Никола Бональ - Толкиен. Мир чудотворца

• Название: Толкиен. Мир чудотворца
• Автор: Никола Бональ
• Издательство: Гелиос
• Жанр: Публицистика
• Год: 2003
• ISBN: 5-344-00299-8

Эта книга удивительна тем, что принадлежит к числу самых последних более или менее полных исследований литературного творчества Толкиена — большого писателя и художника. Созданный им мир - своего рода Зазеркалье, вернее, оборотная сторона Зеркала, в котором отражается наш, настоящий, мир во всех его многогранных проявлениях. Главный же, непреложный закон мира Толкиена, как и нашего, или, если угодно, сила, им движущая, — извечное противостояние Добра и Зла. И то и другое, нетрудно догадаться, воплощают в себе исконные обитатели этого мира, герои фантастические и вместе с тем совершенно реальные: с одной стороны, доблестные воители — хоббиты, эльфы, гномы, люди и белые маги, а с другой, великие злодеи — колдуны со своими приспешниками.

Чудесный свой мир Толкиен создавал всю жизнь. И венцом его творения в конце концов стало всемирное признание: не случайно мир этот, равно как и его герои, пережили своего создателя (чем не доказательство успеха!).

Итак, читатель, мы зовем тебя следом за нами в увлекательнейшее путешествие в мир Толкиена, где путеводителем тебе послужит эта книга. И да будет легкой твоя поступь!

---

У Толкиена герои–воители имеют две отличительные особенности: они, как на подбор, рослые и светловолосые. В их облике явно угадываются нордические корни.

Как писал историк Ле Гофф в своем памятном труде «Цивилизация средневекового запада», «юные герои песен жестов были светлокожие и светлокудрые».

Такими «породистыми» чертами, говорившими о принадлежности к нордической крови, обладали все средневековые герои–воины. Да и Толкиен старается подчеркнуть, где только можно, физические достоинства своих героев. Даже хоббиты у него набирают в росте (благодаря чудодейственному онтскому напитку) и русеют.

Красота и сила — обычное дело в мире, где, по словам Робера Делора, «люди по большому счету воспитывались в духовной чистоте, становясь более хрупкими и пылкими, уважали силу и доблесть и всегда бьши готовы вступить в бой, ибо самая жизнь была для них сражением» («Жизнь в Средние века»).

Другая характерная особенность доблестного рыцаря — родословная, поскольку от нее во многом зависят и красота, и отвага. О значимости родословной у индоевропейских народов говорилось немало. В самом деле, значимость эта была столь велика, что любой бесчестный поступок человека ложился черным пятном на весь его род. Вот почему «боги, которым поклонялись, славились прежде всего своей родословной — предками по той или иной линии, во главе с родоначальником, давшим имя всему роду» (Жан Одри, «Индоевропейские народы»).

Родословной объясняется единство кланов и родов: ведь не случайно сеньор всегда жил в окружении своих родственников и считал недостойным в одиночестве садиться даже за трапезу. В той же родословной кроется и опасность кровной мести, хотя, впрочем, ее значение многие исследователи явно переоценивали, поскольку в действительности то была самая обыкновенная месть. С родословной же связано и понятие чести, о чем говорит, к примеру, Персиваль:

«Тщедушный король, не смей отныне причислять меня к одной с тобою крови! Еще ни один рыцарь в роду у матушки моей не смел отступить перед другим рыцарем, ты — первый!»

Вот и Толкиен тоже неустанно напоминает о нуменорских корнях Арагорна, равно как и о благородной крови других своих героев. Больше того: Толкиен выражает почтение отпрыскам благородных родов и их родоначальникам, давшим имя всем своим потомкам. Даже у некоторых хоббитов в жилах течет голубая кровь, взять хотя бы Туков, от которых ведут свое родство Пиппин, Бильбо и, конечно же, Фродо.

Ну, а что такое рыцарство?

«Оно представляет собой, — пишет Юлиус Эвола в своем монументальном труде «Протест против современного мира», — некое братство, внетерриториальное и вненациональное, члены которого бьши преданы священному духу воинства и не присягали в верности никому конкретно, хотя, с одной стороны, они бьши верны главным этическим принципам — чести, истине, доблести и преданности, а с другой — единой духовной власти, какую может олицетворять только империя».

Главным уделом рыцарства артуровой эпохи, равно как и древних воинов ислама, была «священная война». Идеологом такой войны в западном мире был аббат Бернар де Клерво. На востоке же был провозглашен «джихад», что прежде всего означает «усилие над собой»: ибо ничто не может быть важнее превозмогания самого себя, особенно бремени собственной плоти, — отрешившись от него, только и можно достичь пределов рая, то есть истинно праведной жизни. А вот что по сему поводу писал сам аббат де Клерво:

«Все мы здесь подобны воинам под одним шатром, помышляющим вознестись на небо через жестокосердие»; «существование человека на земле сродни жизни воина».

