Фёдор Полынин - Боевые маршруты

• Название: Боевые маршруты
• Автор: Фёдор Полынин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Помню, приехали с Ромазановым в одну из таких мастерских. Смотрим, Ил-2 стоит. Хвост наполовину обрублен, одна плоскость почти начисто оторвана, в фюзеляже зияют большие рваные отверстия. Под остеклением фонаря видим: чья-то голова торчит. Подходим ближе. Летчик сбрасывает фонарь, быстро спрыгивает на землю, представляется.

- А вы зачем здесь? - спрашиваю пилота.

- Как зачем? - удивляется он. - Самолет пригнал на ремонт. Прямо из боя.

- Где же вы сели?

- А вон на той поляне, - указал он рукой на широкую прогалину между лесными массивами.

Мы посмотрели на машину и покачали головами. Летчик рассмеялся:

- Сам удивляюсь, как она держалась в воздухе.

- Но вам-то здесь зачем быть? - спрашивает его Ромазанов. - Оставьте самолет и поезжайте в часть.

- Извиняюсь, товарищ полковой комиссар, самолет не брошу, - нахмурился летчик.

- Это почему же?

- "Безлошадным" походил вдоволь. Хватит! А у машины и ремонт-то невелик.

- Хорош "невелик", - рассмеялся я. - Хвост новый поставить, да крыло заменить, да весь фюзеляж залатать.

- У ремонтников золотые руки, товарищ генерал, - стоял на своем летчик. Они это мигом.

Я сам видел эти золотые руки в деле. Нередко, случалось, подбитые штурмовики садились на вынужденную в поле, капотировали и от ударов носом в землю гнули винты. Новых винтов под рукой не оказывалось. В таких случаях ремонтники прибегали к весьма своеобразной "технологии". Погнутый винт вставляли между двумя рядом стоящими соснами и выпрямляли. Сейчас такой технологический прием может вызвать улыбку, но тогда это считалось в порядке вещей.

...Нас тронула приверженность летчика к боевой машине, и мы не стали настаивать на его возвращении в часть. Все равно без самолета ему делать там нечего.

- Только сообщите о себе, где находитесь, - подсказал я. - Иначе будут считать погибшим.

- Это мы сейчас, мигом. - И летчик бодро зашагал к штабному домику, откуда можно было позвонить по телефону.

- Да разве такой народ можно победить? - задумчиво спросил Ромазанов. И сам же ответил: - Никогда!

В этом я тоже был убежден не меньше Ромазанова. Да и весь остальной состав ни на минуту не сомневался, что, как ни тяжело нам сейчас, враг все равно будет остановлен, а затем разбит. Конечно, мы не думали тогда, что война протянется почти четыре года.

Самолеты тогда были дороже золота. Идут жаркие бон, мы несем потери, а восполнять их, по существу, нечем. Теми крохами техники, которые мы получали, заполнить брешь было невозможно. Я даже завел специальную тетрадь, в которой ежедневно отмечал, сколько же у нас остается боевых самолетов. По каждой дивизии, по каждому авиационному полку. Горько было сознавать, что цифры эти становились все меньше и меньше.

В тех условиях надежда была только на ремонтников. У них дни и ночи пропадали наши инженеры, политработники. Нередко они и сами становились у станков, брали в руки молоток, ключ, зубило, помогая мастерам в работе. Подлатали машину, вдохнули в нее жизнь, и снова она уходит в бой. Ни минуты простоя. Этой роскоши война не позволяла. Ремонтников отмечали наградами так же, как и летчиков. Они этого заслуживали. Нередко мастера-солдаты не уходили со своих рабочих мест сутками.

Однажды на наши настойчивые просьбы пришел наконец положительный ответ: вам направлена новая авиационная мастерская. Как же обрадовались главный инженер ВВС фронта военный инженер 1 ранга П. А. Лосюков и его заместитель И. Ф. Горохов: теперь дела с ремонтом машин пойдут живее.

Но не успела эта мастерская развернуться, как попала под воздушный налет. Посыпались бомбы и раскидали, разнесли драгоценное оборудование. Да еще шестерых квалифицированных специалистов потеряли: двух убило, четырех ранило.

Когда мне доложили об этом, я напустился на инженеров:

- Как же вы не сумели ее сберечь?

- Все сделали как надо, - сокрушенно развел руками Лосюков. - Мастерская развернулась в лесу, сверху машины закидали ветками. Как немцы о ней пронюхали -- ума не приложу.

Лосюков и Горохов были квалифицированными инженерами. Их энергии, предприимчивости мы во многом обязаны тем, что самолетный парк поддерживался на уровне, позволявшем выполнять боевые задачи. Когда приходилось отступать, Лосюков и Горохов принимали энергичные меры, чтобы ни одной машины на аэродромах не осталось. Те, что не поддаются ремонту, уничтожали. С остальных неисправных машин снимали крылья, фюзеляжи их подцепляли к тракторам и грузовым автомашинам и отправляли в тыл.

