Оказалось, что реттерианы коварны и жестоки. Они, по неясным для нас причинам, вдруг отказались с нами общаться, предлагали много раз убраться восвояси, но так как сами заключили с нами договор об аренде своей земли под нашу базу, ждут, когда истечет время аренды. А сами окружили нашу базу глухой стеной неприязни, и отказываются от общения. Лет десять назад на нашей базе произошла трагедия — странным образом погибли все до одного человека. Тогда было много кривотолков, военные предлагали отомстить и устроить несколько точечных ударов по реттерианским поселениям, чтобы в другой раз им было неповадно убивать гостей. Но правительство изо всех сил старалось успокоить всех возмущенных, описывая какие тупые, жестокие варвары эти аборигены Раттеи, и что мы представители высшей цивилизации должны терпением и примером доказать необходимость и выгоду сотрудничества. Дело замяли, база осталась, но нашу помощь эти варвары от нас так и не приняли, отказываясь от всех, даже самых выгодных для них предложений. Потом пронесся слух, что на Раттее пропало несколько человек, в основном молодые перспективные ученые, и снова поднялась волна негодования. И вновь наше мудрое правительство оставило этот инцидент без последствий. Только на базу запретили доступ ученым, там поселились военные, а в последнее время стали ссылать уголовников. Одним из таких был я…

База была расположена на горном плато. Это была комфортна тюрьма, с отдельными комнатами со всеми удобствами, с возможностью свободно перемещаться по всей территории, но обнесенная четырьмя рядами колючей проволоки с восемью вышками. На ее территории было четыре здания — жилые помещения, офисные здание, лаборатория и развлекательный центр. Распорядок дня был такой: утреннее построение и перекличка, потом уборка территории, боевое дежурство, ежедневный медицинский осмотр. А в остальное время — свобода действий. Досуг был хорошо продуман. Днем спортивные игры. Вечерами различные мероприятия. Так по понедельникам — День искусств. Доморощенные поэты, писатели и художники делились своим творчеством. Вдоль стен выставлялись картины, в основном абстрактные. А поэты читали свои стихи. Одно стихотворение так напугало меня, что я стал пропускать сии посиделки. Не помню точно, как оно звучало, но смысл такой: «две луны как соски любимой вгрызаются в мою душу…» С детства я обладал буйной фантазией, и, представив себе, как грудь женщины превращается в двух зубастых монстров, плохо спал ночь. По средам «Философские посиделки». Начинались они с какого-нибудь нехитрого вопроса, который озвучивал директор нашей лаборатории: что есть свобода, или что такое родной дом. Заканчивались, как правило, одинаково. Каждый хотел рассказать о себе, о своих страданиях и несчастьях, о том, какой он хороший, и никто его не понимает. Случайно задевался словом кто-нибудь из присутствующих, потом следовало выяснение отношений и всеобщий мордобой. «Посиделки» пользовались непонятной для меня популярностью. Их я тоже избегал. Ну а по субботам «Юмор для всех». Шутки ниже пояса, много мата и пошлости. Конечно, это лично мое мнение. Ну, и раз в месяц театр. Как же без него! Пьесы самодеятельные. Местные драматурги писали пьесы о благородных мачо и коварных раттерианцах. И, конечно же, мачо всегда побеждали, а тупые и злобные местные аборигены были биты под общий хохот. А в остальное время, любимым местом было кафе, где по стенам развешены сорок два видеоэкрана. И каждый мог смотреть до одурения свой любимый фильм. Репертуар был не очень разнообразным, в основном это детективы, триллеры, фантастика и мелодрамы для женщин. И снова герой одиночка, горы трупов, и поцелуй на глазах у всего мирового сообщества.

В юности я мечтал стать то поэтом, то художником, но все мои попытки творчества были столь наивны, высокопарны и избиты, что я отказался от них. Здесь же вокруг меня все были или гении, или пииты, или живописцы, или того хуже сатирики. С самомнением, выпиравшим из них из всех щелей, они выходили на подиум и выкрикивали банальную пошлость, и все находящиеся в комнате им рукоплескали, не исключая даже лагерное начальство, я имею в виду директора лаборатории, нашего доктора и помощника коменданта. Даже те, кто приехал со мной и в первое время морщили носы, уже через неделю вошли во вкус, и рукоплескали не жалея ладоней, а то и сами лезли со своими виршами. Но все фибры моей души не воспринимали подобных шедевров. Конечно, я не специалист, и если, кому-то это нравится, значит, — нужно! А потом каждый имеет право на самовыражение! С другой стороны, если у этих людей отобрать подобную терапию искусством, они же перегрызут друг друга. Но подобные мысли не только не успокаивали меня, но наоборот, вызывали почему-то настороженность, а временами страх! Что-то во всем этом было неправильным. Что я не понимал. Принять не принял. И так как подобные мероприятия вызывали у меня отторжение, участвовать в них отказался, поэтому незаметно для себя был выдавлен из благодушного сообщества базы. Меня просто перестали замечать. Я стал никем и ничем с ярлыком бесталанного остолопа. Сначала я растерялся, потом испугался, но вскоре испуг перерос в злость на себя самого. Мне ли внуку охотника бояться одиночества? Моя цель здесь — выжить, средство — занять голову и руки. А значит вплотную заняться тем, что я умею — выращивать цветы.