Александр Гроссман - Образ жизни

• Название: Образ жизни
• Автор: Александр Гроссман
• Жанр: Современная проза

Я начал писать и сразу выяснилось, что своих слов у меня нет. Весь текст — мозаика из чужих мыслей, слов и метких выражений. Бесценный дар ушедших поколений. «Но ведь они для того и писали, — успокаивал я себя, — а я для того и читал». Примирил меня с собой симпатичнай мне автор «Русских вопросов» Б.Порамонов. «Нынешнее литературоведение установило, что такие заимствования (подчас бессознательные) являют литературный закон. Любой текст — палимпсест, автор пишет на чужом черновике». Я осмелел и назвал свой палимпсест Modus vivendi. В нём нет авторского вымысла. Все описанные события происходили с близкими мне людьми.

Эта незамысловатая проза написана от первого лица. Надеюсь, никто не станет отождествлять это лицо с автором. В умеренных дозах автор разлит повсюду. «…у писателя все книги исповедальны», (Б.Шоу). Я прикрылся глубоко уважаемыми мною именами. Соблазн сопричастности и кто мы без них? События этой хроники разворачиваются на просторах «братской семьи народов» и завершаются на обетованном пятачке — в Израиле.

---

— Ну, не более фифти-фифти.

— Это по отношению к затратам двух лет, на один год выходит всего ничего. — Пётр улыбнулся, сознавая шаткость своих построений. Придвинул свой стул к столу рецензента и заговорил, глядя ему в глаза.

— Дайте мне год, и вы будете первым, кто увидит, как это делается. Если по истечении этого срока здесь не будут лежать профили из нержавеющей стали, — он очертил рукой круг на столе, — я принесу вам свои извинения, а вы с чистой совестью порекомендуете закрыть проект. «Сейчас он скажет, что с чистой совестью может не открывать его».

Очевидно, собственное реноме для рецензента значило больше экономии государственных средств. Он повернулся к Дрору. Уколол: — Приятно иметь дело с умным человеком. Рискнём?

Дрор усмехнулся. — Я ничем не рискую.

«Не отпускай его», — подумал Пётр. — Если не возражаете, мы подготовим текст, а вы отредактируете его.

— Это моя работа. — Похоже, он считал себя победителем.

В коридоре Дрор прислонился к стене и захохотал. — Ты хорошо его прижал. Не знаешь, что писать? Тебе помочь?

— Если он тоже так понял, дела наши плохи.

— Он струсил. С книгой, изданной и переведенной, мы можем доказать его некомпетентность и потребовать другого рецензента. Будет хорошо.

В поезде Дора призналась: — Со мной чуть инфаркт не случился, когда он разошёлся. Шёл бы ты в цирк работать. Укротителем.

— Иврит плохой, — серьёзно ответил Пётр.

Снова наступило длительное затишье. Прошёл месяц, пошёл второй. Занятия в ульпане закончились. Таня посещала ульпан второй ступени, Ирина — медицинский, а Пётр вдохновенно драил восемь этажей подъезда.

— Не удивляйтесь. Завтра начинаю мыть подъезд. Четыреста шекелей в месяц не помешают. — Ирина нахмурилась и опустила голову, Таня спросила:

— Спорт?

— Вот именно. Так прошу и понимать. Мадам со второго этажа предложила. — Он говорил для Ирины, видя её замешательство.

Таня подошла к матери. — Она в этом году старшая по подъезду. Мы с тобой видели её в торговом центре. У неё там магазин одежды. Полная такая. Бронзовый век. На ней одних браслетов штук десять.

Ирина посмотрела на Петра, сказала тихо: — В этом не было необходимости.

— Если проект не пройдёт, пойду токарить, а пока — почему не развлечься? Что тебя смущает?

Ирина не ответила, ушла в спальню.

— Ей за тебя обидно, — сказала Таня.

— А тебе?

— Я тоже не в восторге, но переживу.

Пётр повернулся к тёще. — Вы с ними?

— Я с тобой. И они тоже.

Когда через месяц Пётр пришёл за платой, мадам сказала задумчиво:

— Красивые мужчины приезжают из России… но у них нет денег.

Каждое утро Пётр ходил на берег моря. Шагал вдали от людей и декламировал, учился объясняться в различных жизненных ситуациях, манипулируя небольшим запасом слов. Он не баловал нас письмами — раз в месяц, не чаще. Хорошую новость мы узнали от Виктории. Потом пришло письмо.

«Привет всем! Посылаю очередную главу «хождения по мукам». Удивительно, как легко схватывают язык дети. Пятилетняя племянница пошла в садик и заговорила едва ли не на первой неделе, а я уже скоро год продираюсь, как сквозь «джунглии» (из Машенькиного репертуара).

Вчера я присутствовал на Совете директоров «теплицы» — полуфинал перед рассмотрением в министерстве уже без моего участия, правда, и вчерашнее моё сидение участием не назовёшь. Мне повезло. Часть Павлика заменяли в зоне безопасности на границе с Ливаном, и ему разрешили отлучиться, чтобы помочь недоучке отцу. Он прикатил на джипе с парнями из его экипажа. Внушительный эскорт при моей VIP персоне!

