Александр Фитц - Утро в раю (очерки нашей жизни)

• Название: Утро в раю (очерки нашей жизни)
• Автор: Александр Фитц
• Издательство: Голос-Пресс
• Жанр: Публицистика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-7117-0472-9

Тираж моей последней книги «Письмо канцлеру» разошёлся в полгода. Позвонили из издательства и предложили сделать допечатку. Я подумал и отказался. Цель к тому времени была достигнута - «Письмо» до канцлера добралось, и отправлять копию не имело смысла.

Признаюсь, о том, что моя книжка окажется в личной библиотеке Ангелы Меркель, я даже помыслить не мог. Но в декабре 2009 года вдруг получил официальную бумагу с водяными знаками и гербом в левом верхнем углу, подписанную ответственным сотрудником Канцлерамта д-ром Маттиасом Шмидтом, в которой он уведомлял, что экземпляр «Письма канцлеру» «находится в личной библиотеке д-ра Ангелы Меркель».

Очень удивившись и, что скрывать, возгордившись, я (письменно) поблагодарил его за приятную новость и оказанное внимание, но вот спрашивать, прочла ли госпожа канцлер книжку или отложила до лучших времён, то есть до пенсии, не стал.

А потом сел и написал продолжение «Письма». Точнее завершение, так как более к теме российских немцев и судьбы этого народа, непростых, порой трагичных отношений Германии и России решил не возвращаться. Всё, что хотел и должен был сказать об этом, я теперь сказал.

Что же касается названия книги, то рай ведь не обязательно парадиз и сплошные праведники. Он разный. А главное - у каждого свой. Мой рай - Германия. О жизни в нём я и рассказываю.

---

Почему немцы должны искупать вину за Гитлера перед турками (кстати, союзниками Гитлера) или афганцами, палестинцами, тунисцами и другими мигрантами, остаётся загадкой. Может ли так продолжаться вечно и не лопнет ли в конце концов спираль народного терпения?

Согласен, вопрос это скорее риторический, ибо ответ на него давно витает в воздухе. А вот запалом к грядущим событиям (сказать войне — язык не поворачивается) вполне может послужить результат футбольного матча на чемпионате мира или очередном европейском первенстве между командами Германии и Турции или, допустим, Франции и Алжира.

Можно ли этого избежать? Несомненно. Но для этого нужно в законодательном порядке ввести строгие наказания, вплоть до тюремного заключения лет эдак на десять, с последующей высылкой из страны, каждого, кто появится с лозунгами «Deutschland verrecke!», что в переводе на русский язык означает «Германия, сдохни!», или «Мы ненавидим Германию», «Германия для турок» и т. п. А шествия с плакатами не менее мерзкого содержания в Германии, к сожалению, проходят регулярно.

14 февраля 2009 года в Дрездене состоялся траурный марш памяти жертв англо-американских бомбардировок, организованный молодёжным движением «Восточная Германия», в котором приняло участие порядка шести тысяч человек. Противостояла им, как водится в таких случаях, контрдемонстрация, организованная социал-демократами, «зелёными», партией Левых и профсоюзами. Под свои знамёна они собрали около десяти тысяч человек. Порядок поддерживали четыре тысячи полицейских.

Дабы напомнить читателям предысторию конфликта, процитирую не немецкую, а американскую газету[54]: «64 года тому назад, в ночь с 13 на 14 февраля 1945 года, один из красивейших европейских городов Дрезден был сожжён дотла в результате ковровой бомбардировки англо-американской авиацией. „Мы выбомбим Германию — один город за другим. Мы будем бомбить вас всё сильнее и сильнее, пока вы не перестанете вести войну. Это наша цель. Мы будем безжалостно её преследовать. Город за городом: Любек, Росток, Кёльн, Эмден, Бремен, Вильгельмсхафен, Дуйсбург, Гамбург — и этот список будет только пополняться“. Растиражированное на листовках, это обращение командующего бомбардировочной авиацией Великобритании сэра Артура Харриса к населению Германии разбрасывалось над территорией страны вместе с бомбами. К разработке методики таких бомбёжек британские власти привлекли математиков, физиков, химиков, инженеров-строителей и пожарных. В итоге специалисты пришли к выводу, что для массового уничтожения населения предпочтительнее не фугасные, а зажигательные боеприпасы, поскольку старинные немецкие города были крайне восприимчивы к огню. Такие бомбардировки получили кодовое название „Огненный шторм“.

Квинтэссенцией бомбовой трагедии 1945 года стало уничтожение Дрездена. На момент первой бомбёжки 13 февраля в городе с населением 640 тысяч человек находились около 100 тысяч беженцев и раненых (в последние месяцы войны Дрезден был превращён в город-госпиталь).

В 22.09 первая волна британских бомбардировщиков сбросила на Дрезден 900 тонн фугасных и зажигательных бомб, что привело к возгоранию всего старого города. В 01.22, когда интенсивность пожара достигла апогея, на город обрушилась вторая волна бомбардировщиков, сбросивших на пылающий Дрезден ещё 1500 тонн „зажигалок“. Ещё через 9 часов последовала третья волна: лётчики — на сей раз уже американские — за 38 минут сбросили на город около 400 тонн бомб. Вслед за бомбардировщиками появились истребители, принявшиеся „обрабатывать“ город из пушек и пулемётов. Целью одной из атак стал берег Эльбы, где от пожарища спасались тысячи беженцев и раненых из госпиталей. Точное количество жертв бомбардировок 1314 февраля 1945-го до сих пор не установлено. По разным оценкам, в огненном смерче погибли от 25 до 130, а по некоторым источникам более 250 тысяч человек. В основном — гражданского населения. Обугленные трупы извлекали из подвалов домов ещё в 1947 году.

