Светлана Петрова - Кавказский гамбит

• Название: Кавказский гамбит
• Автор: Светлана Петрова
• Издательство: «Дружба Народов» 2008, №10
• Жанр: Современная проза

Герои повести Светланы Петровой — люди немолодые, их молодость прошла при советской власти, которая, как известно, учила «мечтать о прекрасном будущем». Так и живут они, постаревшие, битые жизнью мечтатели, мечтая о лучшей участи, наивно пытаясь влиться в «ряды строителей новой жизни», — становясь невольными жертвами чужих бизнес-планов и бизнес-войн. Неунывающий пенсионер Панюшкин, его измочаленная жизнью супруга Капитолина, экс-красавица секретарша Зинка проживают в Хосте. Сюда же наезжают московские интеллигенты — пианист в отставке и пессимист Шапошников, с которым Панюшкин играет в шахматы, мечтательная супруга музыканта Наталья Петровна. Под шум прибоя на фоне кавказского пейзажа течет жизнь, рутинная, но полная внутреннего драматизма.

---

Конечно, перечисленные соображения в уме Панюшкина так ладно не выстраивались, но на интуитивном уровне он упорно оттягивал решающий момент. Ему даже удалось вывернуться из патовой ситуации в День железнодорожника.

В первое воскресенье августа, после корпоративной вечеринки, Зина пригласила Василия к себе на праздничный ужин. Заранее наготовила вкуснятины и усадила дорогого гостя за большой складной стол, который по этому случаю извлекла из-под дивана. От обилия блюд разбегались глаза: истекающий жиром рыбец, жареные креветки в чесночном соусе, фаршированные брынзой помидоры, сулугуни с базиликом, завернутый в тонкий армянский лаваш. Еда удивила, но не прельстила, и водка в матовой бутылке с иностранной надписью оказалась ничем не лучше расхожей отечественной с зеленой наклейкой. Вася настороженно выпил пару стопок и, миновав селедку, распластанную на узкой длинной тарелке вместе с головой, взял из консервной банки пряную таллинскую кильку, уложил ее поверх намасленной черняшки и прижал пальцем, чтоб не сползла.

— Плохо ешь, — сетовала хозяйка, пододвигая гостю тарелку с хрустящей свиной отбивной на косточке. — Сказал бы что любишь, я бы приготовила.

— Тебя люблю, — неожиданно сказал Панюшкин и зажмурился.

У Зинаиды дрогнула вилка, на которой она несла ко рту большую греческую маслину. Вкусов Черемисина она уже не помнила, а Нестор пожрать был здоров. Оба они клялись ей в любви, и лучше бы Васька промолчал. В прежней неопределенности, в предвкушении счастья, счастья было больше хотя бы потому, что нельзя потерять то, чего еще нет.

Она пропустила реплику мимо ушей (ну, сказал и сказал) и привычно хлопала рюмашку за рюмашкой. Она всегда больше пила, чем ела, а сегодня еще вместе со своими в пансионате подзарядилась прилично. Скоро взгляд у нее остекленел и спина сделалась ровной, как струна, — так она старалась сохранить равновесие и одновременно достоинство. Василий восхитился: ну, молодца! Он неотрывно, с глубокой нежностью смотрел на пьяную Зину. Улучив момент, поймал изящную руку в свою грубую и сухую ладонь, затем подвинулся ближе, обнял и ткнулся носом куда-то в складку между пышными грудями. От непривычной гладкости кожи и пряных духов его мысли затуманились и поплыли, а Зина привалилась мягким плечом, обняла за шею, и губы их встретились.

Черт! Васька не припоминал, чтобы от поцелуев у него когда-нибудь кружилась голова. Не самогон, а так завертело — на ногах не устоишь, хорошо, что на диване сидел. Млея, он растворился в Зине, как никогда не растворялся в жене. Капу он брал, как берут бабу, гася естественную мужскую жажду, а здесь хотелось вывернуться наизнанку, чтобы доставить удовольствие женщине. Но вовремя опомнился и воли желанию не дал. Это дамское белье, шелковое, скользкое, и заточенные коготки, которые скребли ему спину, — все было слишком непривычно, неловко. Не готов. Не готов психологически, добавил бы Васька, если б знал такие слова.

Оторвавшись от влажных губ, он спросил:

— Знаешь, какая у меня мечта?

Зина разочарованно поправила прическу:

— Вся Хоста знает. Автомобиль.

— Нет. Автомобиль был раньше. Другая. — Василий задумался, как бы понятнее ей объяснить. — Сидеть с тобой рядом.

— Так уже сидишь.

— Чтобы совсем не уходить.

Зина посмотрела на него испытующе — она хотела того же, но ответила сдержанно:

— Не уходи. — Подумала и не смогла промолчать о важном для них обоих: — А семья?

— Что-нибудь придумаем, — весело ответил Васька. — Утрясется. А радости у нас никто не отымет.

Он ничего не выдумывал. Действительно, до сих пор в его жизни все как-то само собой образовывалось к лучшему. Он и теперь на это рассчитывал.

Зина улыбнулась узким краешком рта, простив ему недавнюю мужскую нерешительность:

— Вот за что я тебя особенно ценю, так это за легкость. Ценю и люблю.

Любит! Василий за разговорами незаметно, однако прилично выпил и спьяну чуть не заплакал — как хорошо-то! Но почему грустно? Тем более теперь, когда женщина его мечты призналась в ответной любви и готова принадлежать ему, стоит только руку протянуть. Он вдруг вспомнил, как Шапошников сказал, что от хорошего хочется умереть, и, кажется, наконец понял, о чем шла речь.

