Екатерина Михайлова - "Я у себя одна", или Веретено Василисы

• Название: "Я у себя одна", или Веретено Василисы
• Автор: Екатерина Михайлова
• Жанр: Психология
• Год: 2003
• ISBN: 5-86375-049-9

Бывают книги, встреча с которыми становится событием. Как минимум потому, что они помогают взглянуть на свою жизнь иначе, чем мы привыкли. К их числу принадлежит и та, которую вы держите в руках. Именно таким необычным взглядом она и отличается от многочисленных книг "про женщин" и "про женскую психологию". Хотя, разумеется, речь в ней идет и о том, и о другом. А еще о женских психологических группах и их участницах, о гендерных мифах и о том, как они появля­ются. А также о том, почему мы такие, какие есть, и может ли быть иначе.

Узнавания сменяют открытия, боль и страх чередуются с иронией и озорством, пониманием и любовью. Так и крутится ве­ретено, сплетая нитку жизни — жизни женщины и жизни вообще, в которой столько разного...

А прочитать книжку полезно всем — независимо от пола, возраста и профессии. Право слово, равнодушными не останетесь…

---

Екатерина Михайлова "Я у себя одна", или Веретено Василисы

БЛАГОДАРНОСТИ, ИЛИ ПРОСТО ВОЗМОЖНОСТЬ СКАЗАТЬ "СПАСИБО":

—   Всем участницам женских групп разных лет и мест — за честь и удо­вольствие совместной работы. Имена и узнаваемые детали ваших исто­рий в этой книге изменены, потому что мы так договаривались. Иногда мне было очень жаль это делать: подробности бесценны. Но уговор до­роже.

—   Психодраматистам — учителям и коллегам — за науку, за особый цехо­вой кураж и знание тайных троп в ад и обратно.

—   Всем бывшим и нынешним сотрудникам Института групповой и семей­ной психотерапии, без которых не было бы женских групп, следова­тельно, и этой книги: Елене Виль-Вильямс, Ирине Дмитриевой, Евгении Левиной, Александру Масаеву, Галине Поддо, Наталье Дацкевич, Наталье Ефанкиной, Алене Науменко, Ольге Гавриловой, Елене Пикуновой.

—   Директору Института и моему мужу Леониду Кролю, поддержавшему в свое время проект, в успех которого не очень-то и верил.

—   Ольге Петровской и Александре Сучковой, ведущим в женском проекте Института тренинги "Зеркало для Венеры", "Жила-была девочка..." и еженедельные женские группы.

—   Заре Мигранян и Татьяне Рощиной, познакомившим меня с журнальным "закулисьем".

—   Ирине Тепикиной, редактору и повитухе этой книги, стимулировавшей полагающиеся муки. У авторов нынче модно редактировать себя са­мим — видимо, они не знают, какого удовольствия лишаются.

ЧИСТОСЕРДЕЧНОЕ ПРИЗНАНИЕ АВТОРА

Что касается этой книги... Сам предмет ее ни на секунду не позволяет за­быть, что мы ведем свой разговор в пространстве, насыщенном парами раз­нообразной гендерной, — то бишь связанной с "социальным", а не биоло­гическим полом, — мифологии. Не только что насыщенном, а с превыше­нием "предела допустимой концентрации". Нравится нам это или нет, но надышались по самое некуда. Попробуйте-ка сказать о "женщинах вообще" хоть что-нибудь неизбитое — все равно получится банальность, глупень­кая младшая сестренка мифа. Бородатая патриархальная мифология пере­путалась в наших бедных головах с новейшей феминистской, которая, на мой взгляд, обладает всеми чертами бунтующей дочери властного отца: в яростной борьбе до поры до времени трудно разглядеть семейное сход­ство; в жизни примирение иногда наступает, когда папа делается слаб и немощен, а дочка становится мудрей, но то в жизни... Пока они воюют, нам-то с вами жить, вот в чем проблема. И как во всякой "семейной скло­ке", занимать одну сторону явно недальновидно — решение простое, но убогое. А поскольку "поле битвы" — мы сами, тем более не стоит.

Ни одно суждение, ни одна оценка в такой ситуации не могут быть непред­взятыми, и в этом смысле положиться мне решительно не на что. Разве что — с полным пониманием уязвимости такой опоры — на собственный человеческий и профессиональный опыт, на совершенно субъективное и ненадежное ощущение того, где живое и разное, а где "фанера", дутый па­фос простых решений. Разве что на любимых авторов — очень мне хоте­лось привести их в эту книжку, чтобы другие тоже могли кого вспомнить, а кого узнать. И, возможно, полюбить. Или нет, уж в этом-то мы относитель­но свободны. Разумеется, авторами я считаю не только поэтов и ученых, но и тех, с кем вместе все эти годы мы пряли свою пряжу и ткали полотно общего разговора о женской жизни.