Вопреки бытующему мнению, уничтожение Дрездена не только не являлось акцией, проведённой по требованию советского командования (на конференции в Ялте советская сторона просила бомбить железнодорожные узлы, а не жилые кварталы), оно даже не было согласовано с командованием Красной Армии, передовые части которой находились в непосредственной близости от города».

Так вот, противники траурного шествия сразу же обозвали его «правым маршем неонаци». Почему? На каком основании? Ни на каком. Обозвали — и точка. А вот сами несли плакат следующего содержания: «Никогда больше примирения с Германией! Немцы и немки — преступники, а не жертвы!» Примечательно, что под этим плакатом шествовали ведущие политики страны — Франц Мюнтеферинг от социал-демократов, Грегор Гизи от партии «Левые», Клавдия Рот — от «зелёных». Позади них колыхалось, как сообщили газеты, ещё несколько примечательных плакатов, в том числе: «Харрис, сделай это ещё раз!» (Харрис, напомню, командовал бомбардировками Дрездена).

И все эти люди, включая левацких отморозков из так называемой AntiFa30, называют себя «антифашистами», «борцами с нацистской угрозой» и «строителями общества доброты и мира». Ну что тут скажешь? Ничего не скажешь. Как не найти разумного объяснения тому, что провокационные марши болельщиков по германским улицам с национальными флагами других стран, например, той же Турции, у официальных властей ни тревоги, ни опасения не вызывают.

Перечитал последние абзацы и подумал: нехорошо заканчивать столь пессимистично. Встал из-за стола, хожу, размышляю, и вдруг сообщение по радио: «Пока немецкие интеллектуалы затевают дебаты о наличии или отсутствии патриотизма в футболе, социологи уже успели провести опрос. И оказалось, что 61 процент населения Германии вывешивание национальных флажков и флагов приветствуют, 8 процентов — категорически осуждают, а 13 процентов — не определились»[55]. Как говорится, не фонтан и не Эверест народного единения, но всё же.

А радио продолжало информировать: «Всемирная служба Би-Би-Си провела опрос с целью выявить страну с самым положительным имиджем, опросив 30 тысяч респондентов в 28 странах мира. По итогам соцопроса самой позитивной страной мира отказалась ФРГ, получившая положительные оценки 59 процента опрошенных. При этом наиболее привлекательный образ Германии сложился у жителей Франции и Южной Кореи (84 и 82 процента соответственно), а меньше всего эту страну любят в Турции, Индии и Пакистане (33,22 и 22 процента соответственно)»[56].

То, что Германию любят французы, меня искренне обрадовало. Ведь столько воевали друг с другом. А вот что к ней испытывают неприязнь турки, индусы и пакистанцы — удивило. За что? Наверное, за то, что не всех их приняли в Германию в качестве беженцев, а только миллионов пять-шесть?

Я ещё походил по кабинету и вспомнил не самую умную, не самую смешную, но весьма подходящую, как показалось, присказку: «Уважаемые гости, не надоели ли вам хозяева?». Думаю, надоели. Особенно своим безудержным гостеприимством. Хотя, с другой стороны, чтобы тебя уважали, нужно, прежде всего, как минимум, самому начать себя уважать.

2009–2010 гг.

Письмо канцлеру

Осторожно, чтобы не разбудить жену, Виктор Дик приподнялся на кровати и глянул на часы, нудно тикающие на тумбочке.

Обе стрелки, и маленькая и большая, сошлись на цифре 3.

— Уф-ф, — вздохнул Дик, а про себя подумал: «Которую ночь не могу заснуть, а днём, словно с похмелья. Может, действительно водки треснуть?» Он было собрался в зал к серванту, в нижнем отделении которого стояла початая бутылка «московской» и пара итальянского десертного, как Марта, пробормотав что-то невнятное, повернулась на другой бок.

Дик вспомнил, что нюх у неё, как у Жана-Батиста Гренуя[57], причём даже во сне, и пить водку ему расхотелось. Не то чтобы он испугался жениного нудения или упрёков — просто не хотелось выглядеть слабаком, причём в собственных глазах. Да и к алкоголю, если честно, Дик всегда был равнодушен. Иное дело женщины. Но здесь, в Германии, да ещё с его статусом и запретом на работу какие могут быть женщины?

Вздохнув, Дик снова стал размышлять о том, как бы ему выпутаться из ситуации, когда ты вроде и не ты, а невесть кто, для которого нет ни настоящего, ни прошлого, ни будущего. Уповать на чудо он устал, хотя священник Сибелиус, с которым беседовал накануне, сказал, что молится за них и им тоже хорошо бы молиться и верить, что всё образуется. И ещё отец Сибелиус вспомнил времена, когда переселенцам в Баварии жилось ещё более тяжко: не было работы, не было жилья, не было еды, плечи людей давила огромная контрибуция. В некоторых районах местные крестьяне встречали их с вилами наперевес, мол, сами голодаем, а тут вы ещё прёте[58].

А разве спрашивают согласия у выселяемых, когда проводят этнические чистки? Вот и очутились в Баварии и других западных землях Германии двенадцать миллионов немцев из Силезии, Восточной Пруссии, Судетской области, Югославии.