— Ты, Зина, для меня больше чем женщина. Ясно?

— Не очень.

— Ты хрустальная мечта. Просто так, между водкой и селедкой, да втихаря, я тебя трахать не хочу, а хочу, чтобы ты была только моя, и у меня — никого, кроме тебя. И не прятаться.

— Б-большая программа, — язык подчинялся Зине хуже, чем мысли. — И к-как ты собираешься ее осуществить?

— Пригоню для Арчила несколько машин из Германии, получу хорошие деньги. Тогда разберемся. Деньги у нас теперь решают все.

— Ты думаешь?

— Слышал, по телевизору какой-то крупный деятель говорил.

— Ну, если крупный, то и врет соответственно по-крупному. Ты себе верь, а не телевизору. Там много болтают, чего никогда не было и не будет. По-моему, деньги только все портят, особенно если их больше, чем требуется для жизни. Так, некоторый запасец, конечно, карман не тянет. — Зина согласно кивнула. — Но если надо — ты езжай. Я подожду.

— Без меня не шали, черноглазая, — шуточно погрозил Василий своей возлюбленной жестким пальцем.

— Ой! — армянка кокетливо хохотнула. — У Моста очередь стоит, твоего отъезда дожидается.

— Без шуток. Приеду — определимся.

Зина невольно задержала дыхание. Впрочем, Васька всегда так говорит: не поймешь — балаболит или всерьез. Вообще, весь несерьезный какой-то, странно, что она ему верит.

Вот так Панюшкин и попался, хотя еще потянул, сколько получилось. Отношения с Зиной отбили ему вкус к автомобилю, и ни в какую Германию он уже ехать не хотел — жалко пропускать сладостные вечера у секретарши, где так удачно все складывалось. Однако теперь Капа польстилась на выгодные условия. Ей мерещилось, как от раза к разу пухнет пакет на шелковой нитке. И она принялась торопить мужа, который откладывал да откладывал сборы. У него так всегда: загорится, засуетится, а как до дела дойдет — в кусты, лень-матушку тешить. Дождется, пока Арчил наймет другого. Капа тужилась сообразить, почему эта давняя мечта вдруг потеряла для мужа привлекательность? С вопросами приставала. Василий насторожился: это могло плохо кончиться. Тут еще Мокрухина добавила беспокойства. «Отчего это, говорит, ты с генералом повадился в шахматы по ночам играть?» Васька отбрехался, что так, мол, тому удобнее. Но ясно, что, если толстуха начнет копать, маскировка долго не выдержит.

«В общем — вперед, Вася! Заднего хода нету», — сказал себе Панюшкин. Поездка должна закончиться развязкой любовного узла, который затянулся до опасного предела. Большие деньги кого хочешь угомонят, а уж Капу тем более. Если не жадничать и посулить ей побольше, авось без скандала и к Зинке отпустит. Но деньги надо заработать. Со всех сторон получалось — пора ехать, хоть почему-то не лежала у него душа.

Сходил Панюшкин с Арчилом к нотариусу, нужные бумаги подписал. За визой смотался в Краснодар. Билет до Берлина купил на поезд. На автобусе дешевле, но в два раза дольше, да и на дорогах, поговаривают, шалят. Зато обратно путь — бесплатный, на своей-то машине! Как учил грузин, ехать домой коротким путем — через Польшу, Белоруссию, Украину — нельзя, рэкетиры умучат, а то и вовсе машину заберут, случалось вместе с нею и жизнь отнимали. Так ездят только молодые крепкие ребята, большими группами да с оружием. Его колея лежала через Финляндию — страну чинную, спокойную и холодную.

Вечером зашел внук, Владик, поклянчить у бабки монету на развлечения. Она воровато сунула ему в ладонь сотню. Для бабки много, для внука мало. Что нынче сто рублей? Тьфу! Две бутылки простой водки. На такую сумму раз в полугодие поднимают пенсию, хотя приварка почему-то не чувствуется. Владик здоров, как бугай, нет бы самому заработать. Не хочет! В армию не хочет и торговать тоже. Надумал высшее образование получить. Ладно. Денег на платный факультет Капа дала, а учится парень неважно. Вроде не дурак, ленивый — тоже не скажешь. К девкам равнодушен, но курить наладился. Один раз Василий застукал его с приезжей шпаной. Это плохо, научится безобразию. Прежде в курортных городах спокойно было, все национальности мирно жили, если кого и резали, то только из ревности, но из-за денег или из хулиганства — никогда. А эти соберутся большой компанией — и пошли куролесить, рушить, что под руку попадет. Начальник милиции — адыгеец или кто-то другой из местных, не поймешь, с ними не связывается — шпана, если разойдется, прибить может. Весной директора рынка, азербайджанца, застрелили с контрольным выстрелом в голову, значит, заказ выполняли, власть и деньги делили. Раньше-то наши только по телеку про разборки слышали — в столице или в Америке. Но для провинции — что Москва, что Нью-Йорк, одинаково далеко и непривычно. Боязно за внука. Плохих детей не бывает, а он еще совсем ребенок — восемнадцать лет. Васька вспомнил себя в этом возрасте: на озорство сил не доставало — с него уже три шкуры драли, а он подчинялся, вкалывал день и ночь. Ну, дак то когда было? Война — время особое, с людей другой спрос. А этот шпендрик, что видел? Мамкину титьку да бабкин карман — вот и вся его школа. С внучками проще, этих только замуж выдать — и вся проблема, хотя и у них теперь на первом месте не женихи. В загс, понимаешь, идти не хотят: зачем, говорят, лишняя морока, нам и так хорошо, все равно рожать пока некогда: карьеру надо делать.