Виктор Бакин - Владимир Высоцкий без мифов и легенд

• Название: Владимир Высоцкий без мифов и легенд
• Автор: Виктор Бакин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-6995-3512-5

При жизни для большинства людей Владимир Высоцкий оставался легендой. Прошедшие без него три десятилетия рас­ставили все по своим местам. Высоцкий не растворился даже в мифе о самом себе, который пытались творить все кому не лень, не брезгуя никакими слухами, сплетнями, версиями о его жизни и смерти. Чем дальше отстоит от нас время Высоцкого, тем круп­нее и рельефнее высвечивается его личность, творчество, место в русской поэзии.

В предлагаемой книге - самой полной биографии Высоц­кого - судьба поэта и актера раскрывается в воспоминаниях род­ных, друзей, коллег по театру и кино, на основе документальных материалов... Читатель узнает в ней только правду и ничего кроме правды. О корнях Владимира Семеновича, его родственниках и близких, любимых женщинах и детях... Много внимания уделяется окружению Высоцкого, тем, кто оказывал влияние на его жизнь…

---

И еще, блатные песни сочиняют блатные, а ранние песни Вы­соцкого — это песни, сочиненные молодым талантливым поэтом, никогда не сидевшим за решеткой. Его тексты были намного ин­формативнее, наполнены интересными мыслями, с быстрой сменой ассоциаций в отличие от примитивной тюремной лирики. Все его песни были с подтекстом, который не воспринимался людьми, мыс­лящими прямолинейно. Он не клеймил и не романтизировал мир «блатных», а настойчиво «милость к падшим призывал», пытаясь понять этот мир и сделать его понятным обществу. Это были про­изведения двадцатилетнего юноши, участника студенческих капуст­ников, упражнявшегося в создании юмористических, «хохмаческих» сочинений. Своими ранними песнями Высоцкий стремился самоут­вердиться в глазах друзей-приятелей, быть популярным — пусть не очень дорогой ценой, но, во всяком случае, немедленно.

Б.Окуджава: «Я знаю множество примеров, когда так называе­мые блатные песни Высоцкого не любят не только интеллигенты, но и настоящие блатные. Они их не понимают, эмоционально ничего не испытывают: ведь для понимания таких песен нужны чувство юмо­ра, способность к некоторому остранению, дистанции».

Некоторые критики будут искать в текстах Высоцкого и при­митив, и бездумность, и сентиментальные нотки. Да, возможно, все это там есть, но надо еще суметь отделить автора песен от героев этих песен. Герои, которых и героями-то неловко называть, — кри­минальные или полукриминальные субъекты, изливающие свои за­скорузлые души на характерном для них жаргоне. Но у Высоцко­го они получались такими сочными, правдоподобными, что их лег­ко принимают за реальных уголовников-стихоплетов, а стилизации Высоцкого — за реальные блатные песни, рожденные на нарах или в какой-нибудь «малине».

Через десять лет на одном из своих концертов Высоцкий ска­жет: «Я не считаю, что мои первые песни были блатными, хотя там я много писал о тюрьмах и заключенных. Мы, дети военных лет, выросли все во дворах, в основном. И, конечно, эта тема мимо нас пройти не могла: просто для меня в тот период это был, веро­ятно, наиболее понятный вид страдания — человек, лишенный сво­боды, своих близких, друзей...

Эти песни принесли мне большую пользу в смысле поиска фор­мы, поиска простого языка в песенном изложении, в поисках удачно­го слова, строчки. Но поскольку я писал их все-таки как пародии на блатные темы, то до сих пор это дело расхлебываю. Я от них нико­гда не отмежевываюсь — это ведь я писал, а не кто-нибудь другой! И я, кстати, всегда пишу все, что хочу... А в общем, это юность, все мы что-то делали в юности; некоторые считают, что это предо­судительно, — я так не считаю. И простоту этих песен я поста­рался протащить через все времена и оставить ее в песнях, на ко­торых лежит сильная, серьезная нагрузка...»

Этот «наиболее понятный вид страдания» наложил отпечаток на все творчество Высоцкого, включающее, наряду с «блатной» те­мой, военную, историческую, спортивную, морскую, сказочную и другие. Построение сюжета, образность, язык поэта были вырабо­таны в «блатной» песне, и многое в последующем творчестве име­ло «гулаговский подтекст».

Тогда в 63-м люди не знали, что песни, которые они слуша­ют, — это песни Владимира Высоцкого. Тогда было время песен, и слушатели еще не очень разбирались — кто есть кто: Визбора пу­тали с Окуджавой, того, в свою очередь, — с Городницким. И такая путаница продолжалась довольно долго.

Качество записи иногда было ужасным, появилось множест­во подделок «под Высоцкого», против которых автор решительно протестовал: «Хочу сказать, что если вам когда-нибудь попадут­ся записи, где, во-первых, неприличные слова, во-вторых, такая де­шевая жизненная проза, то сразу можете считать, что это пес­ни не мои».

Это в какой-то мере способствовало не всегда хорошей славе исполнителя, его имя обрастало слухами, сплетнями, мифами. От­сутствие достоверной информации многим мешало оценить по дос­тоинству ранние произведения поэта. Позднее специалисты оценят их как поэтические шедевры, так четко выписан в них сюжет каж­дой истории, так близки произведения Высоцкого к фольклору.

