Оноре Бальзак - Столетний старец, или Два Беренгельда

• Название: Столетний старец, или Два Беренгельда
• Автор: Оноре Бальзак
• Издательство: Текст
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-7516-0578-0

Оноре де Бальзак (1799–1850), великий создатель «Человеческой комедии», предстает здесь в совершенно неожиданной роли: перед читателем готический роман о загадочном демоническом старце, который не без успеха пытается обрести бессмертие, исторгая жизненные силы из своих многочисленных жертв, и о возвышенной романтической любви наполеоновского генерала и прекрасной девушки.

На русском языке издается впервые.

---

Мозг ее застыл, утратил способность управлять ощущениями и порождать мысли, она перестала чувствовать его работу. Все, что окружало Марианину, все ее существо окуталось мраком; все, что связывало ее с жизнью, отступило в небытие…

Дабы описать свое состояние, девушка воспользовалась сравнением, показавшимся нам излишне простым; однако мы решили привести его, ибо оно наиболее точно предает суть происходившего с ней. Марианина пребывала внутри себя самой: подобное переживание посещает нас в театре теней, когда, погрузившись в кромешную тьму, мы ожидаем, как следом за слабыми проблесками света появятся волшебные видения и перед нашими глазами развернется небывалое, фантасмагорическое зрелище. Мы находимся в комнате, где перед нами натянут холст; можно сколько угодно напрягать зрение, однако все наши усилия напрасны: мы ничего не разглядим. Внезапно полотно освещается слабым светом, и прозрачные причудливые фантомы начинают свою игру, то увеличиваясь, то уменьшаясь, а то и вовсе исчезая, послушные воле ловкого физика.

Но сейчас комнатой этой является мозг Марианины, она смотрит внутрь самой себя и находит там лишь бесцветное небытие… Через некоторое время в углу начинает мерцать какой-то мутный свет, расплывчатый, словно забытый сон… Постепенно свет становится все более и более ярким и реальным, и Марианина, оставаясь на месте, чувствует, как она мчится с невообразимой скоростью; в летящих вокруг нее мерцающих бликах света она замечает старца: он неотрывно сопровождает ее, то исчезая, то вновь возвращаясь в поле ее зрения. Сейчас она видит то же, что видят тени мертвых, и постоянно чувствует его рядом с собой.

Марианина не могла определить, когда именно она потеряла из виду старца, ибо ни одно из явлений человеческой жизни не окружало ее, просто настал миг — и он исчез, а перед ее глазами предстала следующая картина.

Словно под вуалью из тончайшего газа, она увидела незнакомую гостиницу; окна ее выходили на улицу. Над дверью она прочла надпись: «Ванар, трактирщик, принимает путников пеших и конных»; затем она увидела вывеску: «У Золотого Солнца». По грубо сколоченной лестнице она поднялась на второй этаж и сама, без чьей-либо подсказки, ибо никто не видел ее, открыла дверь в нужную комнату; она проходила сквозь тела людей, но никто даже не пошевелился. Войдя внутрь, она бросила взгляд через окно на двор и увидела карету Беренгельда: в ней она заметила оружие; войдя же в комнату, она испустила радостный крик!.. Перед ней был Туллиус, она видела его, но он даже не пошевелился. И Марианина, забыв о том, что она невидима, разрыдалась.

Беренгельд сидел на стуле за грубо сколоченным столом и писал своему управляющему. Приблизившись, Марианина прочла письмо. Туллиус приказывал управляющему сделать все возможное, чтобы отыскать Марианину; также он отправлял ему письма для министра полиции, военного министра и министра внутренних дел, дабы они оказали ему содействие в его поисках. Внезапно послышалась канонада.

Заслышав грохот орудий, Туллиус прекратил писать, встал и большими шагами принялся расхаживать по комнате, восклицая: «Что станет с Францией!.. О, страна моя!.. Но будь что будет, совесть моя чиста, я исполнил свой долг, ради него я оставил Марианину и ее отца…»

— Туллиус, — воскликнула Марианина, — Туллиус!..

Она сжала его в объятиях, но Туллиус продолжал ходить так, словно никто даже не коснулся его. Слезы девушки капали ему прямо на лицо, но он продолжал ходить, не замечая их!.. О, сколь велики были терзания Марианины!

В эту минуту вошел Смельчак и сказал:

— Генерал, пора ехать, враг наступает!

Тут невидимая лампа, освещавшая это фантасмагорическое зрелище, погасла, и Марианина, погрузившись в кромешную тьму, больше ничего не видела. Она вернулась в то непонятное состояние, которое ей довелось испытать перед тем, как увидеть Беренгельда. Она вновь была бесчувственна, словно игрушка в руках неведомого ребенка.

