Артём Сергеев - Как жил, работал и воспитывал детей И. В. Сталин. Свидетельства очевидца

• Название: Как жил, работал и воспитывал детей И. В. Сталин. Свидетельства очевидца
• Автор: Артём Сергеев
• Издательство: Крымский мост-9Д, Форум
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-89747-062-4

Артём Фёдорович Сергеев (05.03.1921 - 15.01.2008) - генерал-майор артиллерии в отставке, родился в семье Сергеева Фёдора Андреевича (подпольное имя «Артём») и Сергеевой Елизаветы Львовны. После трагической гибели отца Артёма воспитывал в своей семье его друг и соратник Иосиф Виссарионович Сталин.

Воспоминания А. Ф. Сергеева поистине бесценны: он обладал уникальной памятью и мог восстановить практически с документальной точностью события любой давности, свидетелем которых был. В этой книге идёт разговор о Сталине в кругу семьи: как воспитывали детей, как трудились, как принимали гостей.

Для широкого круга читателей.

На фотографии на 1-й стороне переплета слева направо: Светлана Сталина, И. В. Сталин, Ольга Климович — племянница жены С. М. Буденного, С. М. Буденный, Василий Сталин, Артём Сергеев. Сочи. Гос. дача № 9. Август 1934 г.

---

Е. Г.: Надежда Сергеевна — молодая женщина, поневоле была всегда на виду. Как она одевалась?

А. С.: Очень скромно, очень элегантно: как правило, темно-синий шерстяной жакет, темно-синяя юбка немного ниже колен и белая блузка, черные туфли-лодочки. Никаких украшений, никакой пар­фюмерии, косметики. На ней эта скромная одежда прекрасно смотрелась. Она мне казалась самой красивой женщиной, какая только есть, и одетое на ней казалось лучшим из всего, что может быть. Слово «модный» не было у нас в обиходе. Мне казалось — очень хорошо именно так одеваться: ничего лишнего, все элегантно. Она всегда была очень собрана, подобрана, аккуратна.

Сталин тоже был очень аккуратный человек. И не дай Бог он что-то просыпет — тут же сам и подберёт. Она очень четкой в делах была. Для де­тей был определённый порядок, режим: и в еде, и в поведении, и в работе. Соблюдался чёткий распорядок: во сколько нужно встать, когда что делать. Надежда Сергеевна требовала это и следи­ла за исполнением. Правда, в их доме соблюдать совершенно неукоснительно всё не всегда удавалось, потому что если Сталин приходил немного раньше обычного домой, то для детей режим тут же нарушался, и начиналось общение с ним: какие-то вопросы, очень интересные разговоры, и не поучения, а рассказы о чём-то, обогащавшие память, кругозор. С его стороны при этом не про­являлось никакого нравоучительства, назойливости, морализаторства, чувства превосходства и снисходительности: дескать, вы — несмышлёныши. Он умел разговаривать на равных. Так ка­залось. Конечно, равными с ним мы, дети, быть не могли. Но мы были уверены, что это общение именно так — на равных — строится.

Не всё детям удается. Иногда делают что-то, чего делать впредь не следует. Не было в подоб­ных случаях никаких наказаний с его стороны, а следовали разъяснения: если делать так, то по­лучится вот так, а если сделать вот так, иначе, то и будет иначе. «А как вы думаете, — спрашивал, — что было бы лучше?» И таким образом шла беседа. Эта беседа давала намного больше, чем какая бы то ни была строгость в воспита­нии. Строгость не чувствовалась, а чувствова­лась необходимость делать так, как он совето­вал или разъяснял. Поэтому у нас к нему было очень глубокое уважение, была наша внутрен­няя потребность в правильном поведении, и это было нашим убеждением — без понукания, повышения голоса или наказаний.

Надежда Сергеевна была внешне немножко строже, казалось, требовала больше чёткости. Если надо было что-то делать, то Сталин разъяснял, советовал, как лучше, а от неё следовали четкие и короткие указания. И, может быть, менее приятные в восприятии детей. Собственно говоря, Ста­лин воспитывал на своём примере, тем, что всегда работал: в любой день, в любое время. О нашей учёбе он частенько спрашивал: что мы проходим по тому или иному предмету, истории, например, какие вопросы изучаем по обществоведению. И чисто математические короткие задачи задавал. При этом проверял не только цифровые данные, но логику понимания, логику размышления.

Со Светланой не было проблем. Она училась очень хорошо. Была прилежной. Василию же отец порой жестко выговаривал. Конечно, ка­кие-то проступки вызывали более серьёзные нарекания. Однажды сидели на даче за обеденным столом, Василий бросил кусочек хлеба в окно. Отец вспылил: «Вася! Что ты делаешь?! Ты зна­ешь, сколько в этом хлебе труда, пота и даже крови? Хлеб уважать нужно. Не всем хлеба хватает. И мы над этим работаем». Вася ответил: «Папа, я больше не буду, я нечаянно». На что Сталин ответил: «За нечаянно тоже бьют. Хлеб — всему голова. Его надо беречь и уважать».

