Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т.25. Из сборников:«Натурализм в театре», «Наши драматурги», «Романисты-натуралисты», «Литературные документы»

• Название: Собрание сочинений. Т.25. Из сборников:«Натурализм в театре», «Наши драматурги», «Романисты-натуралисты», «Литературные документы»
• Автор: Эмиль Золя
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1966

В данном 25-м томе Собрания сочинений представлены наиболее значительные из работ Золя, входящих в его сборники «Натурализм в театре», «Наши драматурги», «Романисты-натуралисты» и «Литературные документы». Почти все статьи, из которых были составлены сборники, публиковались в периодической печати в промежутке с 1875 по 1880 год. При составлении сборников Золя игнорировал хронологию написания своих статей и группировал их по тематическому признаку.

Каждое выступление Золя в периодической печати по вопросам литературы и театра носило боевой характер, было актом борьбы за утверждение тех принципов, которым он был предан, ниспровергало враждебные ему традиционные эстетические нормы.

Одной из важнейших целей Золя было доказать, что провозглашенный им художественный метод натурализма отнюдь не нов, что он также опирается на значительную национальную традицию французской литературы и французского театра. Отсюда — экскурсы Золя в прошлое, его настойчивые поиски родословной натурализма в минувших веках.

---

Почитатели Мюссе даже не подозревают, что он едва не подарил им еще одну, «Июньскую ночь». Вот ее история и неизданные четыре строки.

«Однажды, — вспоминает Поль де Мюссе, — я наблюдал, как он ходит взад-вперед по комнате, то напевая что-то вполголоса, то бормоча слова, соединявшиеся в полустишия. Наконец он остановился у своего рабочего стола, взял лист бумаги и записал на нем следующее:

ИЮНЬСКАЯ НОЧЬ

Поэт

Muse, quand le blé pousse il faut être joyeux.
Regarde ces coteaux et leur blonde parure.
Quelle douce clarté dans l’immense nature!
Tout ce qui vit ce soir doit se sentir heureux.[66]

Приближалось время обеда. Я знал, что Муза предпочитала навещать его в вечерние часы, и потому не сомневался, что на другой день стихотворение будет почти готово. К сожалению, явился Татте (близкий друг Мюссе); он зашел за Альфредом, чтобы пригласить его отобедать вместе у ресторатора. Я умолял не отвлекать брата от столь важной работы. Татте обещал, что поздно засиживаться они не станут. Альфред ушел…» Короче говоря, стихотворение так и не было написано.

И, наконец, чтобы покончить с историей создания «Ночей», надо сказать об «Августовской» и «Октябрьской ночи». «Августовская ночь была для поэта поистине блаженной. Он украсил свою комнату и растворил окна. Отблески свечей играли среди цветов, стоявших в четырех больших, симметрично расположенных вазах. Муза явилась, как новобрачная. Ни одна забава, ни одно празднество не сравнится с этими сладостными часами упоительного, вдохновенного труда; и так как на сей раз мысли поэта были спокойны, на сердце он не чувствовал тяжести, голова его была ясна и воображение пылало, он наслаждался счастьем, недоступным для простого смертного». Что касается «Октябрьской ночи», то она была написана в промежутке между двумя новеллами. «Рассказывая о перипетиях любовной истории Валантена и г-жи Делоне[67], писатель погрузился в воспоминания о своих былых печалях. Воспоминания его становились все живее, и ему пришла мысль дополнить „Майскую ночь“, написав к ней заключение. Он почувствовал, что сердце его переполнено. Внезапно Муза коснулась его плеча. Она не хотела ждать; он поднялся ей навстречу и не ошибся, потому что она принесла ему „Октябрьскую ночь“, которая служит естественным продолжением „Майской ночи“; это последнее слово великой скорби и самая справедливая, равно как и самая тяжкая, месть: это — прощение».

Я подробно остановился на «Ночах», однако есть и другое произведение, занимающее в творчестве Мюссе видное место. Я имею в виду «Упование на бога», этот крик пламенной веры, слетевший среди стенаний с уст самого скептического из поэтов. История названного стихотворения имеет довольно странную подоплеку. Мюссе писал в то время свою новеллу «Фредерик и Бернеретта». Сюжет ее был им почерпнут из личных воспоминаний о недолгой связи с одной юной гризеткой, жившей по соседству. Однако, будучи поэтом-идеалистом, он не мог копировать голую правду. Вместо подлинной Бернеретты, хорошенькой девушки, которая, недолго предаваясь печали, утешилась другою привязанностью, он придумал милую и трогательную Бернеретту, умершую двадцати лет. И вот пока он претворял таким образом эту историю, его, как с ним порою случалось, вдруг охватил острый интерес к философской проблеме; его постоянно мучил вопрос о предназначении человека, конечной цели бытия. Брат рассказывает, что он часто заставал поэта в глубокой задумчивости, размышляющим над непостижимой тайной, ищущим подтверждения своим мыслям. Мюссе перечитал подряд всех философов, но это не принесло ему удовлетворения. Здесь я предоставляю слово г-ну Полю де Мюссе: «Он закрывал книгу и вновь принимался за историю несчастной Бернеретты с того места, на котором остановился. Но в тот самый день, когда он, предав свою героиню земле, с глазами, полными слез, дописывал последнюю страницу, минутная слабость его прошла, и он произнес слова, которых мне не забыть: „Я много читал, много думал, многое повидал. Слезы и молитва — от бога, это он научил нас страдать, и так как слезы ниспосланы нам богом, молитва возвращается к нему“. Уже на другую ночь он начал писать „Упование на бога“».