Первое впечатление от Совета — никакого официоза. Директора листали описание проекта, расспрашивали Павла о положении в зоне безопасности, вспоминали войну в Ливане, задавали вопросы и сами отвечали на них. Кибуцники, банковские и муниципальные служащие разъясняли друг другу возможности FDS и холодной прокатки. Мы сидели молча, к нам не обращались. Павел несколько раз порывался перевести разговор на меня, а я всякий раз останавливал его за руку, дабы не нарушать царившую за столом гармонию. Когда обсуждение начало выдыхаться, директор «теплицы» предложил сделать небольшой перерыв: «Кофе, пи-пи…» (!) Павел принёс нам кофе и сказал разочарованно: — Не стоило приезжать. — Я не стал объяснять ему, что своим присутствием, он задал обсуждению доброжелательный тон и уже одним этим сделал больше, чем все разумные ответы, которые, к счастью, не понадобились. Удовлетворив себя и соседей, директора приняли проект и пожелали мне успехов.

Парни подбросили меня до автостанции, включили музыку и укатили. На обратном пути, оставив позади очередной этап, я засмотрелся на сады долины Хулы.

В начале нашей эры Иосиф Флавий писал о Галилее «… она вся возделана и имеет вид сплошного сада». После многовекового запустенья, сегодня Галилея сплошной сад. Все, кто посетил Палестину в начале ХХ века, писали о заброшенном и безлюдном крае. Откровеннее других, на мой взгляд, сказано у Джойса в «Улиссе»: «Бесплодный, голый, пустынный край. Вулканическое озеро, мёртвое море: ни рыбы, ни водорослей, глубокая впадина в земле… Мёртвое море в мёртвой стране, седой, древней… Древнейший народ. Скитался в дальних краях, по всей земле, из плена в плен, плодясь, умирая, рождаясь повсюду. Земля же его лежит там. И больше не может уже родить». Не боги, но с божьей помощью смертные воскресили умершую землю. Страна наполнилась людьми, садами, лесами… и вечными спутниками человеческого бытия — враждой, глупостью и злом, чинимым друг другу. Обнимаю. Ваш Пётр.

P.S. Ирина пишет своё письмо.

P.P.S. Сразу не отправил и вот новость — проект принят (!). Первого октября приступаю. Кто бы мог подумать!»

Глава 27

В конце сентября Пётр снял пустую квартиру на северной оконечности Кирьят-Шмоны, оставил посреди салона сумку с вещами первой необходимости и пошёл пешком к месту работы на южном выезде из города. Сорок минут в спокойном темпе вдоль цветников и финиковых пальм. Туда и обратно километров семь, десять тысяч шагов — японская норма.

— Уверен, тебе понравится, — обнадёжил он Ирину по телефону, — сразу за домом горы и лес, бомбоубежище рядом с домом, дверь открыта, — и добавил на иврите: — Будет хорошо.

Из письма Ирины. «В квартире три комнаты: салон, спальня и комната безопасности — небольшое окошко, забранное стальными жалюзи, напоминает амбразуру. Смотрит оно как раз туда, откуда и летят «катюшот» — так ласково и зловеще это звучит на иврите. Шмона лежит на стыке трёх границ, гостинца можно ждать от любого соседа.

Всей мебели я застала две вещи: телефон на полу и поролоновый матрасик под окном. Второго у нас пока нет, обошлись сложенным вчетверо одеялом для Петра, а свою лежанку он галантно уступил мне. Разорились на маленькую газовую плитку, знакомый вам кипятильник привезли с собой. Так будем жить до первой зарплаты. Пётр пошёл в лавку, я лежу на матрасе, бумага на полу, пишу письмо и всё думаю, что делать с собой.

Квартира сквозная. Одни окна выходят на горы Нафтали, что отделяют нас от моря, другие — на зелёную долину Хула, выгоревшие Голанские высоты и гору Хермон с застрявшими на вершине облаками. Скоро спадёт жара, пойдут дожди, поднимутся травы — начнём ходить».

«Technological Enterprises Initiation Center Ltd.», задуманный, как своего рода инкубатор технологических инициатив, — «теплица» в обиходе — Дрор Порталь организовал по правилам, усвоенным в Штатах. Проект начинался с регистрации новой фирмы, назначения Совета директоров и создания представительских атрибутов. Согласно всё той же логике, чтобы проводить свою бизнес-стратегию и держать руку на пульсе, в каждом проекте Дрор держал человека, призванного выполнять его указания и продвигать проект на рынок. В проекте Петра этим человеком оказался Рами Нир — приятного вида парень, кибуцник, десантник, отец троих детей, обладающий многими достоинствами, кроме знаний и опыта в деле, которое ему было поручено.

— Тебе что-нибудь нужно? — спросил Рами сразу же после знакомства. Пётр указал на смявшуюся в сумке рубашку, сказал в шутку: — Утюг.

Сел на единственный в комнате стул, разложил на коленях бумаги и принялся составлять подробный план действий.

— Что ты пишешь? — спросил Рами.

— Диспозицию, — полушутя ответил Пётр. Парень кивнул и исчез.

Во второй половине дня стараниями Рами пустая комната превратилась в благоустроенный оффис с компьютером, средствами коммуникации, утюгом на столе Петра и улыбающимся Рами за таким же столом напротив. — На складе в кибуце полно ненужных вещей. Нет проблем. Говорил Рами на простом бытовом иврите, и очень скоро Пётр перестал переспрашивать. Демократию Рами понимал конкретно: — Я могу выйти на улицу и кричать, что глава правительства дурак? — и отвечал себе, — Могу. — Пётр проникся симпатией к этому простому, энергичному парню, на все вопросы отвечавшему: нет проблем.