Странное состояние ее продолжалось еще долго, и за это время произошли вещи удивительные и необычные, выходящие за рамки возможного, но воспоминания о них изгладились из ее памяти. Она помнила только о том, как выглядел в ее видении Беренгельд, и о данном ей старцу обещании явиться через четыре дня в одиннадцать часов вечера ко входу в дом, что стоит среди развалин в обширном саду неподалеку от Обсерватории. Она запомнила дорогу в этот дом и вход в него, ибо непременно пообещала туда прийти.

Она смутно припоминала, что, кажется, сильно и долго сопротивлялась, прежде чем дать такое обещание, но в конце концов гигантский старец окутал ее густыми удушливыми испарениями и восторжествовал…

Вчера в десять часов вечера Марианина пришла на обещанное свидание, в одиннадцать последовала за старцем, а в половине двенадцатого уже перенеслась к своему дорогому Беренгельду!.. И вот теперь Марианина просыпается: чувства, обуревающие ее, не поддаются определению. Ей кажется, что сейчас половина одиннадцатого вечера и она все еще находится на Западной улице, неподалеку от Люксембургского сада. А на самом деле уже десять часов утра!.. И она лежит в своей постели, у себя в спальне, в доме своего отца…

Она с трудом открывает глаза и видит у своего изголовья Жюли и Верино. Время, прошедшее с половины одиннадцатого вчерашнего вечера до десяти часов сегодняшнего утра для нее как бы не существовало, от него у нее осталось только два воспоминания.

Она видела Беренгельда и обещала старцу через четыре дня прийти к нему во дворец. Также она понимает, что добровольно поклялась никому не рассказывать о том, что случилось с ней этой ночью. Однако весь день она с трудом удерживалась от того, чтобы не посвятить отца в события, произошедшие с ней минувшей ночью, но невидимая сила удерживала слова, готовые сорваться у нее с уст.

— Ты очень страдала, дочь моя? — были первые слова, обращенные к ней ее отцом.

— Как вы себя сейчас чувствуете, мадемуазель? — подхватила Жюли.

— Что вы хотите этим сказать? — отвечала им удивленная Марианина.

— Врач думал, что ты больше никогда не очнешься, — ответил старик отец. — Вот, смотри, Марианина…

До крайности удивленная, молодая женщина вгляделась в лицо отца и увидела, что глаза его красны и опухли от пролитых слез. Она рассмеялась; ее звонкий смех, свидетельствующий о бодрости духа и здоровье, отнюдь не ободрил старика, а, напротив, ужаснул его. Взглянув на Жюли, Верино заметил, что и на нее этот смех подействовал точно так: они оба решили, что Марианина сошла с ума.

Наконец девушке рассказали, что, когда вчера после полуночи она вернулась домой, глаза ее недвижно смотрели в одну точку, а язык совершенно одеревенел и она не могла вымолвить ни слова. Не отвечая ни на один заданный ей вопрос, она, словно заведенный механизм, разделась и легла в постель: при этом она вела себя так, словно рядом с ней никого не было. Она не заметила даже отца: похоже было, что она просто не видит его. Обеспокоенные ее поведением, Верино и Жюли послали за врачом, тем самым, который только что ушел, заявив, что им следует уповать лишь на чудо, ибо никто не сможет помочь ей справиться с ее болезненным состоянием, доселе не имеющим описания в анналах медицинской науки. Каждый раз, когда врач, Жюли или отец касались Марианины, она издавала тихий жалобный вскрик…

Марианина ничего не поняла из их рассказа, но, к великому удивлению отца и Жюли, встала: она была совершенно здорова.

В это время Беренгельд и Смельчак действительно находились в небольшом городке неподалеку от Парижа. Узнав о событиях в Фонтенбло и об отречении Бонапарта, генерал сел в карету и отправился в Париж.

Беренгельд был в отчаянии: все усилия его по розыскам Марианины и ее отца окончились неудачей; только что он отправил запрос в Швейцарию, дабы узнать, по какой дороге изгнанники возвратились во Францию… и т. п. Но пока мы оставим генерала Беренгельда у него в особняке. Мы также покинем и нежную Марианину, днем и ночью грезящую о своем возлюбленном. Из газет она узнала о прибытии Беренгельда в Париж; однако она поклялась не делать ни единого шага, чтобы встретиться с ним. За время пережитых ею несчастий гордость Марианины болезненно обострилась; но стоит только ей вспомнить о том радостном и счастливом дне, когда Беренгельд вернулся из Испании, как слезы сами струятся по ее щекам.

— Тогда я могла, — уговаривает она себя, — выехать к нему навстречу! У меня был великолепный экипаж, отец мой был префектом, и я была богата!.. Теперь я бедна, мой отец — изгнанник, и, значит, это он должен первым прийти ко мне!

Однажды вечером[23] в Пале-Рояле, в кафе «Де Фуа», за двумя стоящими в углу мраморными столиками сидели семь-восемь завсегдатаев; на столах стояли полупустые чашки и блюдечки с забытыми в них кусочками сахару.