Андрей Глухов - Квадратное колесо Фортуны

• Название: Квадратное колесо Фортуны
• Автор: Андрей Глухов
• Жанр: Современная проза

Как бы ни были лестны отзывы критиков на какое-либо произведение, я немедленно откладываю книгу в сторону, если она начинается словами «Эта история произошла тогда-то». Я твёрдо убеждён, что история, в любом смысле этого слова, не может начинаться и кончаться по воле автора. Так же твёрдо уверен я и в том, что житейские истории не происходят сами по себе, а являются лишь отголосками или, если угодно, эхом предыдущих событий, которые не всегда попадают в поле зрения человека, берущего на себя смелость описывать их.

История, которую я хочу рассказать, началась задолго до рождения моих героев и закончится только вместе с моим уходом.

А началом моего повествования может служить пятница тринадцатого января тысяча девятьсот семьдесят седьмого года, когда в шестнадцать ноль-ноль трижды прокричал петух.

---

День был бесконечен: сначала долго устанавливали мою личность, ведя телефонные переговоры с Москвой, потом я по нескольку раз отвечал на одни и те же вопросы, подписывал протоколы и писал объяснительные. Уже стемнело, когда меня наконец отпустили. В коридоре было пусто. Я спустился в «дежурку» и сел на скамью.

— Чего сидим? — поинтересовался дежурный.

— Товарища жду, — ответил я, — сейчас должен выйти.

— Это в тулупе который? Так он уже минут десять, как ушел.

— Не может быть, он не мог без меня уйти.

— Что значит «не может быть», когда я лично ему пешню и ящик выдавал. Беги на вокзал, тут рядом. Может и застанешь — электричка ещё не проходила.

— Витька ушел без меня? — недоумевал я, спеша к вокзалу, — Чушь какая-то. Он наверно решил, что я ушел без него? Тоже чушь, не мог он так решить.

На платформу я вбежал со стороны последнего вагона, когда вдали уже показался прожектор электрички. Витьку я увидел сразу — он одиноко стоял в середине почти пустого перрона. «Витька!», крикнул я и помахал ему рукой, но он, подхватив свой ящик, быстро пошел в сторону первого вагона. Злость и обида затуманили мою голову: Витька явно дал понять, что не хочет меня видеть.

— Ну и чёрт с тобой, — крикнул я и шагнул в распахнувшиеся двери электрички.

Вагон был новый, тёплый и я, едва присев на скамью, снова, как и ночью, мгновенно провалился полуобморочное забытьё. Сердобольная старушка потрясла меня за плечо:

— Просыпайся, сынок, приехали — Москва.

Витьки на перроне не было.

В понедельник на работу я опоздал и застал Витьку уже сидящим за монтажным столиком спиной ко мне. В каморке стоял тяжелый запах дешёвого портвейна. На моё приветствие Витька, не оборачиваясь, лишь слегка шевельнул головой. Я уселся за свой стол и тупо уставился в окно. Так, в полной тишине, прошло часа два, когда Витька, схватив куртку и шапку, стремительно вышел из комнаты.

Во вторник всё повторилось. Тот же удушливый перегар и то же напряжённое молчание, но ушел на этот раз я, спустившись к Захарову в подвал согласовать последние детали измерительной схемы, которую мы для него разрабатывали. В этой группе Витька проходил преддипломную практику и вынес оттуда самые негативные впечатления о научной работе. «Ты не представляешь, Малыш, какая там обстановочка, — рассказывал Витька во время очередного чаепития, — просто с ума сойти. У него там два придурковатых мэнээса, мечтающих защититься, глотки готовы друг другу порвать. Ты бы видел, как они ругаются, торгуясь, в чью копилочку упадёт ещё не полученный результат и чья фамилия будет стоять выше в ещё ненаписанной статье. Я не удивлюсь, если однажды они проткнут друг друга отвёртками». Захаров очень хотел заполучить себе персонального электронщика и долго уговаривал Витьку перейти в свою группу, соблазняя немедленной должностью старшего инженера. Витька мягко отказывался, а мне говорил: «Только по решению суда, в колодках и под конвоем».

Вернувшись, я застал Витьку наливающего в чашку технический спирт, который мы прежде никогда не пили. Не обращая на меня внимания, он с омерзением выпил обжигающую жидкость, передёрнулся всем телом и замер.

— Витя, милый, ну нельзя же так, — я сам не очень хорошо понимал «чего и как» нельзя, но и молча смотреть на это было выше моих сил, — Да, случилась страшная беда, но нельзя же так распускаться, — произносил я пустые и глупые слова, гладя Витькино плечо.

— Ты не понимаешь, — прошептал он, вцепившись в мою руку, — не понимаешь… Я — убийца, я убиваю всех, с кем соприкасаюсь… — в своем полубреду Витька живо напомнил мне Кузьмича, — Всех… Я убил отца… мать… дядю Мишу… Гиви… Теперь я убил этого Лёву и Кузьмича.

Всё это было столь нелепо, что я нервно рассмеялся:

— Витька, ну что ты несёшь? При чём здесь ты? Это — жизнь, тысячи людей ежеминутно умирают, но не приписывать же их смерти тебе? И вообще, посмотри на меня: я уже год с тобой, но, как видишь, жив и помирать не собираюсь.