В один из октябрьских дней после утомительного ночного перехода наш штаб остановился возле небольшой деревушки в лесу. Неподалеку на поляне приземлилось несколько связных самолетов.

- Слетайте-ка, - говорю Лосюкову, - и лично проверьте, не забыли ли что в спешке эвакуировать с ближайших аэродромов. А попутно посмотрите, по каким дорогам и в каком направлении движутся машины-заправщики.

Лосюков взял с собой инженера Крюкова. Сели они в трехместный По-2 и поднялись в мглистое небо. Потом я себя крепко ругал, что послал его на задание. В конце концов, можно было направить кого-то другого. Но разве все обстоятельства того тревожного времени можно было учесть?

...Где-то над Брянскими лесами на маленький беззащитный самолет набросился Ме-110. Фашисты тогда шныряли по всем направлениям, не давали нам покоя ни днем ни ночью. Наш летчик круто развернул самолет и ушел от погони в облака. Спустя какое-то время он снизился и приземлился на лесной поляне. Лосюков и Крюков помогли летчику упрятать машину под кроны деревьев.

Прошло минут двадцать. Немец в небе больше не появлялся. Тогда По-2 снова взлетел, и (надо же такому случиться) из облаков вынырнул тот самый Ме-110. Спикировав, он зашел в хвост нашему самолету и полоснул по нему длинной пулеметной очередью. Самолет вспыхнул. Лосюков почувствовал, как обожгло плечо (пуля прошла навылет), во рту стало солоно. Оказывается, другая пуля разорвала губу и выбила несколько зубов. Летчик направил машину вниз и приземлился на первой попавшейся площадке.

- Не помню, - рассказывал мне несколько лет спустя Лосюков, - то ли меня при ударе о землю выбросило из кабины, то ли, собрав силы, сам вывалился. Только чувствую - горю. Начал кататься по траве, чтобы сбить пламя. Вижу, бежит, пылая, как костер, Крюков и дико кричит. Его, видимо, облило бензином. Признаюсь: страшно было смотреть на этот живой факел. Вот он словно обо что-то споткнулся, упал и замер. Сгорел заживо. Сгорел, не успев выпрыгнуть из кабины, и летчик.

Сознание меня покинуло. Очнулся в вагоне. Оказывается, кто-то меня, обгоревшего, подобрал, доставил на ближайшую станцию и сунул в проходящий санитарный поезд.

Мне удалось разыскать главного инженера в Тамбове, в госпитале. Выделил для него самолет, переправил в Куйбышев, подальше от фронта, и там, много месяцев спустя, Лосюков встал на ноги.

После войны Лосюков долгое время работал в аппарате главнокомандующего ВВС. Сейчас он в отставке.

Много раз видел я, как гибнут люди, сам ходил на грани смерти, но такой жуткой картины, что нарисовал при встрече Лосюков, даже и представить не мог.

* * *

Заместителем командира 20-го истребительного авиаполка по летной подготовке был участник боев в небе Китая капитан Конев Георгий Николаевич. Моложавый, высокого роста, он представлял собой сгусток энергии и отличался молодецкой удалью. В каких только переделках не приходилось ему бывать, но всегда он выходил из них победителем. Конев уже тогда успел заслужить три ордена Красного Знамени - награды, которые делают честь самому храброму бойцу.

Как-то с Ромазановым мы направились в этот полк, чтобы провести там летно-тактическую конференцию. Хотелось поближе познакомиться с летным составом, изучить боевой опыт, с тем чтобы потом сделать его достоянием других частей.

Летно-тактические конференции, на которых детально анализировались приемы и способы боевых действий, давали для этого богатейший материал.

Подъезжаем к аэродрому, слышим в небе басовитый нарастающий гул.

- Никак фашисты идут, - говорит Ромазанов. И верно. Вскоре без труда можно было опознать большую группу "юнкерсов", над которыми кружили "мессершмитты". В это время со стороны аэродрома раздался грохот, заглушивший звук вражеских самолетов. Круто набирая высоту, в воздух поднялась пара "яков". "Что же так мало, что одна пара может сделать?" - подумал я о просчете командира полка.

Вражеские самолеты между тем приближались. Мы вышли из машины, чтобы посмотреть, как будет развиваться воздушный бой. Экипажи бомбардировщиков, по-видимому, заметили наших истребителей и начали смыкать строй, чтобы отразить атаку. Когда расстояние между противниками сократилось настолько, что можно было открывать огонь, ведущий пары, сделав "горку", выпустил по одному из "юнкерсов" серию трассирующих снарядов. Тот сразу же вспыхнул и, оставляя за собой дымный след, круто пошел к земле. А истребитель тем временем, выполнив боевой разворот, бросился на другой бомбардировщик. Ведомый неотступно следовал за ведущим, охраняя его сзади от приближающихся истребителей врага. Новая атака оказалась настолько молниеносной, что мы даже не заметили огненных следов снарядов. Видим только: второй "юнкерс" тоже загорелся и с завыванием пошел к земле. Строй бомбардировщиков распался, бомбы, предназначенные для удара по аэродрому, начали падать и гулко ухать в стороне.