Тамара Пономарева - Потаенная любовь Шукшина

• Название: Потаенная любовь Шукшина
• Автор: Тамара Пономарева
• Жанр: История

---

- Играй генерала!

То есть изображай значительное лицо. Позже этот "генерал", когда обнаруживается кража, трусливо начинает валить все на других. Шукшин, подметив в жизни, что с трагедией рядом подчас присутствуют и комедийные моменты, в свое время ввел этот штрих в фильм "Живет такой парень". И в "Печках-лавочках" он продолжил эту традицию.

"...Женщина, перед которой я виноват"

Не случайно, конечно, фильм "Печки-лавочки" снимался на Алтае, который, как магнит, тянул всякий раз Василия Макаровича к себе, как только он начинал очередное большое дело - новую картину. И в трудный миг, когда его лишили права на долгожданное детище - "Я пришел дать вам волю",- он согласился на постановку односерийного фильма, чтоб не оказаться в простое, и уехал на Алтай, чтоб отдышаться, прийти в себя.

Однажды во время съемок фильма они проезжали с Анатолием Заболоцким по Чуйскому тракту. Минуя поселок Майму, Шукшин вдруг тихо и задумчиво, с тайной печалью произнес:

- Здесь живет моя любовь, моя первая жена. Это единственная женщина, перед которой я виноват.

Конечно, он вспоминал Марию Шумскую.

Брак их, как убеждают меня разного рода исследования, до конца жизни не был расторгнут, как с той, так и с другой стороны. И выходит, действительно, известный всему миру и отечественной культуре человек оказался как бы "двоеженцем". Одна жена перед Богом, вторая - перед людьми.

Приезжал Василий Макарович не только, чтоб набраться сил от родной земли, прийти в равновесие от тех грозовых ударов, которые попадали и напрямую, и рикошетом в него, но и чтобы напомнить о себе той, что отвергла Василия, не приняв изменчивого, противоречивого мира искусства, где все переливается, жжет глаза, а порой и чью-то душу, и нет там и не может быть никакого постоянства!

Мария была из жизни, где условность касательно любви не принималась: или "любишь", или "нет". Как при гадании на ромашке - земном цветке. А возлюбленный бродил в поднебесных храмах, где все были молоды, красивы, ничем не обязаны друг другу. Кончился брачный сезон и разлетались кто куда. Прекратились съемки и каждый отправился восвояси - искать нового приключения, новых радостей или печалей, утверждая мир, созданный внутри себя.

"Все знаменитые люди вышли из деревни..."

В Шукшине не переставала ныть одна струна, не давая покоя. Она постоянно напоминала о себе своим язвительным смыслом.

И во ВГИКе и после вуза в судьбе В. М. Шукшина всегда жило напряженное отношение с определенными кругами. Конфликт с ними переходил в творческое поведение: Василий Макарович был постоянно в напряжении, готовый к отражению атак.

Конечно, это не могло не оставлять следа и в душе, и рубцов на сердце.

Вспомните, как в киноповести "Печки-лавочки" Иван Расторгуев отвечает командировочному, пытающемуся снисходительно-насмешливо поучать едущего на юг героя:

- Деревенские свои заимашки надо оставлять дома. Надо соответственно себя вести. Вы же не у себя в деревне.

Иван дает ему точное определение:

- Профурсетка в штанах.

Герои произведений Василия Макаровича вместе с автором постоянно в обороне, никогда не вылезают из своего окопа, будто навсегда прописались там. Вот, пожалуйста, еще пример:

А в чем дело вообще-то? Да если хотите знать, почти все знаменитые люди вышли из деревни. Как в черной рамке, так смотришь - выходец из деревни. Надо газеты читать! Што ни фигура, понимаешь, так - выходец, рано пошел работать.

Шукшин продолжает отстаивать незыблемость духовного поля, исследовать процесс оттока населения из деревни, ломку устоявшегося сознания и потерю самобытности деревенского жителя, которого бросили безжалостно в очередной раз под колеса "машины времени".

Шукшину важна ясность в человеке:

Ведь в деревне весь человек на виду.

Вот почему все мои герои живут в деревне. Я не могу ни о чем другом рассказывать, зная деревню. Я был здесь смел, я был здесь сколько возможно самостоятелен; по неопытности я мог какие-то вещи поначалу заимствовать, тем не менее я выбирался, на мой взгляд, весьма активно на, так сказать, однажды избранную дорогу. И в общем-то, мне кажется, я не схожу с нее, то есть темой моих рассказов и фильмов остается деревня.

Первый сборник "Сельские жители" (1963 г.) был встречен критикой в общем-то дружелюбно, с пониманием.

Писатель М. Алексеев назвал свою рецензию на книгу Шукшина "Очень талантливо", критик В. Софронова - "Талант души", критик Э. Кузьмина "Прочная основа". Уже по одним названиям статей известных в литературе имен можно судить, что писатель Шукшин больше приходился ко двору в литературе.

