Валентин Егоров - Шпион Его Величества

• Название: Шпион Его Величества
• Автор: Валентин Егоров
• Издательство: Ленинград
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-516-00038-6

То были времена, когда Петр Первый кровавым топором прорубал окно в Европу. В Московии росла внутренняя смута, некоторые бояре и стрельцы исподтишка вели враждебную государю Петру I внутреннюю политику. Такие великие европейские государства, как Великобритания и Франция, боясь возвеличивания Московии и появления еще одного великого государства в Европе, начали вести откровенно враждебную Петру внешнюю политику.

Чтобы противостоять в борьбе с враждебными себе боярами, стрельцами, а также великими европейскими государствами, великий московский государь был вынужден создать в своем государстве службу дознания, политического сыска — прототип современной внешней разведки. А главой ее стал наш современник, с которым судьба сыграла небольшую шутку, забросив его в великие петровские времена.

---

Сегодня под утро эта группа должна была предпринять эту свою попытку, поэтому я решил подготовить группу захвата из сильных или более или менее сообразительных матросов нашего флагманского корабля. Но мысленно общаясь с этими парнями, я убедился в том, что они не совсем понимают, что с ними происходит и что они должны делать. Эти парни поверить не могли, что на их государя кто-то может напасть! Поэтому я на ходу решил поменять свои планы и, принимая во внимание сложившиеся обстоятельства, не захватывать британцев, а не подпускать их близко к Петру Алексеевичу, выставив внешние посты вокруг каюты, где государь сегодня должен был ночевать. К тому же свою боевую силу я мог вооружить одними только плохонькими ножами, ведь матросы на парусных судах в большинстве своем оружия не имели.

5

Эту ночь вице-адмирал Петр Алексеевич проводил в компании своего денщика Ивана Орлова. День у него выдался трудным, осуществлять маневры таким флотом стоило многих нервов и сил. Силы Петр Алексеевич по морскому обычаю восстанавливал чаркой анисовки, а вот с нервами день ото дня становилось все хуже и хуже. Четыре адмирала находились у него под командованием, каждый адмирал имел собственное мнение по любому вопросу или по тому, как выполнять тот или иной маневр флотом. Если первое время они охотно слушали приказы русского монарха, верховного командующего флотом, то со временем все чаще и чаще предлагали собственное решение, куда флоту идти и чем ему там заниматься. Одним словом, лебедь, рак и щука никогда не могли прийти к единому решению.

Государь, не мудрствуя лукаво, прибегнул к своему испытанному методу решения этой проблемы — каждый вечер он начал в кают-компании «Ингерманландии» проводить совещание для выработки согласованного решения действий флота на следующий день. Вначале совещания вестовые подавали аперитив для аппетита перед ужином, который по неизвестной причине почему-то состоял только из любимой государем анисовки. Тогда иноземные адмиралы немного размякали: они ж не привыкли еще полными полулитровыми чарками пить анисовку на голодный желудок. Затем подавали легкую закуску в виде рыбки и икорки, но опять-таки с анисовкой. После второй чарки адмиралы совсем добрели и начинали путаться, ошибочно называя друг друга чужими именами. После третьей чарки они совсем забывали, зачем сюда собрались, и поддерживали любое решение нашего Петра Алексеевича.

Правда, вы только себе представьте, насколько непостоянны эти иноземцы: эти адмиралы полдня оспаривали свое же собственное решение, требуя в это решение внести исключение или новый поворот старого решения. Таким безобразным способом объединенный флот метался между датскими и шведскими берегами. Прошла целая неделя такого плавания, но еще ни разу эта грозная армада и на пушечный выстрел не приблизилась к шведским берегам.

Поэтому Петр Алексеевич, нежно обнимая этого Ваньку Орлова, сумел-таки перебороть свои нервишки и заснуть в адмиральской каюте, расположенной на второй палубе флагманского корабля «Ингерманландия», рядом с каютой капитан-командора Мартина Гесслера и кают-компанией. Разумеется, у дверей этих кают не было никаких часовых, и они специально не охранялись, в принципе, любой человек, одетый в матросскую робу, мог беспрепятственно к ним пройти и даже поинтересоваться тем, что в них происходит, туда заглянуть. После так называемого адмиральского ужина кают-компания была приведена в порядок, и вестовые отправились по своим кубрикам отдыхать.

На всякий случай, чтобы из-за моего исчезновения не поднялась бы тревога, Тиша остался в моей каюте, а я с пятерыми парнями поднялся на вторую палубу корабля, и мы тихо прошли к адмиральской и капитанской каюте. Двоих парней прямо-таки под звуки корабельной рынды я поставил у дверей обеих кают и строго-настрого им внушил, что ни одного человека они не должны пропускать ни к Петру Алексеевичу, ни к Мартину Гесслеру. После этого с оставшимися двумя матросами я проследовал к трапам, ведущим с верхней, третьей, палубы и с нижней, первой, по которой мы только что поднялись.

Всего пара фонарей освещали этот короткий, в десяток метров, проход от кают до трапов, но от их освещения было совсем мало толку. Поэтому я решился идти до конца во имя спасения своего государя, троим матросам и себе подключил магическое зрение. Теперь мы прекрасно видели в полной темноте, но наши глаза начали светиться зеленым цветом.

