Дэвид Чалмерс - Сознающий ум. В поисках фундаментальной теории

• Название: Сознающий ум. В поисках фундаментальной теории
• Автор: Дэвид Чалмерс
• Издательство: Книжный дом «ЛИБРОКОМ»
• Жанр: Философия
• Год: 2013
• ISBN: ISBN 978-5-397-03778-5

Эта книга, впервые опубликованная в 1996 году, стала одним из самых заметных философских трактатов конца XX века. В наши дни уже не удастся найти серьезных работ по проблеме сознания, в которых не было бы ссылок на Чалмерса.

«Сознающий ум» — увлекательный философский рассказ о глубочайших парадоксах и тайнах сознания. Это провокативная работа, в которой сделана попытка обосновать «натуралистический дуализм», исходя из тезиса автора о нефизической природе сознания и его зависимости от функциональных схем в мозге. Чалмерс также утверждает, что его теория открывает новые перспективы для интерпретации квантовой механики и позволяет говорить о возможности сознательных роботов.

Ясность изложения, смелость идей, изобретательность мысленных экспериментов, точность рассуждений и широкая эрудиция автора делают эту книгу настоящим подарком для всех, кто интересуется философией.

---

Таких коррелятов может быть множество. Различные типы физических процессов могут, к примеру, обслуживать доступность в различных модальностях. На разных этапах пути обработки информации тоже могут быть различные корреляты; даже если взять только визуальный опыт, то в зрительной коре может быть один тип коррелята, в дальнейших путях — другой. Конечно, нет никакой гарантии, что даже в рамках конкретной модальности будет задействован какой‑либо простой коррелят. Не исключено, что процессы, обслуживающие опыт в зрительной коре, не будут допускать однозначной характеристики; могло бы оказаться так, что их можно было бы сгруппировать только по их функциональной роли (то есть опираясь на тот факт, что они обслуживают осведомленность). Но мы можем хотя бы надеяться, что для них можно было бы отыскать более определенную характеристику: если не для перцептивных участков коры, то, быть может, для каких‑то последующих сегментов информационного пути.

Мы могли бы также находить корреляты на более высоких, нежели нейронный, уровнях. Создавая надлежащую когнитивную или вычислительную модель, мы могли бы отыскать какой‑то способ характеристики в терминах обработки информации тех сущностей, которые ответственны за осведомленность и которые поэтому лежат в основе опыта. Разумеется, простейшая из подобных характеристик будет тавтологичной — процессы, обслуживающие осведомленность, это процессы, ответственные за глобальный доступ, контроль и вербальные отчеты. Но содержательная когнитивная модель могла бы предоставлять нам менее тавтологичные характеристики. Не исключено, к примеру, что мы могли бы охарактеризовать в относительно локальных терминах тот тип информации, который по факту играет значительную глобальную роль при данном общем устройстве системы. В качестве иллюстрации можно привести идею о том, что содержания сознания соответствует данным «селекторных вводных» определенным системам действия (Shallice 1972). По замыслу этой модели, селекторные вводные определяют, какая из систем действия будет «доминировать», то есть играть какую‑то роль в глобальном контроле. Если это так, то селекторные вводные содействуют осведомленности и вполне могут оказаться коррелятами сознательного опыта.

Другие информационные корреляты распределяются между тавтологичными и нетавтологичными. Примером может быть глобальное рабочее пространство Баарса. Мы могли бы определить глобальное рабочее пространство как своего рода «виртуальную» область, в точности соответствующую широко распространяемым данным; в таком случае то, что заполняет это рабочее пространство, почти по дефиниции оказывается тем, относительно чего имеется осведомленность. Но модель Баарса более эмпирична: он предполагает, что глобальное рабочее пространство есть единая унифицированная система (которую мы можем локализовать по крайней мере в информационных терминах), в которой интегрируется и распространяется информация.

Это предположение могло бы оказаться неверным, так что в нем есть эмпирические моменты, которые могли бы подкрепляться или опровергаться эмпирическими исследованиями. Однако его характеристика рабочего пространства все же достаточно близка характеристике осведомленности — что и объясняет легкий привкус априорности, присущий его предположению; порой кажется, что чуть ли не все эмпирические данные можно было бы согласовать с подобной моделью. (Разумеется, Баарс высказывает много более конкретных тезисов о процессах в рабочем пространстве, и эти его тезисы в значительной степени эмпиричны.) Аромат тавтологичное™ можно уловить и в идее «высококачественной репрезентации» Фарах, хотя это зависит от того, как определять последнюю: если для «высококачественной репрезентации» требуется всего лишь способность играть значительную глобальную роль, то аромат априорности силен, но если определить ее в терминах путей формирования такой репрезентации, он гораздо более слаб.

