Леонид Словин - Такая работа

• Название: Такая работа
• Автор: Леонид Словин
• Издательство: Верхне-Волжское книжное издательство
• Жанр: Детектив
• Год: 1965

Леониду Словину 34 года, по профессии он юрист, работник уголовного розыска. Начал печататься в 1961 году в журналах «Сельская молодежь», «Советская милиция» и газетах «Северная правда», «Молодой ленинец» (Кострома), «Вечерняя Москва».

Повесть «Такая работа» — первое крупное произведение автора. На конкурсе, проведенном Министерством охраны общественного порядка РСФСР и правлением Союза писателей РСФСР в 1964 году, повесть была удостоена второй премии.

---

«Я ничего не сделал такого, в чем бы мог себя упрекнуть, — думал Ратанов, возвращаясь из деревни один в полупустом вагончике узкоколейки. — Что же случилось?»

После гибели Андрея часто заходить к Ольге стало как-то неловко. Она больше находилась дома, никуда не выходила, только Игорешка еще забегал к Ратанову, да и то редко. Один раз спросил про какую-то собаку, которая якобы сказала Ольге человеческим голосом: «Если ваш Игорешка не слушается — я его съем!» Второй раз звал играть в футбол.

По-прежнему оставался непонятным арест Джалилова, и Ратанов инстинктивно чувствовал, что здесь кроется что-то, касающееся его самого. Он почти каждый день разговаривал с Щербаковой и знал, что Гошка, который был отпущен на свободу под подписку о невыезде, ни словом не упомянул об Арслане. Гошка поступил на работу и, по имевшимся у Ратанова сведениям, все вечера просиживал дома или во дворе, не показывая носа на улицу.

Так было до субботы.

Утром Гуреев в присутствии Ратанова допрашивал свидетеля по последней квартирной краже. Это был сосед инженера, который стоял внизу у лестницы, когда хозяин квартиры уходил на работу. Гуреев в свободной позе, повесив пиджак на спинку стула, сидел за столом и испытующе поглядывал на свидетеля. Иногда он листал какие-то записи в лежавшем перед ним голубом блокноте. Свидетель нервничал, переводя глаза с угрюмого лица Гуреева на его блокнот. Ратанов прекрасно знал, что в голубом блокноте не содержится ничего, кроме записей по автоделу, что свидетель никак не может оказаться тем связанным с Волчарой лицом, которое совершало эти дерзкие квартирные кражи, и поэтому игра, затеянная Гуреевым, показалась ему неуместной и жестокой.

— Минутку, — строго говорил Гуреев, — вы точно помните, что в прошлое воскресенье легли спать не позже одиннадцати? А если все-таки не в одиннадцать?

Свидетель побледнел.

Ратанов вернулся к себе и позвонил Дмитриеву.

— Ты один в кабинете?

— Один, товарищ капитан.

— Зайди к Гурееву и посиди у него со свидетелем, а он пусть зайдет ко мне.

Ратанов подождал минут пять, но никто к нему не зашел. Он позвонил Гурееву:

— Дмитриев у вас?

— Здесь.

— Я просил вас зайти.

— А зачем?

— Зайдите ко мне.

— Закончу допрос и зайду. — Гуреев положил трубку.

Так с Ратановым никогда никто не разговаривал, даже обычно грубоватый Гуреев. В первую секунду Ратанов растерялся: позвонить еще раз или пойти к Гурееву и самому отпустить свидетеля? Но что тот подумает и расскажет дома о взаимоотношениях между работниками милиции?

Гуреев вошел минуты через две.

— Что вы себе позволяете? — спросил Ратанов сухо.

— А что? Он, если хотите знать, тоже прошел огни и воды, и медные трубы… Судимый! Вы видели, как он нервничал! Так хотя бы есть надежда на что-нибудь прорваться…

— Я хочу вам сказать, чтобы вы прекратили в такой форме разговаривать с людьми!

— А я не первый день в милиции, допрашиваю, как умею, но за нарушение законности выговоров еще ни разу не получал! Это не мне одному нужно! Надо преступления раскрывать!

— Вы собираетесь выполнять мои указания? — строго спросил Ратанов.

— Допрашиваю, как умею…

— Вы знаете, о чем я говорю… Будете вы выполнять мои указания или нет?

Но Гуреев и сам понял, что перегнул.

— Сейчас я его отпущу…

Только перед обедом, развернув многотиражку и пробежав глазами заметку, напечатанную на самом видном месте, Ратанов понял, что произошло.

Заметка называлась «Много слов — мало дела».