Кстати, о свободе. Я позволю себе время от времени впадать в академиче­скую стилистику — просто потому, что это часть моего опыта. Но верна ей не останусь: собираюсь быть легкомысленной, непоследовательной и кап­ризной — насколько получится. Добрая половина цитат извлечена из па­мяти, в чем честно признаюсь. Компания авторов собиралась по един­ственному признаку моей любви и восхищения, иногда многолетних и по­чтительных, а иногда совсем недавних. Известность, рейтинги и близость к вершинам научного или литературного олимпов роли не играли. У нас на женских группах без чинов, знаете ли. Почему-то рука не поднималась беспокоить тени великих поэтесс: они и так всегда с нами — "и над безд­ною родимой уж незнамо как летаем — между Анной и Мариной, между Польшей и Китаем". На источники ссылаться собираюсь как и когда будет удобно, а временами — не ссылаться вообще. Вот только что не сослалась, и ничего. Хотя и знаю, что это строчка великолепной Юнны Мориц. С удо­вольствием избавлю моего редактора от поиска страниц, изданий и прочей фигни, которой мы обе отдали дань в других наших совместных авантю­рах. Из больших цитат беру только то, что мне подходит (в общем-то все так делают, но не признаются). Тенденциозный пересказ без ссылки на ис­точник — это чистой воды сплетня, вот этим и займусь. С большим, надо заметить, удовольствием.

От логической "расчлененки" (часть первая: что такое женщина; часть вто­рая: история вопроса; часть пятнадцатая: выводы и рекомендации) — от­казываюсь. В темном лесу, — который может символизировать не только бессознательное, но и многое другое, — от дефиниций мало толку. Между прочим, набрести в лесу на подозрительно заезженную дорогу — отнюдь не подарок: вместо новых и интересных мест наверняка выйдешь по ней к заплеванному садово-огородному кооперативу, а то и к глухому забору во­енной части. Буду очень стараться избегать терминов — из-за их "отяго­щенной наследственности". Но полностью без них обойтись, боюсь, не по­лучится. Это исключительно моя проблема. С небольшими словесными трудностями поступим так: встретив незнакомое слово, дайте ему хороше­го пинка — и будьте уверены, что ничего не потеряли.

Никаких претензий на полное отображение женской души, жизни и про­блем не имею. Глупо и амбициозно: предмет неисчерапем, а от "Полных энциклопедий" всего чего угодно вообще тошнит. Более того, на хорошо "пережеванные" темы высказываться как-то не тянет. К примеру, брак и карьера, равно как и правильное воспитание детей, идеальное ведение до­машнего хозяйства или "семь правил охоты на любимого" не вдохновляют категорически. Скажете, что тогда остается? А вот посмотрим — глядишь, кое-что и останется.

В мои коварные планы входит также перескакивать с пятого на десятое, отвлекаться на каждый пустяк, если он покажется важным, и бессовестно умалчивать о важных вещах, нудно повторяться, бросать туманные намеки и делать провокационные заявления, а также громко распевать жестокие романсы и неприличные частушки. В темном лесу это очень бодрит.

Пока я тут болтала, похоже, мы пришли: "Хорошо, — сказала Баба-яга, — знаю я их, поживи ты наперед да поработай у меня, тогда и дам тебе огня, а коли нет, так я тебя съем! — Потом обратилась к воротам и вскрикну­ла: — Эй, запоры мои крепкие, отомкнитесь, ворота мои широкие, от­воритесь!".

КТО БОИТСЯ ВАСИЛИСЫ ПРЕМУДРОЙ?

—  Что теперь нам делать? — говорили девушки. —

Огня нет в целом доме, а уроки наши не кончены.

Надо сбегать за огнем к Бабе-яге!

—  Мне от булавок светло! — сказала та, что плела кружево.

— Я не пойду!

—  И я не пойду, — сказала та, что вязала чулок,

— мне от спиц светло!

—  Тебе за огнем идти, — закричали обе,

— ступай к Бабе-яге!

Совершенно дурацкое дело — объяснять, почему веретено, Василиса и ка­кое это имеет отношение к названию "Я у себя одна" и женским группам, которые я уже довольно давно веду. Почему, к примеру, не "Коклюшки Кассандры" или "Наперсток Натальи"? Так и вижу пару-тройку ироничных коллег: "веретено", конечно же, фаллический символ, а Василиса — имя несколько двуполое, а все вместе — это, разумеется, зависть к пенису, как завещал дедушка Фрейд. Ребята, я вас все равно люблю и уважаю. Другие коллеги, исповедуя иные профессиональные верования, склонятся к идее женской инициации с символикой нити судьбы, ритуалом зимних посиде­лок; а то еще и этимологией имени Бабы-яги побалуют. Вишь, то ли она просто-напросто "ягая", злая то есть, то ли русифицированная версия Бабай-Аги. И тоже хорошо. Объясняться — занятие неблагодарное, ну его со­всем. А дело было так.

Сказка про Василису — имеется в виду та, в которой девочка получает в наследство от умирающей матери волшебную куколку-помощницу и по приказу мачехи идет за огнем к Бабе-яге, — стоит в ряду "женских" сказок несколько особняком. Героиня вспоминается не кротостью, красотой, бес­конечным терпением или тем, как она отказывается от себя во имя, сами понимаете, большой Любви, — то есть не добродетелями "хороших дево­чек", а чем-то еще. За своим испытанием, за страшноватым, но необходи­мым светом она идет в темный лес одна: ни далекий отец, ни проезжающие по другим дорогам добры молодцы ей не помощники, вся надежда на себя да на куколку. Решение и помощь находятся совсем не там, где их принято искать в "женских историях". Как сказали в одной группе: "Золушка едет в заколдованной карете, на ней все чужое, все иллюзия; Спящая Красавица вообще лежит себе и ждет принца, а Василисе ждать нечего, и она идет пешком. И хотя все кончается, как положено, свадьбой, — путь другой, ре­шение другое". Во многих женских группах как-то сама собой эта сказка оказывалась сказкой "про другое".