Не имеет смысла эти рассказы расшифровывать в биографической книге она не критическая и не литературоведческая,- но следует отметить, что не все рассказы этого сборника равноценны и художественно убедительны.

Здесь важно другое: книга Шукшина была сразу замечена. В ней известным писателем и состоявшимися критиками отмечено положительное, яркое, самобытное, правдивое, запоминающееся.

Молния всегда бьет в самое высокое дерево

Именно во время съемок фильма "Печки-лавочки" приехал Василий Макарович в Сростки специально за матерью на "Волге". Сказал с хитрецой:

- Поедем, мама, посмотришь, как кино делается.

Не догадалась Мария Сергеевна, к чему сын ее драгоценный клонит, отнекивалась, ссылаясь на хозяйство, которое без присмотра в деревне нельзя оставлять. Тогда Василий придумал другой трюк. Сказал матери, что киногруппа хочет приехать в дом Шукшиных, посмотреть, как они живут.

- Устали они у меня, мама, отдохнуть, прийти в себя перед дальней дорогой им надо. Так что гостеночков поджидай.

Виктор Ащеулов в статье "Дите мое милое" так описывает эту встречу от имени матери:

- Ох, сынок,- говорю,- да чем же я угощать-то их стану? Кроме картошки, что я им могу предложить? Они ведь у тебя как-никак люди особливые, столишные.

- А что? Картошка - наипервейшая еда. Мы все на ней выросли. Да ты не расстраивайся шибко, мама, навари-ка целиком, в мундирах! Они люди простецкие, не обидятся.

Вечером поужинали. Посидели, поговорили. Вася, однако, на улице устроился спать, ну и остальные - кто где. Я им постельки-то приготовила всем.

Проснулась - петухи уже горланят вовсю над Сростками. Ну, думаю, заспалась я. Вот так вот беру полушалок-то, подвязываю. Все спят, дрыхнут еще: проговорили все-таки допоздна. И вижу - за окном кто-то мельтешит, а кто - сразу-то узнать спросонья не могу. Потом поняла - так это Толя Заболоцкий со своим аппаратом. Сымает, наверное, подумала я тогда. Ну и не придала шибко этому никакого значения-то. А он, значит, снял и на боковую досыпать.

После, когда фильм вышел, звонит мне Наташа:

- Мама, я "Печки-лавочки" только что посмотрела, так ты там есть, платок подвязываешь.

Я так и присела на стул. Вспомнила все: и как Вася звал, и как Толя под окном "колдовал", караулил меня. Сходила в кино. Ну точно - я, кому же еще-то быть? Да, главное, чисто все получилось.

Когда уезжал из Сросток сын любимый Марии Сергеевны вновь мистическое нечто произошло в природе.

В день этот последний встречи и расставания матери и сына небо было прозрачным, безоблачным. Солнце светило радужно и погоже, играя в цветах и листве деревьев золотыми зайчиками. Да в последний миг вдруг накатила туча, косматая, страшная, как предвестник чего-то недоброго. И защемило, сдавило нестерпимой болью сердце у Марии Сергеевны, как будто клещами его сжало. С тревогой глянула она на сына и невольно молвила:

- Ох, сынок, не к добру это. Как бы града не вышло: все повыхлещет в огородах.

А Василий, как будто не слышит этих слов матери, отстраненно остановился посреди двора, посмотрел на цинковую крышу родительского дома, да вдруг и говорит:

- Все ничего, мама, да вот беда - громоотвода у тебя нет! Это плохо. Вишь, какие тучи бывают?

Собрался лезть на крышу - лестницы не нашел. Принес две жердины, начал топором, молотком да гвоздями спешно сооружать ее, приговаривая:

- Надо лестницу тебе сделать, мама, ведь громоотвод-то ставить все равно рано или поздно надо будет, так что без нее никак не обойтись.

А за оградой машина, пришедшая за багажом, сигналит без конца: пора уезжать! Василий же отмахивается, да лестницу продолжает матери мастрячить.

Наконец, сделал, залез по лестнице на крышу - проверить на прочность, поглядел сверху на родные Сростки, на мгновение легкая тень набежала на лицо, а потом спустился быстро вниз, направился к калитке, да вдруг остановился, посмотрел пристально на баньку, веранду, которые своими руками некогда соорудил, словно запоминая их навсегда. На прощанье обнял крепко и расцеловал мать в обе щеки, улыбнулся ей виновато и легко шагнул со двора в бессмертие.

Знала бы Мария Сергеевна, что видит в последний раз своего дорогого сыночка, ни за что бы не отпустила из дома. Так она потом говорила, похоронив Василия, и при этом начинала горько плакать. Святые слезы Марии Сергеевны - матери Шукшина, пережившей не надолго собственное дитя, укором остаются нашему жестокому времени.