Даже на когнитивном уровне нет особых оснований верить в существование какого‑то одного особого механизма, лежащего в основе опыта. Шактер (Schacter 1989) полагает, что такой механизм, что‑то вроде модуля, возможен, но это совсем не обязательно. Дело могло бы обстоять так, что глобальному контролю всегда содействовал бы какой- то центральный механизм (вроде глобального рабочего пространства Баарса), но кажется не менее вероятной ситуация, когда надлежащая доступность обеспечивалась бы в разное время множеством разнообразных процессов, даже если говорить об одном биологическом виде или одном — единственном субъекте.

Относительно физических коррелятов порой высказываются и более сильные тезисы, чем те, о которых я говорил. К примеру, если мы обнаружим, что колебания в 40 Гц составляют основу опыта в известных нам случаях, то не могли бы мы предположить, что колебания в 40 Гц — это предельная основа опыта? Возможно, эти колебания порождают опыт, даже если они не связаны с осведомленностью, и, соответственно, не может ли быть так, что исправно функционирующие системы без соответствующих колебаний могли бы оказываться системами, лишенными опыта? Подобное заключение было бы, однако, неправомерным. Колебания в 40 Гц были сочтены релевантными в силу их связи с осведомленностью; у нас нет оснований считать, что, когда они не играют эту роль, в них есть что‑то особенное. И уж точно нет оснований считать, что колебания в 40 Гц в пробирке должны порождать опытные переживания, подобные тем, что есть у меня! И даже в промежуточных случаях, когда речь идет о животных или о ситуациях, когда применяется анестезия, выводы о наличии опыта на основе имеющихся колебаний такого рода были бы рискованными, за исключением ситуаций, когда наличие этих колебаний давало бы нам основание считать, что там имелась бы какая‑то осведомленность.

В общем, мы можем быть уверены, что эти эмпирические методы не позволят нам отыскать такие всеобщие психофизические принципы, которые окажутся несовместимыми с теми принципами, с которых мы начали. Они могут содействовать обнаружению более конкретных принципов, приложимых к данному биологическому виду, но их можно будет получить путем прямого применения априорных соединительных принципов. Поскольку эти априорные принципы несут на себе все бремя выводов об опыте на основе физических данных, невозможна ситуация, при которой эти данные подкрепляли бы вывод, противоречащий указанным принципам.

Поэтому мы не должны ожидать от поиска нейронных коррелятов сознания отыскания пути к священному граалю универсальной теории. Мы могли бы ожидать от него ценной помощи в понимании конкретных случаев сознания, в частности человеческого сознания; скажем, более полное представление о процессах, лежащих в основе осведомленности, наверняка поможет нам уяснить структуру и динамику сознания. Но доэкспериментальные принципы когерентности всегда будут играть центральную роль в соединении физических процессов и сознательного опыта.

5. Когерентность как психофизический закон

До сих пор я по большей части рассматривал когерентность в контексте относительно привычных случаев, связанных с людьми и другими биологическими системами. Естественно, однако, предположить, что эти принципы когерентности могут иметь статус всеобщих законов. Если сознание всегда сопровождается осведомленностью, и наоборот, у меня самого и всех людей, то возникает подозрение, что мы имеем дело с каким‑то систематическим явлением. В этих привычных случаях, несомненно, имеет место законоподобная корреляция. Поэтому мы можем выдвинуть гипотезу о том, что данная когерентность представляет собой закон природы: в любой системе сознание будет сопровождаться осведомленностью, и наоборот. Это же верно и для развернутого принципа структурной когерентности. Примечательная корреляция структуры сознания и структуры осведомленности кажется слишком уж специфической, чтобы быть чем‑то случайным. Естественно поэтому вывести более фундаментальный закон: в любой системе, в любой точке пространства — времени структура сознания будет отражать структуру осведомленности и отражаться в ней.

Подобные законы вносили бы существенный вклад в теорию сознания. Все, что мы пока знаем, — так это то, что сознание каким — то образом возникает из физического. Однако мы не знаем, благодаря каким физическим свойствам это происходит; то есть мы не знаем, какие свойства задействованы на физической стороне соединения. При учете законов когерентности мы получаем частичный ответ: сознание возникает благодаря функциональной организации, связанной с осведомленностью. При использовании принципа структурной когерентности мы можем даже достаточно конкретно уяснить компоненты супервентностного отношения: дело обстоит не только так, что сознание возникает из осведомленности, но и структура сознания определяется структурой осведомленности.