Вот на дне рождения кого-то, уже без Надежды Сергеевны, сидели за столом родственники Аллилуевы, Вася, Светлана и я. Сталин разливал вино по бокалам, налил понемножку вина и нам с Василием, Светлане, её вино разбавил водой из графинчика. Кто-то из женщин говорит: «Разве можно детям? Это же яд». А Сталин говорит: «Ядом змея убивает, а врач ядом лечит. Дело в том, кто, где и зачем. Хлебом тоже можно подавиться, а молоком упиться». И добавил: «Мораль нам, безусловно, нужна. Но моралистов у нас не любят».

Е. Г.: А какие вина предпочитал Сталин?

А. С.: Говорят, что у него были какие-то люби­мые. Но их нельзя назвать любимыми как таковыми. Сталин очень хорошо знал лечебные свойства вин. Он лекарствами почти не пользовался. И в за­висимости от того, что нужно лечить, пользовался различными грузинскими винами. А о пристрастиях не знаю. На застольях за вином он разговаривал, и вина были элементом разговора. Не было цели ни напиваться, ни упиваться. Водка была, когда были в гостях её любители. А за семейным столом — нет. Да и креплёных, портвейна за столом не было.

Е. Г.: Вино пили из бокалов? Может, какие-то закуски специальные подавались?

А. С.: Нет, никакой особой сервировки. Вино пили из обыкновенных рюмок, закусывали тем, что обычно было на столе, могли быть еще ореш­ки. Орехи Сталин любил.

Вообще многие интересные разговоры проходили как бы между делом. Вот как-то заговорили о Репине. Пришло сообщение в 1930 году, что он умер. Мы с Василием спросили об этом художнике. Сталин нам рассказал о нём. Узнав, что тот жил за границей, мы поинтересовались, почему. И Сталин разъяснил. И у меня это записано. А почему у меня записано было? Потому что я всегда рассказывал матери о наших разговорах. А она мне: «Запиши». В частности, этот разговор 1930-го года о Репине. «Так произошло, — сказал Сталин, — Репин там жил. А граница прошла, и он остался на той части, которая отошла к Финляндии. В период гражданской войны он был уже немолодой человек, и ему нелегко было изменить свой образ жизни: тут он жил, тут было привычное место работы, потом так и осталось. Гражданская война окончилась к 1922 году. А Репин был уже старым, ему трудно было переехать. Наверное, он очень хотел приехать, разговоры об этом были. Но не получилось».

Е. Г.: Став подростками, вы, наверное, хотели одеваться помоднее. Кто покупал вам одежду, и по чьему выбору это делалось?

А. С.: Мне одежду покупала мать, а у Сталина руководил этим Власик и домоправительница: до 1938 года Каролина Васильевна, после Александра Николаевна. Или этим занимался Ефимов из охраны. Если Василию нужна была одежда, он просил не у отца, а у Власика или Ефимова. Но никогда никакого излишества в одежде не было совершенно. Костюм появился у него, когда он был уже довольно взрослым.

Вася вообще никогда не был франтом. Носил темно-синие неширокие брюки-галифе, сапоги, гимнастерку, кепку или фуражку летом и кубанку зимой. Ушанок он не носил. В гражданском костюме он тоже ходил. Но чаще — в форме. У него не было так называемого гардероба. Был военный костюм, ничего лишнего не было из оде­жды — все в ограниченном количестве.

Как я уже говорил, был замечательный порт­ной Абрам Исаевич Легнер — полковник НКВД. Высочайшего класса портной и интересный че­ловек. Когда Василия посадили, и он находился в тюрьме, Легнер у себя в мастерской держал весь комплект одежды для него. Так же, между прочим, как держал готовый комплект для Сталина. Он открывал шкаф, мне показывал, говорил: «У Хозяина же второго комплекта одежды нет. А вдруг за гвоздь зацепится? А вдруг какой-нибудь гусь из-за границы приедет, надо будет с ним встретиться, так чтобы вид был всё-таки». Для Василия он держал весь комплект: от ботинок до шапки. Говорил: «Васька-то придет из тюрьмы ободранный. Куда придет? Ко мне. День-другой шить все равно надо. А в чем ходить будет, пока сделаю?» И все годы держал для Василия комплект одежды. Надо полагать, что Василий именно в этот комплект и оделся, потому что по выходе из тюрьмы был прилично одет.

Е. Г.: Когда Вы жили в семье Сталина, воспитывались вместе с Василием, чувствовали ли Вы разницу, что это — их родной сын, а Вы — нет? Слаще его кормили, лучший кусок подкладывали?

А. С.: Ко мне, наоборот, относились немного мягче. Это чувствовалось. И если кусок слаще, как Вы говорите, то его подкладывали мне. Василий мне иногда говорил: «Ой, ты, сиротинушка». А когда умерла Надежда Сергеевна, он плакал: «Теперь мы оба стали сиротинушками». И как-то сказал: «А если ещё кто-то из родителей умрет, что с нами будет? » У нас по одному родителю осталось. И когда Вася вернулся из заключения, то сразу пришел к моей маме Елизавете Львовне. Она его очень любила, безусловно.

Е. Г.: Василий мог в дом, в кремлевскую квартиру приглашать школьных товарищей?