Витька с ужасом посмотрел на меня и оттолкнув, выбежал за дверь.

— Господи, что же это такое? — шептал я, сжав виски руками, — Он и сам свихнётся и меня с ума сведёт. Надо что-то делать… Надо что-то делать… — но дальше этой декларации мысль двигаться не желала.

Дверь открылась и на пороге возникла Антонина — шефова секретарша. Некоторое время она с любопытством разглядывала мою перекошенную физиономию, потом хмыкнула, высоко задрав бровки, и отчеканила:

— Малыш, на ковёр, срочно!

Шеф тоже полюбовался и начал:

— Что у вас с лицом, Малыш?

— Не обращайте внимания, Вячеслав Дмитриевич, — как можно беззаботнее отвечал я, — всего лишь результат неумелого управления транспортным средством под названием «лыжи».

— Допустим. Но пригласил я вас по другой причине. — Шеф никогда не вызывал, но только приглашал, — Только что в коридоре меня чуть не сбил с ног Салтанкин. Это было бы не страшно, если бы от него не разило техническим спиртом! Что у вас происходит? Извольте объясниться.

Что было объяснять? В очередной раз пересказывать события той субботы не было ни сил, ни желания. Соврать что-нибудь, выгораживая Витьку? Ничего толкового я придумать не успевал и сделал бы только хуже.

— Вячеслав Дмитриевич, — проникновенно заговорил я, — не ругайте Виктора. У него трагедия и сильнейший стресс. Скоро всё пройдёт, он успокоится и придёт в норму.

— Что-то в семье? Нужно помочь? Оказать матпомощь? — шеф обожал быть «отцом солдатам».

— Нет, это здесь и здесь, — показал я на голову и грудь.

— Женщина? — презрительно спросил он и я понял, что любовные переживания он трагедией считать не намерен.

— Нет, тут всё страшнее. Понимаете, в субботу на его глазах убили человека, и это произвело на Витю жуткое впечатление.

Секунд десять шеф ошалело смотрел на меня, потом озабоченно спросил:

— Я надеюсь, сам Салтанкин ни в каком криминале не замешан?

— Нет, нет, — заверил я, — там и криминала нет, просто случайный выстрел, но на его глазах. Вы представляете? Ему бы сейчас помочь надо, а не ругать и наказывать.

— И как же вы себе, Малыш, представляете нашу помощь?

— Вячеслав Дмитриевич, — умоляюще заговорил я, — разрешите ему до конца недели не ходить на работу. Мы уже разработали схему для Захарова и даже макет спаяли. Теперь надо паять начисто, а это всё равно может делать только один, второй всё равно без дела болтаться будет, — дважды повторенное «всё равно» должно было, по моим представлениям, убедить шефа, — а я всё до субботы спаяю. Надо будет, так и в субботу приду. А он успокоится, отойдёт, и в понедельник мы вместе начнём её тестировать и калибровать.

Шеф подумал, морща лоб и шевеля бровями.

— Вы понимаете, Малыш, что тематика Захарова является на сегодня приоритетной в нашей лаборатории? — Я изобразил на лице полное понимание, — Вы должны также понимать, что группа Захарова находится сегодня на переднем крае не только советской, но и мировой науки и мы не можем себе позволить, чтобы нас обогнали конкуренты из-за душевных переживаний одного сотрудника. Я пойду навстречу вашей просьбе, Малыш, но помните: вся ответственность за срыв графика работ ложится на вас. Идите и работайте, а Салтанкина тихо отправьте домой.

Я пошел к двери, а шеф нажал кнопку селектора:

— Тоня, напишите распоряжение. Инженера Салтанкина со вторника по пятницу командировать в Научно— техническую библиотеку, для ознакомления…

Я не дослушал и побежал в каморку. Витьки не было, но куртка висела на месте. Время было обеденное и, оставив Витьке записку, что с нетерпением жду его в понедельник, я отправился в столовую. Вернувшись, я увидел, что куртки нет, а на записке начертано нечто странное: «Благодарю за заботу, но всё это зря».

Схему я закончил в пятницу и пошел домой с сознанием исполненного долга. С самого начала мы с Витькой разработали правило: один схему паяет, другой скрупулёзно проверяет правильность монтажа. Это не раз позволяло нам экономить время и детали. В понедельник я пришел первым и ещё у двери, раздеваясь, заметил записку, лежавшую на схеме. «Первая и вторая ножки семнадцатого диода перепутаны», было написано Витькиной рукой. Я похолодел. Эта записка отражала два факта: Витька приходил в субботу и сегодня приходить не собирается. С тяжелым сердцем подошел я к своему столу и обомлел — Витькин стол был чисто убран. Я судорожно стал выдёргивать ящики, но и они были пусты и только в нижнем одиноко лежала коробка с Витькиными сокровищами. Какая-то гулкая пустота зазвенела в моей голове. Не в состоянии осмыслить произошедшее, я пытался сообразить, кто мог бы вразумительно хоть что-нибудь объяснить. Шеф? Но он по понедельникам до обеда читает лекции студентам. Антонина? Но сейчас утро и она только пришла. Выбора не было, и я помчался к Тоне.