Еще мне хочется рассказать, опираясь на «Биографию», как был создан «Немецкий Рейн». При этом я испытываю особое удовольствие от возможности заглянуть во внутренний мир поэта и дойти до самых истоков его вдохновенных творений, которыми он потрясал человеческие сердца. Как-то раз, завтракая вместе с матерью и братом, Мюссе перелистал номер журнала «Ревю де Де Монд», где была помещена антифранцузская песня Беккера и ответ на нее Ламартина под названием «Марсельеза мира». На оскорбительные выпады немецкого поэта Ламартин ответил глубоко человечной проповедью, стихотворением о великом братстве народов. Такой ответ показался Мюссе чересчур возвышенным и беспристрастным. Он тотчас же решил возразить Беккеру по-своему. Он негодовал, с возмущением стучал по столу кулаками. Вдруг он бросился в свою комнату, заперся там и спустя два часа вернулся с «Немецким Рейном». Известно, какой огромный резонанс получила эта подчеркнуто неуважительная по тону песня, проникнутая чувством гордости и презрения. Более пятидесяти композиторов положили ее на музыку. Новую песню распевали во всех казармах. И еще одна любопытная деталь: многие немецкие офицеры послали Мюссе вызов на дуэль. Шутя поэт говорил: «Почему мне не пишет Беккер? Вот кого бы я с удовольствием проткнул шпагой! А что касается юных пруссаков, то пусть уж они дерутся с французскими офицерами, которые вызвали Беккера».

V

Альфред де Мюссе был еще и драматургом, причем драматургом необычайно ярким и оригинальным. История создания его пьес и его взаимоотношений с театрами весьма характерна. Эту историю я вкратце и изложу.

Совсем еще юным он помышлял о театре и не раз хотел обратиться к нему как к средству для заработка. Мюссе едва исполнилось двадцать лет, когда он впервые решил попытать счастья на сценических подмостках. Он только что добился от отца разрешения оставить службу, и ему хотелось доказать, что он в состоянии сам заработать себе на жизнь. Как раз в это время он и сочинил пьесу в трех картинах под названием «Полночная расписка»; каждая ее картина представляла собою одну сцену, написанную в стихах. Свое произведение Мюссе предложил театру Нувоте, который через несколько лет стал называться театр Водевиль; пьеса была принята. Уже начались репетиции, но на том дело и кончилось. Г-н Поль де Мюссе полагает, что представление не состоялось из-за начавшейся Июльской революции. Пьеса, пишет он, до сих пор лежит где-нибудь в ящике стола. Из этого следует, что существует неизданная комедия Альфреда де Мюссе. Разумеется, это посредственное произведение, и нет сомнения в том, что ему уже никогда не увидеть света.

Но театр уготовил поэту куда большее огорчение. В том же году, осенью, директор театра Одеон обратился к автору «Испанских повестей», окруженному тогда ореолом дерзкого дебютанта, с просьбой дать ему новую и оригинальную пьесу. Он жаждал сенсации. Мюссе предложил «Венецианскую ночь». Пьеса усиленно репетировалась и была впервые сыграна 1 декабря 1830 года. Провал оказался неслыханным. Начиная со второй сцены свистки совершенно заглушили голоса актеров. Публика кричала, топала ногами, смеялась в самых неподходящих местах. Было ясно, что она не принимает пьесу. Подобное ожесточение по сию пору остается непонятным. Удивительно то, что такой же шум поднялся и на втором представлении. Во время спектакля случилось одно из тех маленьких происшествий, какие в театре приводят к непоправимым последствиям. В одном эпизоде героиня должна была прислониться к зеленой решетке; декорации не успели просохнуть, и когда актриса, на которой было роскошное платье, повернулась к залу, зрители увидели на белом атласе зеленые полосы. Это происшествие довершило провал, публика, охваченная неистовым смехом, не желала больше ничего слушать; Альфред де Мюссе вынужден был снять свою пьесу.

У поэта, должно быть, надолго сохранилось предубеждение против театра. Рана, нанесенная ему, была слишком глубокой, и он не скоро от нее оправился. Спустя много времени после этого случая он говорил, что ремесло драматического писателя — худшее из ремесел. При всем том он поклялся, что, если еще когда-нибудь напишет пьесу, он напишет ее, как ему вздумается, и не станет заботиться о законах сцены. И он сдержал слово, сочинив драматическую поэму «Уста и чаша». После смерти отца Мюссе остался без средств, он даже помышлял одно время о поступлении на военную службу, но прежде решил попытать счастья на поэтическом поприще. После поэмы «Уста и чаша» он написал комедию «О чем мечтают девушки». Издатель Рандюэль согласился выпустить его сборник, впрочем, довольно неохотно. Когда книга уже печаталась, выяснилось, что она получается чересчур маленькой, и Рандюэль потребовал еще какого-нибудь произведения. Мюссе пришлось написать поэму «Намуна». Тем не менее за книгой осталось название «Театр на дому», которое свидетельствует о неприязни Мюссе к театру и о его твердой решимости писать пьесы для чтения, а не для сцены. Сборник, однако, имел куда меньший успех, чем «Испанские и итальянские повести».