У Толкиена понятие священной войны неизменно и для нолдор, и для спутников Арагорна. Со злым духом надобно сражаться неустанно, будь то Моргот или Саурон. Так что рыцарям, легендарным воителям и чародеям суждено воевать до полной победы. И отвергать идею священной войны у Толкиена — значит не понимать главную суть его творчества, а суть эта — в извечном противоборстве добра и зла, понятий диаметрально противоположных и совершенно несовместимых.

Между тем, священная война — еще и война внутренняя: она, к примеру, привела к гибели Боромира, оказавшегося менее благородным, нежели его брат Фарамир, более осмотрительный и благоразумный и более близкий Гэндальфу по духу. Применительно к традиционному миру «внутренняя война» ярче всего описана в «Бхагавад-гите», и происходит она в душе каждого воина:

«Узнав Того, кто над помыслами возобладает, укрепи силу духа своего и рази, о воин, грозного врага своего, имя коему — желание».

Именно такое желание должен побороть в себе и герой Кретьена де Труа Персиваль:

«Лишь одного не приемлет чудодейственный Грааль — чрезмерных желаний… Только поборов себя самого, обрел ты душевный покой».

Необходимо научиться сражаться, не помышляя о «плодах деяний своих», иначе искушение победит и сражение окажется бесполезным. И кара за это ожидает соразмерная: так, Гавейн с Ланселотом из легенды «В поисках святого Грааля» навлекают на себя проклятие, в то время как Галааду, свободному от всяких желаний, удается укротить клокочущий источник и добраться до Грааля.

Желание порождает все нездоровые помыслы и слабости, способные устрашить рыцаря: так, например, в романе «Мерлин»(56) короля Флуара «внезапно охватил страх… отвага изменила ему, и он пал». Но рыцари Грааля не ищут жалости или пощады. Даже сраженные противником, они не падают духом. Так же ведут себя и герои–воители Толкиена: они умеют совладать с собой, оказавшись в руках врагов или в любой другой час испытаний. Так ведет себя Боромир, пожелавший завладеть Кольцом, тогда как отец его, одержимый горем, находит свою смерть на погребальном костре.

Схватка — вот где проявляется истинная сущность воина:

«Ты же исполняй то, что предначертано тебе, ибо действие превыше бездействия и только в действии сохранится жизнь в плоти твоей» («Бхагавад–гита»).

Ну а что до высшего блага, то, согласно индоарийским представлениям, достигается оно лишь в результате «отрешения ради собранности в действии». Качества, упоминающиеся в беседе Арджуны(57) с Кришной, хоть и воспевались за тысячи лет до рыцарей Грааля, и совсем в другой части света, тем не менее вполне приемлемы и для них:

«Героизм, неистовство, стойкость, ловкость, храбрость, великодушие, влиятельность — вот достоинства истинного кшатрия».

Онтологическое(58) качество кшатриев, пишет Генон, — это «вторая гуна(59), раджас, эмоциональный порыв, позволяющий осуществить возможности, заключенные в сущности человека» («Духовная власть»).

Отсюда столь подробное описание идеальных рыцарей, наделенных, подобно Галааду, всеми воинскими достоинствами, что порой даже ужасает.

Однако удел рыцаря — не только сражаться. Война — всего лишь способ утвердить или восстановить исходный мировой порядок,

«даровать даме сердца имение, принести мир в иные земли, жениться на деве и посвятить в рыцари своих слуг» («Персиваль, или сказание о Граале»).

В результате победоносной войны новые земли обретает и король. А король ответствен за порядок в мире: так, например, Чакравартин, всемирный ведийский самодержец, «вращает колесо» мира, олицетворяя верховный закон. И теперь понятно нетерпение Арагорна, которому надобно сперва перековать меч Исилдура, прежде чем заявлять о своих правах на престол, дабы, воцарившись на нем, обеспечить мир в своем царстве.

Король служит залогом всемирного равновесия, незыблемым перводвигателем, поддерживающим равновесие и связи в обществе, а также обеспечивающим благосостояние и процветание своего государства. Кроме того, он — народный кормилец, в точности как Людовик XVI, снискавший себе прозвище Булочник. Понятие «король» очень древнее: ведь не случайно английское слово «Lord» (повелитель) одного корня со словом «loaf», что значит «буханка хлеба» (Жан Одри «Индоевропейские народы»).

Другой историк, Кристиан Гийонварк, пишет о кельтских королях так:

«Для общества король был скорее верховным судией, раздатчиком милостей, держателем светской власти и военной… К нему сходились все налоги и подати от вассалов, а от него исходили дары, щедрые и милостивые».

Прибавим к этому, что «у доброго короля и земля плодоносила, и зверье на ней водилось в избытке, да и ратные победы всегда были за ним» («Кельты»).

У Толкиена возвращение Арагорна — возвращение долгожданного государя — чествуется с невиданной пышностью и радушием. Арагорн, как и король Артур, не желает расставаться со своими верными друзьями, собратьями по Кольцу. Однако подобная щедрость выходит хоббитам боком: пока они гостят у новоявленного великодушного самодержца, Саруман успевает опустошить Хоббитанию. Но о величии монарха принято судить по значимости тех, кто его окружает.