Снова послышались звуки рынды, что означало на нормальном языке: прошло тридцать минут с момента нашего появления в этом проходе. До рассвета оставалось каких-то полтора-два часа. Я прислушался, но кроме деревянного поскрипывания ничего не услышал. Правда, легкие моих помощничков работали, подобно мехам в горниле кузницы, ребята были молодыми и дышали с большим удовольствием и с большим шумом. Это шумное дыхание даже на фоне поскрипывания шпангоутов разносилось далеко по проходу и трапам, поэтому я слегка подрегулировал их вдохи и выдохи, чтобы несколько снизить звуковое сопровождение.

Склянки пробили очередные полчаса, остался какой-то час ожидания, и я позволил себе вольность — сладко и затяжно зевнул. Знаете, это так приятно, широко открыть рот, приложить к нему ладошку и, прикрыв глаза, отдаться глубокому выдоху.

Когда я снова открыл глаза, то увидел какое-то красное пятно на груди одного из своих матросов, он медленно, запрокинув голову назад, валился на палубу. До меня сразу не дошло, что я наблюдаю за тем, как умирает, отдав свою жизнь за царя, один из моих добровольных стражников-охранителей. Только мелькнувшая человеческая тень в свете пламени последнего корабельного фонаря в этом переходе подсказала мне, что я прозевал начало нападения.

Британские убийцы были уже здесь, но я их не видел, а они нас прекрасно видели. Ведь я, дурак, не додумался о том, чтобы своих парней сделать невидимыми, а секретная служба британской короны хорошо продумала план покушения, сделав своих ныряльщиков невидимками. Одним словом, я крепко сел в лужу, подставив под кинжалы профессиональных убийц простых и необученных русских парней. Эти мои грустные мысли были внезапно прерваны дичайшим вскриком, один из британцев, увидев зеленые и святящиеся глаза, заорал от охватившего его ужаса:

— Peter, these are not people, they are the real scum. They all have glowing eyes. Let’s get out of here as soon as possible.[84]

Видимо, этого опытного морского убийцу подвела слабая психологическая подготовка, впервые увидев светящиеся глаза, британец испугался, вот он и орать начал. Нечего было этому британцу так громко орать и других своих товарищей предупреждать. Один из моих матросов словно очнулся после долгой спячки, это он из-под моего мысленного подчинения почему-то вышел и, широко размахнувшись, своим кулачищем врезал по темноте. Да так удачно это у него получилось, что я не поверил своим глазам и даже перекрестился, когда увидел, как вдруг в этой нашей темнотище брызгами во все стороны полетела человеческая кровь.

В свете фонаря проявился невидимка.

Прежде всего, хочу честно признаться, что никаким невидимкой этот британец не был, а, как Абрам Петрович Ганнибал, мой и государев дружок, имел черную кожу лица и тела, поэтому до поры до времени его нельзя было разглядеть, ни простым, ни магическим зрением в нашей темноте. Убежать куда-либо этот английский убийца и ныряльщик уже не мог, удар-то нашего крестьянского паренька пришелся ему прямо по виску, уже в падении он отдал свою жизнь Господу Богу. Но его крик, по всей очевидности, дошел до адреса, мне показалось или это было в действительности, но там послышался топот ног, и через секунду опять наступила тишина.

Я стоял и, глубоко сожалея внутри, рассматривал двух погибших молодых парней. Нашего парня, крестьянского сына, имени которого я пока еще не знал, не успел со всеми своими добровольцами познакомиться. А рядом с ним лежал чернокожий и такой же молодой паренек с застывшей гримасой ужаса на своем лице. Его товарищи бежали, даже не попытавшись отбить его тело. Я настолько плохо себя чувствовал и мне было так жаль обоих этих парней, что едва сдерживал слезы.

Сильнейший удар в плечо, а затем повторный удар по скуле привел меня в сознание. Послышался грозный голос Петра Алексеевича, который в одном исподнем стоял за моей спиной и строго вопрошал:

— Ты что, мразь канцелярская, здесь творишь?! Я же сказал, чтобы тебя в крысиной норе держали.

Затем государь, видимо, увидел два трупа и, повернувшись лицом к капитан-командору Гесслеру, строго сказал:

— Ты, Мартин, выставь вокруг караулы из своих матросов, сейчас следствие творить будем. Похоже, Лешка чего-то нового натворил!

6

Подходила к концу вторая неделя пребывания в плаваниях великого флота под штандартом первого флагмана, вице-адмирала Петра Михайлова. Корабли флота своими форштевнями вспенивали воды Северного и Балтийского морей в поисках шведских военных и торговых кораблей. Несколько раз государь Петр Алексеевич, когда флот проходил вблизи шведских берегов, на вечерних советах с анисовкой предлагал другим адмиралам обстрелять береговые укрепления противника или войти в порт Карлскроны и сжечь прятавшийся там военный шведский флот. Но каждый раз иноземные адмиралы с серьезными лицами находили тысячу причин невозможности исполнения того или иного маневра. Объясняли Петру Алексеевичу, что нельзя стрелять по шведским береговым укреплениям, когда солнце бьет в глаза канонирам. Мол, эти лучи солнца не позволят канонирам флота хорошо и правильно прицелиться, поэтому стрельба из пушек может привести в большим потерям среди гражданского населения, а европейский гуманизм не позволяет им пойти на этот шаг.