«В отделении уголовного розыска горотдела милиции, — писал майор Веретенников, — много говорят о работе и мало делают. Дневные планы работ не составляются… Оперативные уполномоченные и старшие оперативные уполномоченные относятся друг к другу с панибратством. Раскрываемость преступлений падает…»

Большая часть заметки была посвящена недостаткам самого Ратанова: мало дает конкретных указаний подчиненным, «возомнил», — Ратанов перечитал это слово, — «возомнил» себя руководящим работником, мало считается с советами старших товарищей, нередко ездит с работы домой на машине… На черновую работу по раскрытию преступлений смотрит свысока. Заместителю начальника горотдела майору Шальнову следует больше и тщательнее контролировать работу Ратанова.

Заметка была написана так, что каждый из рядовых работников отдела должен был порадоваться: зазнающиеся руководители получают по заслугам, независимо от рангов и званий.

«Все это, — говорилось в конце заметки, — привело к вопиющему факту нарушения социалистической законности, поставившему нашу область в последний ряд по Федерации».

Передовая статья была посвящена предстоящему партактиву и в конце ее снова фигурировала фамилия Ратанова как нарушителя социалистической законности.

Ратанов хотел пойти к Егорову посоветоваться, но вспомнил, что тот с утра уехал в детскую колонию. В это время позвонили с вокзала: задержан «интересный гастролер». Потом директор рынка попросил прислать оперативника, чтобы посмотреть продававшийся с рук костюм. Двое участковых уполномоченных пришли посоветоваться с материалами на тунеядцев…

Ратанов никуда не пошел, послал Дмитриева на рынок, позвонил на вокзал, чтобы «гастролера» переправили в горотдел и засел с участковыми.

Перед обедом он зашел к Шальнову.

— Заметку читали?

— Читал. Там меня самого пропечатали… Редактор, по-свойски…

— Ну, и каково ваше мнение?

Ратанов почувствовал, что у него вдруг задергалась нога в коленке.

— Много лишнего, конечно…

— А насчет соцзаконности?

— В почте есть приказ, сейчас найду. Шальнов взял из сейфа массивную красную папку с тисненной золотом надписью «МГБ СССР. Управление милиции по Н-ской области. К докладу», хранившуюся у него все эти годы, и, порывшись в ней, вытащил приказ, отпечатанный на папиросной бумаге. Ратанов прочел:

«Учитывая, что при задержании преступников в деревне Барбешки были допущены факты грубого нарушения социалистической законности и извращение принципов оперативной работы, приказ о поощрении работников отделения уголовного розыска горотдела милиции отменить и материалы передать для служебного расследования в инспекцию по личному составу. Заместитель начальника управления охраны общественного порядка подполковник милиции Макеев».

— Но премию с вас все равно не удержат, — засмеялся Шальнов, — не положено.

— Я верну, мы все вернем.

Приказ был оглашен в конце рабочего дня в кабинете Шальнова при гробовом молчании присутствовавших. От комментариев Шальнов удержался и даже пытался смягчить удар, буркнув: «Бывает всякое».

— Я это чувствовал, — сказал Егоров, когда они шли от Шальнова, — Веретенников со мной перестал здороваться!

— Что мы так много говорим о Веретенникове! — возмутился Ратанов. — Кто такой Веретенников? Оперуполномоченный, который в управлении не играет никакой роли, является к нам и вместо того, чтобы работать, строит из себя начальника! В чем он нам помог?! Да если генерал узнает о его работе, он с него голову снимет.

Они зашли к Ратанову.

— Теперь все стало ясно, — немного остыв, заговорил Ратанов. — Приезд московского следователя, арест Арслана и все прочее, а раз так, то все это…

— Еще цветочки…

— У нас совесть чиста. Я схожу к Александрову. Скоро генерал вернется, Альгин… Надо пока раскрывать кражи. Где Барков?

…Появление нового приказа в общем-то нисколько не огорчило Баркова. Он работал, не думая ни о премиях, ни о выговорах, как все, находящие радость в самом процессе работы.

Единственное, что его тревожило, — судьба Арслана. Но в навалившееся на все отделение лихое время неудач он не мог днем ничего узнать об Арслане, а ночью, придя домой, сразу засыпал. Правда, он сделал попытку встретиться с Арсланом в тюрьме, но в канцелярии сказали, что без разрешения московского следователя они не могут ни о чем говорить с Барковым о Джалилове. Оставив передачу — две пачки «Беломора», он так и ушел не солоно хлебавши. И теперь, после зачтения приказа, он еще раз подумал, что мог бы узнать в КПЗ, привозят ли Арслана на допрос прямо в прокуратуру или сначала завозят в КПЗ. И в том и в другом случае они могли бы встретиться.

Гуреев ждал машину, чтобы ехать на судоверфь. Он курил у окна. Рогов звонил по телефону. Тамулис вычеркивал строчки в длинном списке поручений.

Барков, не входя к себе в кабинет, оглядел их и повернулся назад.

— Куда? — спросил Тамулис.

— В КПЗ.

— Передай привет своему Джалилову! — крикнул Гуреев. — Заварили кашу…

Барков ничего не ответил, стукнул дверью.