Ю.Гладильщиков: «Я родился и прожил 17 лет в городе без культуры, без архитектуры, без истории, без корней. Там были та­кие курьезы. Например, был у нас очень популярен «Высоцкий». Не зря беру в кавычки. Что такое настоящий Высоцкий, я узнал много позже, а тогда «Высоцким» считалось все, что смешно, под гитару и желательно хрипло. Первое, что мне таинственным шепотком пред­ставили как «Высоцкого» было «А на кладбище все спокойненько...» (песня М.Ножкина). Слова, впрочем, «переводили», иначе не разо­брать. Еще бы, по меньшей мере, сотая перезапись, да еще на наших магнитофонах... Оригинальным мнением считалось такое: «Мне не нравится, когда он хрипит. Вот когда нормально поет — тогда здо­рово» (пример — какая-нибудь из песен Ю.Визбора)».

Поначалу Высоцкому нравилось, что его песни поют другие барды, — это работало на его популярность. «Спасибо, ребята, что вы меня поете», — сказал он как-то Ю.Кукину и Е.Клячкину. Но по мере накопления репертуара и количества собственных выступле­ний это его стало раздражать. Другие пели, может быть, и лучше, но не по-Высоцкому!

Несколько позже Высоцкий скажет, что своим учителем счита­ет Михаила Анчарова. «Я чужих песен не пою!» — часто откликал­ся Высоцкий на возгласы-просьбы из зала. Однако пел... Несколь­ко раз пел песню М.Анчарова «МАЗ», наполненную философским смыслом. Затем появились собственные песни-баллады, песни-размышления...

Свои песни он писал в самых невероятных местах и условиях. Часто, бывало, засидится где-нибудь в компании, все лягут спать, и он, сидя на кухне, сочиняет, а наутро выдает проснувшимся но­вую песню. Причем листки, на которых эти песни писались, могли быть любыми, что под руку подвернется, вплоть до туалетной бу­маги... Он прикреплял такую бумажку на внешнюю сторону гита­ры, чтобы видеть слова, и пел...

Однажды весной 63-го года на Большом Каретном появился Михаил Таль, который был приглашен в Москву комментировать матч на первенство мира — Ботвинник — Петросян.

М.Таль вспоминал: «...Тогда имя молодого артиста Владимира Высоцкого было уже достаточно известно. Естественно, с прибав­лением уймы легенд, но имя было у всех на слуху...

...В доме старых большевиков, в квартире Левы Кочаряна, нас представили друг другу, и через две минуты у меня сложилось ощу­щение, что знакомы мы с ним тысячу лет. Не было абсолютно ника­кой назойливости. Просто человек входил к тебе на правах старого друга, и это было заразительно и предельно взаимно.

Обстановка там была удивительно раскрепощенной. Было очень много людей, всех и не запомнил. Хотел Володя этого или не хотел, но он всегда был в центре внимания. На протяжении бу­квально всего матча и почти каждый свободный вечер я прово­дил там.

Калейдоскоп людей. С настойчивостью провинциала практиче­ски каждый входящий на третьей, пятой, десятой минутах просил Володю что-то спеть. И Володя категорически никому не отказывал. Некоторые песни я просто целиком запомнил с той поры.

Он не подавлял, а приближал людей к себе. Подавления не было. Такое впечатление, будто бравада его иногда носила мимикрический характер. По виду он был жутко застенчивый человек. Ду­маю, что друзей у Володи было много. Но при всей его, если хотите, общедоступности дистанцию держал. К себе туда, внутрь, он пус­кал очень немногих. Его доминанта — исключительная доброжела­тельность. Для него любой человек был хорош — до тех пор пока тому не удавалось доказать обратное...

...Он обладал совершенно великолепным даром — красиво за­водиться. Если его что-то увлекало — а увлекало его очень мно­гое, — то разговор шел на колоссальном нерве. Не на крике, а имен­но на нерве...

...Иногда Володя «уходил». Он присутствовал, но «уходил» аб­солютно. Взгляд исподлобья, скорее всего устремившийся в себя. Смотрит — не видит. Односложные ответы. Мне сказали: человек занят. Ну а ночью или наутро появлялась новая песня...»

Он всю свою жизнь любил делать подарки — «дарить прият­нее, чем получать». Главный подарок — песня. 22 июня 1963 года на Большом Каретном справляют день рождения Артура Макарова и Высоцкий приносит в подарок песню, исполняемую впервые, — «Я женщин не бил до семнадцати лет...».

Отправным моментом для сочинения песен были не только дни рождения близких друзей, но и события, происходившие в стране и мире. 14 июня 1963 года ЦК Компартии Китая направил письмо в ЦК КПСС, обвиняя его в оппортунизме. После безуспешных меж­партийных переговоров, ровно через месяц — 14 июля — «Прав­да» опубликовала претензии Китая вместе с открытым письмом ЦК КПСС в ЦК КПК, авторы которого обвиняли «китайских това­рищей в троцкизме, пособничестве империализму, внесению раско­ла в соцлагерь». Оказалось, что «русский с китайцем» вовсе не «бра­тья навек». Высоцкий пишет «Письмо рабочих тамбовского завода китайским руководителям»: